лишь лёгкую грусть. Гораздо позже, я стала думать о его уходе с сожалением и даже

некоторой досадой на себя, на свои невнимательные глаза с повязкой близорукой юности…

Однажды ночью, роясь в сети, я совершенно случайно набрела на сайт его группы и,

наконец, по-настоящему смогла услышать его. Тогда со мной уже не было брата, не было

друзей детства, не было поездок в родной город, больше не было ничего, но в могильной

пустоте ночи существовал его голос, и он говорил со мной. Он напомнил мне о том дне,

когда мы в первый и единственный раз обменялись словами – это случилось за несколько

недель до трагической случайности, хладнокровно забравшей его жизнь. В очередной раз

навещая старых друзей, я получила от них приглашение на любительский концерт гаражных

групп, где они должны были выступать. Помню, мы шумно вели себя за кулисами: я спорила

с другом из-за текста песни, которую их группа готовилась исполнять, и предлагала свой

вариант припева; в конечном итоге меня заставили пропеть предложенные строки, чтобы

друзья смогли точно решить, что же им больше подходит. Закончив петь, я столкнулась с

его взглядом. Он не должен был выступать на этом концерте, и, скорее всего, пришёл, чтобы

просто поддержать начинающих музыкантов – вот что за мысли в тот момент были у меня в

голове. Наверно, тогда я вполне могла почувствовать что-то, хотя бы неуловимую догадку,

созвучие…Сейчас, зная его песни и стихи, красоту и глубину его внутреннего мира, я

немного виню себя за то, что не видела этого.

– Как называется ваша группа? – спросил он меня, заметив, что я поспешно отвожу глаза.

– К счастью, она не моя, – словно отмахнувшись от него, пошутила я.

Спроси он ещё что-нибудь, мне было не услышать: громкий смех и возмущённые возгласы

друзей поглотили меня. В больших мегаполисах люди несутся мимо друг друга, не

запоминая лиц и голосов, и я точно также пролетела мимо него в своём крошечном городе, а

могла бы стать ему хорошей знакомой, могла поддержать его, разделить интересы, осесть

маленькой звёздочкой на его ресницы, чему-то научить, чему-то научиться у него…Но всё

сложилось как сложилось. Я была ещё слишком юной, а он был настоящим поэтом, который

знал, что умрёт молодым. Изменить всё равно ничего было нельзя, зато со мной остались его

стихи и тот умный, немного печальный взгляд.

Проходя мимо раздевалки, я, поддавшись уже почти автоматической привычке,

остановилась у длинного ряда зеркал, который тянулся до конца стены, напоминая комнату

смеха в парке аттракционов. Сначала я не заметила ничего особенного, но немного погодя

моё внимание привлёк необычный блеск одного из зеркал. Через несколько секунд в нём

возникло моё новое отражение, оно отличалось от первого – на меня смотрели жестокие и

злые глаза. Мой двойник был одет в другую одежду и не повторял моих движений. Я

медленно попятилась назад, но не могла оторваться от непонятного зрелища. Вскоре все

зеркала наполнились моими отражениями, совершенно не похожими друг на друга, но всё-

таки моими. Они жили своей собственной жизнью: одни весело смеялись, другие ядовито

улыбались, плакали, колотили руками по стёклам, кричали, кого-то проклинали и

ненавидели, кого-то боготворили и одновременно презирали…Наверно, если в этом городе

кто-то сходит с ума, безумие приходит примерно так. Хотелось убежать, но это было

невозможно – тело не слушалось меня, заставляя стоять и вздрагивать от осознания

собственной беззащитности, страха и омерзения. Однако что-то я всё-таки могла сделать,

чтобы уничтожить эту давящую на сознание картину – в моей куртке по-прежнему лежал

пистолет, который дал мне Гром. Тяжёлое и холодное оружие, которое нащупала дрожащая

рука, казалось мне единственным спасением. Едва я достала его, мои зеркальные сёстры

замерли и устремили свои взгляды прямо на меня: некоторые из них смотрели с усмешкой и

вызовом, некоторые были испуганы. Спустя мгновение все они упали к моим ногам,

разлетевшись на мелкие блестящие кусочки.

Грохот от выстрелов заложил мне уши, но уже через минуту до меня донеслись громкие

возгласы встревоженных людей, которые стали торопливо покидать раздевалку, с опаской

глядя на меня. Пока им нечего было бояться – рассудок снова одержал верх над Городом.

Медленно опустив руку, я убрала пистолет, и уже собиралась покинуть клуб вслед за

напуганными посетителями, когда заметила небольшую деревянную дверь в начале стены,

где ещё недавно находилось широкое прямоугольное зеркало. Осознав, что это может быть,

я стремительно кинулась к ней. Именно в этом месте когда-то погиб мальчик, а значит, этот

странный замаскированный вход вполне мог вести к развязке моих долгих и запутанных

поисков.

У двери не оказалось ручки и, судя по всему, она открывалась только изнутри. Аккуратно,

помня о неприятном случае своего падения в “затектурье”, я надавила на неё плечом. Она не

поддалась. Поняв, что дверь заперта, я решилась надавить сильнее – это было тщетно.

Однако сдаваться так просто не входило в мои планы: не жалея рук, я принялась неукротимо

колотить в неё, абсурдно уверенная в том, что моё упорство непременно будет

вознаграждено и кто-то, наконец, впустит меня туда. Этого не произошло, но я заметила то,

что, безусловно, должно было помочь мне – в самом низу двери находилось небольшое

отверстие, приглядевшись к которому, мне захотелось кричать от радости: оно представляло

собой точную копию камеи, которую дала мне Мелодия. Поспешно отколов украшение от

платья, я приложила его к нему. Следующие несколько секунд пронеслись в

электросудорожном волнении, а затем, протяжно скрипнув, дверь медленно приоткрылась.

Принимая это приглашение, с выпрыгивающим из груди сердцем я вошла внутрь. Там моему

взгляду открылась небольшая сумрачная комната с низким потолком, занавешенными

окнами и ветхой пыльной мебелью. Где-то в этом полумраке таились мои сакральные

ответы, и мне нужно было отыскать их во что бы то ни стало. Остановившись в середине

комнаты у смятой кровати, бельё на которой больше походило на груду мусора, я внезапно

услышала за спиной детский голос, звучавший медленно и как будто издалека.

– Я так долго ждал тебя. Хорошо, что ты пришла.

Сначала мне не удалось никого увидеть, но, присмотревшись, я заметила силуэт ребёнка в

тёмном углу комнаты, который через миг двинулся мне навстречу. Предо мной предстал тот

самый мальчик из района вампиров. От волнения, неимоверного избытка эмоций и мыслей у

меня подкосились ноги, и я опустилась на маленькую тумбочку, стоящую у книжного

шкафа. Пока рассудок готовил вопросы, мои глаза внимательно изучали мальчика: на нём

по-прежнему была грязно-белая пижама, светлые волосы выглядели спутанными и лезли в

глаза, которые на его худом анемичном лице казались невозможно огромными.

– Ты поможешь мне?

Мой первый вопрос прозвучал испуганно и почти с мольбой.

– Возможно, – ответил он и присел на кровать напротив меня. – Что я могу для тебя сделать?

Если вспомнить игру, то этот ребёнок был мёртв. Я почти не сомневалась, что мне довелось

беседовать с призраком, который мог сказать, как спасти город и, наконец, закончить эту

жестокую игру. Мальчик являлся моей последней надеждой, и от этого было так страшно

говорить с ним, осознавая, что он может уничтожить её.

– Мне нужно знать, кто убил тебя, и кому требуется отомстить за это. Я хочу спасти город.

Ответ мальчика потряс меня.

– Моя смерть была мучительна и безобразна, но я не хочу мести. Она ослепит, но не

уменьшит зла. Разве тебе самой хочется мстить себе?

Несколько секунд я обдумывала его слова, но не смогла ничего понять.