Торжественная месса (лат.. — Примеч. пер.

жания этих слов: статусный характер речи психиатра ложится в основание его медицинской власти. Чтобы его речь на деле осуществляла описанные мною ранее медицинские превращения, она должна, по крайней мере периодически, ритуально, институционально маркироваться посредством обряда клинической презентации больного студенческой аудитории.

Вот что я хотел сказать вам о психиатрическом опросе. Разумеется, стоило бы внести некоторые уточнения в соответствии с различными его формами. У Лере, скажем, опрос принимал весьма изощренные формы: так, Лере разработал бессловесный опрос: врач ничего не говорит больному, ожидая, пока тот заговорит сам, позволяя ему сказать то, что он хочет, — таков, согласно Лере, единственный, или во всяком случае наилучший путь к получению полного признания в безумии.17 Тот же Лере применял своеобразную игру, в рамках которой за неким симптомом обнаруживался новый вопрос, который-то и следовало изучить в ходе опроса. Впрочем, все это лишь второстепенные особенности описанного мною обряда опроса.

Наряду с опросом, опять-таки в качестве дополнения к нему, но исторически куда более важного, нежели упомянутые техники Лере, практиковались также два других оператора меди-кализации безумия, его реализации как болезни: наркотики и гипноз.

В связи с наркотиками я уже говорил ранее об их дисциплинарном применении с XVIII века: тогда использовали опиаты,18 шафранно-опийную настойку и т.д.14 В конце же XVIII века возникает новый феномен — судебно-медицинское применение наркотиков, и приблизительно в это же время один итальянский врач предлагает использовать их в больших дозах для выяснения, является ли индивид душевнобольным или нет, — как раз-личитель безумия и его симуляции.20

Это было только начало, и в первые восемьдесят лет XIX века мы обнаруживаем широчайшую практику применения наркотиков в психиатрических больницах — прежде всего, опия, амилнитрита,21 хлороформа22 и эфира:23 в 1864 году в «Общих архивах медицины» выходит важный текст Мореля об использовании эфира в психиатрической больнице.24 Но, как мне кажется, наиболее значительный эпизод этой истории связан с практикой Моро де Тура и его книгой «О гашише и душевной болезни»,

324

325

опубликованной в 1845 году." Автор этого труда, оказавшего, судя по всему, серьезное историческое влияние, рассказывает о том, как он «сам» — нам еще предстоит оценить важность этого «сам», — попробовал гашиш и, приняв достаточно большую его дозу, сумел выделить в наступившей интоксикации следующие фазы: во-первых, «ощущение счастья»; затем «возбуждение, путаницу мыслей»; в-третьих, «нарушение ориентации во времени и пространстве»; в-четвертых, «усиление зрительной и слуховой чувствительности: обострение ощущений при прослушивании музыки и т. д.»; в-пятых, «навязчивые идеи и бредовые суждения»; в-шестых, расстройство или, как говорит он сам, «повреждение эмоций» — обостренный страх, повышенная возбудимость, усиление любовных переживаний и т. п.; в-седьмых, «непреодолимые влечения»; и, наконец, в-восьмых — это последняя стадия, — «иллюзии и галлюцинации».26 На мой взгляд, этот опыт Моро де Тура и то, как он затем использовал его, очень важны по целому ряду причин.

Прежде всего, — и этот факт я не могу объяснить и даже проанализировать, — Моро де Тур уже в первом своем опыте, моментально, с самого начала, связал наркотические эффекты с ходом душевной болезни * В описании стадий, которые я только что перечислил, мы очень быстро, уже со второго пункта, сразу после ощущения счастья — и оно, как выяснится далее, также будет переосмыслено, — узнаем приметы душевной болезни: путаются мысли, нарушается ориентация во времени и пространстве и т. д. Мне кажется что эта психиатрическая конфискация наркотических эффектов в пользу душевной болезни поднимает важную проблему которая впрочем подлежит анализу скорее в рамках истории наркотиков, чем душевных болезней. Но так или инз.че в истории беч\/мия это гтримснёнис нягжотиков и уrrо добление наркотических эбЛектов симптомам душевной болез ни предоставляют врачу согласно Моро де Тупу возможность воссоздания безумия одновременно искусственного так как чтобы все описанное произошло, нужна интоксикация, и есте-ни из приведенных Моро де Тупом

* В подготовительной рукописи последующее рассуждение предваряется подзаголовком: «Идея о том, что феномены, порождаемые употреблением гашиша, идентичны феноменам безумия».

326

симптомов не чужд как по своему содержанию, так даже и по своему месту в общем ряду развитию безумия как спонтанной и естественной болезни. Речь, таким образом, идет о вызываемом и вместе с тем аутентичном воспроизводстве безумия. Дело происходит в 1845 году, когда ведется целый ряд исследований по экспериментальной физиологии. Моро де Тур-это Клод Бернар безумия: он открывает в своей области нечто подобное гликогенной функции печени.27

Другой важный пункт заключается в том, что наряду с идеей и орудием этого сознательного, рассчитанного экспериментирования над безумием возникает нечто большее — идея о том, что различные феномены, характеризующие интоксикацию гашишем, образуют некую естественную, необходимую последовательность, спонтанную цепь, гомогенную серию. Иными словами, поскольку эти феномены гомогенны феноменам безумия, то, возможно, отдельные симптомы безумия, относимые нозографами к тем или иным регистрам, к той или иной форме заболевания, то есть в конечном счете все симптомы безумия входят в единую серию. Если психиатры круга Пине-ля, и особенно Эскироля, стремились выяснить, какую именно способность поражает та или иная душевная болезнь,28 то теперь распространяется мнение, что существует одно-единственное безумие, развивающееся на протяжении всей жизни индивида, которое может, конечно, замирать, блокироваться, останавливаться на какой-либо стадии так же как и интоксикация гашишем но которое остается одним и тем же которое едино как таковое на всех стадиях своего развития. Таким образом гашиш позволяет психиатрам обрести то что они так

долго искали —общий фон на котором могут проявляться все

известные симптомы безумия. Этот фон, этот пресловутый очаг,

ТС оТОТ11-ЛИ JTOf*f* ТТР ЛЯ Т-ТО

было той или иной точке тела

ПИ HIT-» пЯТоТТОТТЪЯНЯТОМЯЛЛ ТРГТРПК в рf*зу ГТКХЯТР эТС("*ТТ£*П1ТМ£*НТОК с

гашишем предоставляется и психиатрам — как ядро исходя из

которого развивается всякое безумие Этим (Ьундаментальным

яттпом оказывается для Mono neTvna который счел что открыл

его то что он нязиятт * 1845 ram,«пепионячяпьным,изменением ciu, iu, -iiu ин нсиьал aiotj 1иду «псрвиначальпым изменением

пягт/шгя» 29 я ппчпнрр r тексте186Ргогтя —«пегтичным изме

нр«™Г^

кая форма всякий ^^й^^ши^^т^^б^ша — т-

327

вязчивые идеи, галлюцинации, непреодолимые влечения [как видите, все это те же симптомы, которые обнаруживаются и в интоксикации гашишем. — М. Ф.]— коренятся в первоначальном изменении рассудка, которое всегда одинаково и является сущностным условием их возникновения. Это маниакальное возбуждение».31 Выражение несколько неточное, ибо речь идет о неком «простом и вместе с тем сложном состоянии путаницы, неопределенности, блуждания и неустойчивости мыслей, часто выражающемся в глубокой непоследовательности. Это разложение, настоящий распад интеллектуальной системы, которую мы называем умственными способностями».32

Таким образом, гашиш помогает определить основной симптом, а точнее, самый очаг развития всех различных симптомов безумия. И этот сущностный фон всякого безумия можно, применяя гашиш, воспроизводить, показывать, воссоздавать, собственно актуализировать. Причем, что важно, у кого можно воспроизводить с помощью гашиша этот сущностный фон безумия? У кого угодно, например, у врача. Опыт с гашишем предоставляет врачу возможность общаться с безумием напрямую, иначе, нежели через внешнее наблюдение видимых симптомов; теперь безумие можно изучать путем субъективного использования врачом наркотических эффектов гашиша. И пресловутое органическое тело которое было у патологоанатомов и отсутствовало у алиенистов это тело эту почву под ногами эту инстанцию экспериментальной верификации, которой так не хвЗ.ТЭ.ЛО псиХИЭ-TDV ОН МОЖСт теперь заменить своим собственным опытом А это