Иволга спрыгнула с помоста, закинула гитару за плечо, будто это была «Молния», и подруги зашагали дальше, не дожидаясь, когда кончится поощрительное молчание.

— Как здорово, что ты переводишь, — сказала Ильгет, — у вас такие замечательные поэты. У нас вот тоже... но у меня не получается переводить почему-то.

— Это особое призвание, — пояснила Иволга, — мне всегда нравилось переводить. На Терре я этим тоже занималась. И училась, собственно, в институте иностранных языков... у нас ведь с этим проблема, мнемоизлучателей не было.

— И у нас то же самое. Так ведь и я почти стала лингвистом, Иволга!

— Значит, мы коллеги, — рассмеялась Иволга. Потом посерьезнела, — на самом деле я хотела вначале в медицину. Потом... да и иняз я не закончила. Нет, пожалуй, можно сказать, что я неудачница.

— Да и я тоже неудачница! — Ильгет улыбнулась.

— Я всегда любила переводить стихи... Сабли вон, трубите горны, город Кабул на реке Кабул...

— Это еще что такое?

— Это мой первый перевод. С английского на русский. Киплинг, такой поэт у нас был. Мне было 13 лет, и вот меня так это поразило... сейчас я это стихотворение перевела и на линкос. Брод, брод, брод на реке Кабул. Брод на реке Кабул во тьме. Слышишь, лошади рвут постромки. Люди плывут, ругаясь громко, через брод на реке Кабул во тьме.

— Про войну, — сказала Ильгет.

— Ага. Ты знаешь, я всегда чувствовала... жила, росла в мирное время, но что-то такое ощущала. И как видно, не зря. А вообще, Иль, мне бы хотелось, чтобы ты выучила тер... ну, лучше всего, русский язык. Мой родной. Вот послушай, — и она начала читать стихи на незнакомом Ильгет языке. Не понимая ни слова, лонгинка ощутила, как странная, немного рваная музыка стиха захватывает ее.

Спи спокойно поэтому, спи, в этом смысле — спи(10).

Спи как спят только те, кто сделал свое пи-пи.

Страны путают карты, привыкнув к чужим широтам.

И не спрашивай, если скрипнет дверь — кто там.

И никогда не верь

Отвечающим, кто там.

— Чудесно, — сказала она, — наверное, я и вправду выучу твой язык... это не на нем написан оригинал Библии?

— Нет, что ты... Ветхий завет — на древнееврейском, а Новый — на греческом. Я эти языки не знаю. Да и Библией-то не очень интересуюсь. Но наш язык тоже...

— На лонгинском тоже есть чудесные стихи. Например, того же Мейлора... — Ильгет внутренне вздрогнула от собственных слов, Мейлор до сих пор прочно ассоциировался у нее с психоблокировкой. Но это же глупость, пора и забыть.

— Вот послушай. Это малоизвестное...

Меланхолия, черная колдунья,

Надо мною, корчась, ворожит.

Этой ночью будет полнолунье.

Этой ночью буду я убит.

Будешь ты убит своей рукою

Вот возьми бокал, мой милый, пей.

Навсегда от бед тебя укрою.

Она шепчет, и я верю ей. (1)

— Сагонское что-то, — пробормотала Иволга. Знакомая синяя каменная птица уже возвышалась над ними. Древняя статуя, первого века еще, из натурального камня, только зачем-то выкрашенная в синий цвет. Да и сама «Ворона», хоть и перестраивалась несколько раз — уже тысячу лет истории насчитывает.

Подруги вошли в зал, кажущийся тесным и маленьким из-за обилия перегородок, увитых зеленью — но в то же время огромный. Карлсон деловито вбежал следом, и никто не сказал ни слова. На Квирине собак пускают везде. Иволга решительно направилась к небольшому овальному угловому столику.

— Что ты будешь? — она взяла лист меню. Ткнула пальцем в несколько точек. Передала меню Ильгет. Та пробежала глазами по списку блюд.

— Коктейль... пить будем? Тогда я с мятным ву. Ну и что еще — пожалуй, вот этот сыр, Ойле же его заказывал? Ужасно вкусный. И рыбную какую-нибудь закуску. Драй, например.

— А мороженое? — спросила Иволга.

— Мороженое с рыбой... хотя у меня желудок крепкий. Ну ладно, тогда и со сливками.

Они подождали робота с заказом. Иволга не поскупилась, решив основательно поужинать. Ильгет вообще поражало, каким образом тощая, как спица, терранка, умудряется впихивать в себя такие количества еды. Вот и сейчас — огромное блюдо с салатом, поджарка с соевым соусом и картофельным пуффом, ветчина с помидорами, сыр к вину, да еще и десерт, который должен был приехать несколько позже, гора мороженого со сливками и ягодами. Иволга разлила вино по бокалам.

— За тех, кто наверху, — сказала она привычно. Выпили. Ильгет положила в рот кусочек необыкновенно приятного, острого, тающего на языке сыра.

— Не понимаю я эти капеллийские штучки, — Иволга закусила обычным квиринским сырком, — поедим? Или сразу еще дернем?

— Можно и еще сразу, — Ильгет подняла бокал, — за победу. За Ярну, — уточнила она.

Выпили снова. Иволга опять наполнила бокалы. Выпили и в третий раз, полностью, до дна, как положено — за тех, кто не вернулся. Глаза Иволги на миг приобрели несчастное выражение побитой собаки, она вспомнила об Андорине. Снова Ильгет захотелось все-таки расспросить Иволгу об этом, и снова она не решилась. От выпитого ей стало весело и легко, и проблемы как-то улетучились. С эстрады доносилась легкая инструментальная музыка. Подруги принялись за еду и полностью на какое-то время предались этому серьезному процессу.

— Чем, интересно, твой муж занимается? — спросила Ильгет. Иволга пожала плечами.

— Инженер на Кольце... Ты знаешь, он меня не трогает, и я его не трогаю.

— У вас всегда так было? — осторожно спросила Ильгет.

— Не знаю. Нет. Мы ведь вместе работали.

— В ДС?

— Не... на Терре еще. Это было... в общем, еще круче ДС. Только я об этом не могу говорить.

Ильгет покачала головой.

— Ну и ну... я думала, ничего круче ДС не бывает. И секреты такие...

— Секреты — правда, но тут уж извини. А муж мой... да мы по любви поженились, а сейчас. Видишь, и развелись бы, но какой смысл, дети еще небольшие, и они его любят. Но знаешь, — Иволга помолчала, — если честно, я бы предпочла сейчас жить одна. Вот я и на тебя смотрю — ведь ты надеешься своего мужа найти на Ярне?

— Да. Ведь теперь будет полное освобождение, и я смогу его найти.

— Узнать о судьбе нужно, конечно, чтобы не мучиться. Но вот забирать его на Квирин... или прости — может, ты хочешь на Ярну вернуться?

— Не знаю, — сказала Ильгет, — я бы вернулась. Это тоже проблема. Ведь Пита не захочет на Квирин, никогда не хотел, он будет требовать, чтобы мы там жили... да я и сама не против, знаешь, Родина есть Родина, все равно тянет.

— Но? — спросила Иволга.

— Но как же ДС... кому я нужна на Родине, а здесь все-таки... ну понимаешь, я чувствую, что не имею права уйти из ДС. Мне тогда... жить будет стыдно.

— Ага, — кивнула Иволга.

— Вот я и не знаю, как все это совместить. Надеюсь, что Бог подскажет. Молюсь об этом.

— Да уж... ты подожди, как все сложится. Но на твоем месте я вообще не особо стремилась бы к мужу.

— Почему? — удивилась Ильгет.

— Понимаешь, — Иволга тщательно подбирала слова, — у тебя теперь совсем другая жизнь. Ты боец. Ты и вообще очень изменилась. Жить рядом с человеком, который тебя не понимает и не хочет понять... ведь он не захочет, правильно? Он уже отрекся от тебя... Нет, не махай рукой, я знаю, что он спасал свою жизнь. Я не о том — ведь он не был вместе с тобой, понимаешь?

— Но Арнис же только меня завербовал.

— Да я не о том. Пойми, что при нормальных, правильных отношениях сложилось бы так, что вы оба участвовали бы в борьбе.

— Или никто бы из нас не участвовал, — прошептала Ильгет. Она снова почувствовала угрызения совести.

— Понимаешь, Иль, я вот уже несколько лет живу с человеком, которому просто плевать на сагонов, на ДС, на нашу войну. А он знает, что такое сагоны. Хорошо знает. Просто личное удобство ему важнее. Он не хочет. Он не хочет понять меня. В остальном он приличный интеллигентный тип, его не в чем упрекнуть. Я не могу уйти от него, потому что дети его любят. И меня. Из-за детей. Если бы их не было... знаешь, Иль, кому на фиг нужна такая мука? А ведь у тебя будет так же, если ты сейчас его найдешь. Я даже не из-за Арниса, хотя его мне тоже жаль. Просто это не жизнь, и это не нормальные отношения мужа и жены... Это не семья.