— Уверена, что сумею сделать себе сэндвич и заварить чай, — сказала Наоми и добавила: — Честно говоря, я с удовольствием приготовила бы и ужин для всех нас.

— Так и вижу лицо Мейган, если бы я ей… — Он запнулся, скривившись. — А я вижу! Ты знаешь. Мысленно.

— Конечно, видишь, — весело сказала Наоми. — У нее очень характерная внешность. Ладно, подожди минутку, я только сбегаю за кофе.

— Брат Тала приехал? — спросил Бран, когда девушка вернулась.

— Еще нет. Мейган говорит, что он приедет после богослужения. — Довольная, что от утренней напряженности не осталось и следа, Наоми красочно описывала свои впечатления, при этом не забывая помогать Брану выбирать из огромного числа деликатесов.

— Какая прелесть, — наконец сказал художник, взяв кусочек пирога.

— Фруктовый пирог?

— Нет, ты. Совершенно ясно, что я прощен.

— Послушай, Бран, — напрямик сказала Наоми, — мне нечего тебе прощать, правда.

— Его лицо обернулось к ней.

— Значит, ты не будешь возражать, если это снова случится?

— Я зареклась пить горячий кофе, — парировала она, хотя пульс забился учащенно.

— Ты же прекрасно поняла, что я хотел сказать, — нетерпеливо настаивал он. — Так ты будешь возражать, Наоми?

— Если ты имеешь в виду поцелуй, то, возможно, и не буду, — сказала она чистую правду. — Как ты, наверное, заметил, я особо и не сопротивлялась. Но в принципе — возражаю. Я приехала сюда, чтобы помочь тебе с автобиографией, а не для того, чтобы решать твои сексуальные проблемы.

Брови у Брана поднялись до волос.

— Черт возьми, а ты не держишь фигу в кармане, Наоми!

— Мне нравится, когда все предельно ясно. Хочешь кофе?

— Если больше мне ничего не светит, то да.

— Почему же. Я также с удовольствием почитаю тебе воскресные газеты, — сказала Наоми, протягивая художнику чашку.

— Ты — святая, Наоми.

Она сжала губы.

— Вовсе нет. Святость — это последнее, на что я могу претендовать. Кстати, на эту тему. Сегодня я видела одну из самых прекрасных церквей в мире. — И она с восторгом принялась описывать церковь Святой Бриджиды и была рада узнать, что Бран хорошо знает все три места, которые она сегодня посетила.

Он рассказал ей, что однажды «голубятня» была использована для весьма практической цели: когда границы Уэльса подверглись внезапному нападению, стены колокольни толщиной в пять футов служили складом для продовольствия.

— А ты заметила огромный брус-задвижку на западных воротах? — спросил Бран.

— Да, конечно. — Ее улыбки, он видеть не мог, и потому Наоми дотронулась до его руки. — В Скенфрите так легко представить себе, как все было раньше, когда дома теснились вокруг церкви. Гросмонт, конечно, тоже красив, но там замок более обособлен и выглядит каким-то более утонченным. Возможно, из-за высокой элегантной трубы на более поздней пристройке.

— Дело в том, что в средние века Гросмонт был весьма населенным городом, отсюда и большая церковь. — Бран усмехнулся. — К несчастью, один симпатичный валлиец вроде меня, некто Олуен Глиндур, разрушил город в 1405 году, и с тех пор он так и не был достойно восстановлен.

Наоми засмеялась.

— Крутые ребята вы, кельты.

Вечер пролетел незаметно. Наоми почитала газеты, что привело к дискуссиям на различные темы, пока Бран не решил, что ей пора отдохнуть, и включил стерео, чтобы вместе дослушать первый акт «Любовного напитка». Когда музыка умолкла, Бран осторожно вынул диск из музыкального центра, положил в коробку и поставил к другим коробкам на полке в алькове.

Когда он вернулся на софу, Наоми положила руку ему на запястье.

— Я просто потрясена.

— Наконец-то! — Он наклонился к ее руке, и Наоми не отдернула ее, боясь разрушить атмосферу.

— Откуда ты знаешь, где какой диск лежит?

— Это очень просто. Тал распределил их в алфавитном порядке по композиторам, затем мы вместе пронумеровали их, и я запомнил номера. Когда, например, хочу послушать «Отелло», я просто прохожусь по ряду и вынимаю нужный номер. — Он, улыбаясь, повернулся к девушке. — А засунуть диск в систему совсем легко. Мы живем в мире кнопок.

— С которыми ты прекрасно умеешь управляться…

— Нет, не совсем, — сказал он, крепче сжимая ее руку. — Ты же прекрасно знаешь, какой свиньей я иногда бываю. Если бы я действительно со всем отлично справлялся, то не поддавался бы дурным настроениям.

— А, — лукаво сказала Наоми. — Но Мейган утверждает, что они всегда были тебе свойственны. Ты — бедствие, с которым глупо бороться, а можно лишь терпеть.

— Мейган, — заявил Бран, — слишком много болтает!

— Насколько я успела понять, — предупредила Наоми, — Мейган плохо не сделает.

— Кстати, она такого же мнения о тебе, — сообщил Бран. — Она будет очень скучать, когда ты уедешь. — Голос упал на октаву. — И я тоже.

Наоми сидела очень прямо, глаза ее затуманились, когда она посмотрела на портрет на мольберте.

— Я уверена, это не затянется. Когда к тебе вернется зрение, вернется и красавица Аллегра.

— Сомневаюсь. Она не любит «Гуал-э-Дрэг». Ей он кажется слишком уединенным. — Закрыв глаза, Бран опустил голову на спинку софы. — Аллегра — создание сугубо городское и не мыслит жизни без ночных клубов, театров и бесконечных завтраков с подружками.

— И как же ты с этим мирился?

— Никак. Она позировала для портрета в моей мастерской в Лондоне. Иногда, правда, ей удавалось затащить меня в театр или какой-нибудь ресторан, последний писк моды у ее окружения.

— Ты все еще любишь ее?

— Нет, а может, никогда и не любил. — Бран провел пальцем по руке Наоми. — Просто мы устраивали друг друга в постели. — Он повернул голову и открыл глаза так, что девушка непроизвольно вздрогнула. — Что-то в твоем тоне говорит о том, что ты Аллегру не одобряешь.

— Я не знакома с ней, но я действительно не одобряю женщин, ведущих подобный образ жизни. — Наоми хмуро взглянула на портрет. — Когда любишь кого-то, то уже не замечаешь, слеп он, покалечен, обезображен или еще что-нибудь. Бран удивленно поднял бровь.

— Наоми, какая страстность!

Девушка смутилась.

— Прошу прощения. Я влезла не в свое дело.

— Речь от самого сердца! Ты судишь по собственному опыту? — с любопытством спросил он.

— Если тебе интересно, оставил ли меня кто-то подобным образом, отвечаю «да».

— Но ведь ты наверняка не была слепой?

— Нет, конечно, нет. — Она безуспешно попыталась отнять у него руку. — Моя история слишком тривиальна. Просто я была достаточно глупа, чтобы жить с мужчиной, который сказал, что любит во мне личность, чувство юмора, даже ум, а затем подверг меня самому распространенному типу общественного унижения, оставив ради секретарши в фирме, где мы оба работали. А она презабавная штучка: этакая сплошная эрогенная зона и водопад волос. Ни ума, ни чувства юмора. Но даже Грег не может получить все. А я, видно, сошла с ума, раз выкладываю перед тобой эту историю, — сказала Наоми и кратко добавила: — Хватит наводить тоску.

— Ну, что ты, — нетерпеливо возразил он. — Но я не улавливаю связи. В чем же твой недостаток?

— Внешность, мистер Ллевеллин! В конце концов Грегу показалось недостаточным любить и смеяться с кем-то. Ему захотелось еще любоваться красивым лицом.

— Судя по твоему рассказу, — фыркнул Бран, ты просто связалась с придурком.

— Нечто похожее я сказала об Аллегре, — напомнила Наоми, — но ты, насколько я помню, не согласился.

— Да. Но теперь я, кажется, склоняюсь к твоему мнению. — Он криво усмехнулся. — Возможно, мы должны представить Аллегре твоего бывшего придурка. Отличная получилась бы парочка.

Наоми не смогла удержаться от смеха.

— Это уж точно. Извини, но обычно я не обсуждаю Грега.

— Вероятно, это тот случай, когда моя слепота пришлась кстати, — сказал Бран. — Ведь, помнишь, священник не видит исповедующегося.

— Кто-кто, а ты на священника не похож.

— Отлично. Значит, ты не будешь шокирована. — И прежде чем Наоми осознала, что он этим хотел сказать, она очутилась в его объятиях, и губы Брана нежно прижались к ее щеке, потом двинулись ниже, пока безошибочно не нашли ее рот.