Дальше пошли женихи. В основном это были молчаливые, взрослые мужчины, имеющие следы от наколок на фалангах пальцев. Они были одеты в дорогие костюмы, приезжали к нам под видом дружеского визита к папе, а меня заставляли подавать им чай. Я понимала, что происходит, но не знала, что с этим сделать. Папа не говорил, что это за люди, он делал вид, что они приехали к нему. Он просто добавлял:

– Никеш, посиди-ка с нами. Как у тебя дела? Чем сейчас интересуешься? Мать говорит, ты в Интернете торчишь целыми днями?

– Торчу, – хмуро кивала я.

– А вот Коля (Вася, Петя, Семен) тоже в Интернете разбирается.

– А вас, Николай, простите, как по отчеству? – ехидничала я.

– Меня можно звать просто – Коля.

– Я просто не могу. Вы же мне в отцы годитесь. Старость надо уважать, – как ни в чем не бывало заявляла я и смотрела на взбешенного, красного от ярости отца невинными глазами хорошо воспитанной девушки. А что? И место надо уступать старичкам. Место под солнцем.

Все это длилось какое-то время, причем могу сказать, что отец не давил на меня особенно. Во всяком случае, так, как он мог и умел давить, если ему что-то было действительно надо. Я знаю, к примеру, что одному его должнику, который по каким-то банальным причинам не смог то ли отдать долг, то ли выплатить все проценты... так вот, ему взорвали машину, в которой должны были сидеть его жена и двое детей. Взрыв прогремел за минуту до того, как они подошли к машине, а после мой отец проводил профилактическую беседу с должником.

– Долг платежом красен. В следующий раз может и не повезти так, как сегодня. Всякое же случается. Москва – такое небезопасное место, – говорил он.

Я уверена, что деньги отец получил.

– Пусть радуется, что все живыми остались, – только и всего, что сказал мой отец, обсуждая это дело с кем-то в кабинете.

Я слушала этот разговор, я вообще много чего интересного слышала, ведь меня не замечали особо, на меня не обращали внимания. Я была любимая, дорогая, привычная вещь, часть интерьера в доме. И, слыша все, что говорилось при мне, я понимала, что, как бы ужасно отец ни обращался с матерью, с бабушкой и со мной, это лучшее, на что он способен. В целом мой отец был и есть монстр.

Игры с женихами закончились года полтора назад. Именно тогда поток неожиданных гостей в нашем доме стих, ручей иссяк. Видимо, количество относительно приличных мужчин в окружении моего отца было крайне ограниченным, скудным. Он тоже понимал истинную цену всем своим знакомым и, желая мне добра, не собирался на самом деле отдавать меня какому-нибудь старому лысому криминальному бизнесмену, который будет ужасно обращаться со мной. А конкретно мой папа не хотел, чтобы я вышла замуж за такого, как он сам.

Я уже было обрадовалась, что можно расслабиться и зажить относительно спокойной жизнью. Начала намекать отцу, что неплохо бы мне обзавестись собственной маленькой и скромной квартиркой. Я уже все-таки была взрослая. Но он только задумчиво смотрел на меня и теребил свой волевой квадратный подбородок. А потом случился Никита. И жизнь моя пришла в норму.

Никита был практически моим ровесником, старше всего на три года. Двадцатипятилетие свое Никита встретил, имея собственный «Порше», платиновую кредитку и диплом МГИМО. Он не был уродом, имел голубой цвет глаз, каштановые кудри и очень здоровый цвет лица. Мы познакомились на дне рождения одной моей подруги. Никита определенно был из очень хорошей семьи. Она жила за городом, в красивом небольшом особняке, а Никите была предоставлена уютная трешка на Кутузовском, в старом доме с какими-то гранитными мемориальными досками на стенах.

– Что это за хмырь? – спросил меня отец, когда увидел Никиту, провожавшего меня до дома с той вечеринки.

– Просто знакомый, – пожала я плечами, стараясь ничем не показать, что Никита, в общем-то, мне понравился. Не как потенциальный жених, а просто как парень. С ним было, как это сказать поточнее, прикольно. Да, прикольно. И самое прикольное в нем было то, что и он меня в качестве потенциальной невесты не рассматривал. Всю вечеринку мы с ним хохотали, подогретые изрядной долей травки. Я, вообще-то, этим не увлекалась, но Никита как-то меня уговорил, и вечеринка стала еще интереснее. Даже когда мы доехали на Никитином «Порше» до моего дома, я с трудом сдержала смех, глядя на то, как хмурится мой папаша.

– А, ну-ну. Повнимательнее с этими оболтусами. Он хоть не пьет?

– Он за рулем, – пояснила я, благоразумно умолчав о том, что Никита курит. После чего отец (надо же) отстал от меня и не задал больше ни одного вопроса. Мы с Никитой стали друзьями, принялись болтать в Facebook. Он присылал мне какие-то шуточки, песенки из Youtub. В общем, общались. Пару раз он сводил меня на премьеры в «Кодак-киномир», и особенно понравился мне тем, что не стал хватать меня там за грудь, которой у меня практически не имелось, или за коленки, об которые при определенных обстоятельствах можно было сильно ушибиться. Никите, кажется, не слишком нравились костлявые моделеобразные девушки, так что у нас вполне намечалась приятная, ни к чему не обязывающая дружба.

– Твой Никита – неплохой парень! – говорил отец, видимо, чувствуя, что от Никиты не исходит никакой реальной, существенной угрозы.

– Между прочим, Никитины родители разрешают ему жить самому, – воткнула шпильку я, все еще строя планы на светлое независимое будущее.

– Потому что Никита – мужик. Чего ему сделается? А ты – баб... девушка, ты не должна жить сама по себе. Мало ли что случится.

– Ничего, ничего не случится. Честное слово. Ну, пап!

– Разговор окончен! – хлопнул по столу он и вышел. Я надулась, но в целом жизнь была очень даже сносной. Мы с Никитой встречались почти каждый день, и он вносил ощутимое разнообразие в мою жизнь, особенно если учесть, в каком стоялом, замшелом болоте я жила. Мы ходили в какие-то новые для меня, прикольные места. Рестораны, клубы, какие-то компании позолоченной, инкрустированной кристаллами Сваровски молодежи. Никита презентовал меня всем как свою девушку, хотя по-настоящему это было совсем не так. Я не возражала. Пусть хоть чайником зовет, но лишь бы продолжалась эта вереница веселых дней. Это было хорошо, правда. Бездумное, разухабистое веселье, так прекрасно оттеняющее всю бессмысленность бытия. Я плыла по течению, абсолютно не задумываясь о сути происходящего. Меня несло, как бревно, сплавляемое по реке. Оно, может, тоже думает, что плывет само по себе, по своей доброй воле. Однако рано или поздно случится очевидное, как бы странно это ни показалось. Бревно приплывет к верфи и будет погружено на корабль, чтобы больше уже никогда не вернуться в родной лес.

В один прекрасный, на самом деле очень солнечный и ясный летний день случилось нечто для меня странное. Никита сделал мне предложение. Мы сидели в летнем ресторане, на двенадцатом этаже одной из новых арбатских высоток, пили хорошее красное вино. Никита выпил совсем немного, потому что был за рулем. Он говорил, что сейчас пить за рулем стало дороговато. В общем, мы болтали, наслаждаясь прекрасным видом на Москву. Я подставляла лицо солнцу и ветру, смотрела вниз, на машины, сквозь тонированные стекла солнцезащитных очков.

– Я думаю, нам надо пожениться! – вдруг сказал Никита, когда мы ожидали горячее.

Я повернулась к нему и, не сдержавшись, прыснула со смеху.

– Да. Это было бы просто забавно!

– Это точно, – кивнул он. – Представь нас в загсе!

– Ага, я – в белом платье, а ты в смокинге. Может, еще потом вечеринку «мини-бикини» устроить? У бассейна?

– С коксом и ананасами, – балагурил он. – А потом погонять на «Порше».

– Это просто прекрасно. Шоу.

– Так что скажешь? Воплотим его в жизнь? – спросил он, глядя куда-то в сторону, по направлению к Красной площади. Сквозь стрелу Нового Арбата с нашей веранды был виден совсем маленький кусочек красной стены.

Я закончила улыбаться и вгляделась повнимательнее в своего дружка. Он что, уже что-то принял? Или все-таки вино оказалось слишком хорошим?