Третий маневр в рамках диспозитива больничной терапевтики заключается в заботе о потребностях, в организации потребностей. Психиатрическая власть обеспечивает превосходство реальности, победу реальности над безумием заботой о потребностях и даже формированием новых потребностей — созданием, поддержкой и возобновлением ряда нужд.

Как основой для рассуждения мы вновь можем воспользоваться здесь тщательно разработанной и очень примечательной версией этого принципа у Лере.

Его больной, г-н Дюпре, не желал работать по той причине, что не верил в ценность денег: «Деньги лишены всякой ценности; все монеты и купюры фальшивые»,31 — говорил он, поскольку единственным, кто вправе чеканить монету, он считал Наполеона, то есть себя самого. Соответственно, деньги, которые ему давали, были фальшивкой: так зачем же работать? Проблема заключалась именно в том, чтобы внушить Дюпре необходимость денег. Однажды его силой приводят на работу. Он почти ничего не делает. В конце дня ему предлагают получить жалованье соответствующее выполненному труду. Он отказывается ссылаясь на то что «деньги ничего не стоят».^ Ему насильно вкладывают деньги в карман и чтобы наказать за сопротивление запипяют на ночь и на весь следуюгпий день «без воды и пищи» Но поставляют к нему предварительно обучен ного санитара который обращается к Дюпре «Ах г н Дюпре как мне жаль вас, лишенного пищи! Если бы я не опасался г-на Лере и его наказаний я неппеменно принес бы вам что нибудь ппесть Но есливкт мне заЗятите я гotor пойти „я этот риск» И rot 'JrnfiH поестк ДюпреприходитгЛпгтатьиГ^яня-ти

из восьми су, выданных ему накануне кармана три

Так, вследствие этой искусственно созданной потребности, для больного начинает проясняться значение или, как минимум, польза денег. Ему позволяют плотно поесть и опять-таки подмешивают «двенадцать зерен каломели к овощам, которые г-н Дюпре съел, после чего незамедлительно выразил потребность

180

пойти в уборную, затем вызвал служителя и обратился к нему с просьбой позволить умыться. Это оказалось следующей платной услугой».33 Назавтра Дюпре отправился на работу и «потребовал оплатить свой труд». И это, по словам Лере, был «первый разумный поступок, совершенный сознательно и обдуманно, которого я от него добился».34

Мне кажется, что удивительная связь, установленная Лере между деньгами и дефекацией, — причем, как вы видите, в императивной форме, — заслуживает отдельного размышления. Это не символическое двухчленное отношение деньги—экскременты, это тактическая четырехчленная связь: пища—дефекация—труд—деньги, в которой есть также и пятый термин, который дрейфует от одной вершины тактического квадрата к другой, — я имею в виду медицинскую власть. Посредством игры этой медицинской власти, циркулирующей между четырьмя терминами, и обеспечивается описанное отношение, которому суждена, как вам хорошо известно, впечатляющая судьба; и именно здесь, по-моему, мы сталкиваемся с ним впервые.35

Говоря шире, Лере опять-таки в исключительно тонком, разработанном виде формулирует нечто, очень важное для системы психиатрического лечения середины XIX века. По сути дела больного ставят в тщательно поддерживаемое положение несостоятельности: необходимо, чтобы он оставался ниже некоторой средней линии своего существования. И выполнению этой задачи способствовал ряд техник менее изощренных чем у Лере, однако тоже надолго закрепившихся в больничной институции и в истории безумия.

Тактика одежды: подлинную теорию больничной одежды дает Феррюс в трактате «Душевнобольные» (1834), где говорится: «Одежда душевнобольных требует особого внимания. Почти все безумцы тщеславны и самодовольны, в подавляющем большинстве своем до начала болезни они вели жизнь, пронизанную пороками; часто бывает, что, имея некоторое богатство, они растратили его вследствие путаницы, царившей у них в голове».36 Поэтому обладатели в прошлом дорогих нарядов, украшений, они уже находясь в больнице пытаются восстановить свой гардероб и одеваются так что их внешний вид говорит одно-вт)еменно об их былой роскоши, о нынешнем ничтожестве и о механизме их бреда; такой возможности безумцев следует ли-

181

шить. Однако постарайтесь не зайти слишком далеко, — предупреждает Феррюс. Безумцам в лечебницах зачастую дают убогие лохмотья, что унижает их и может только подстегнуть их бред или отвращение к жизни: в таких случаях они могут решить не одеваться вовсе. Между бредовыми роскошествами и непристойной наготой следует найти середину — и таковой будут «одеяния из плотных грубых тканей, сшитые по единому образцу, причем содержать их нужно в чистоте, которая отвечала бы и детскому тщеславию безумцев».37

Также есть тактика питания: рацион больных должен быть скромным, достаточно однообразным, формироваться не по желанию, но по единой рецептуре, по возможности чуть ниже средней потребности человека. Впрочем, этот общий внутри-больничный рацион корректируется, особенно после движения за «по restraint »,то есть за частичный отказ от смирительных орудий,38 практикой лишения пищи в качестве наказания: больных оставляют без еды, строго ограничивают и т. д. Таков очень важный элемент больничной карательной системы.

Далее, тактика привлечения к труду. На труд в лечебнице возлагается очень много функций: прежде всего он призван обеспечивать необходимые порядок, дисциплину и размеренность. Уже в 1830-е годы труд больных становится обязательным: так, ферма св. Анны, прежде чем заменить собою всю больницу Бисетр, существовала как ее отделение.39 Как писал Жирар де Кайё, будучи директором лечебницы в Оксерре, «очень полезным для лечения больных занятием является очистка и некоторые другие операции с фруктами».40 Такая работа — и это особенно важно — предписывается безумцам не просто как фактор порядка дисциплины размеренности но также и потому что позволяет навязать им,систему жалованья. Больничный труд яв-

плата зэ. него—отнюдь не лз.нь чело-

веколюбию но важнейший элемент функционирования труда поскольку жалованье должно быть достаточным для удовлет-ворения ряда потребностей формируемых в рамках основопо-лагающей больничной скудости— недостаточного питания, отсутствие всяких поощрений (за табак или сладкое приходит ся платите Должнп возникнуть желание должна иметься по требностк бппьЗ должньг пребывять впонижении ccvrrnr™ чтобы^системГжалованья вводима^

работать. Таким образом, необходимо жалованье, которого хватит для удовлетворения потребностей, формируемых фундаментальной скудостью, и которое в то же время не позволит больным достичь уровня нормальной, обычной заработной платы.

И наконец, одной из наиболее важных скудостей, которым способствует больничная дисциплина, является недостаток свободы. Можно проследить, как у психиатров первой половины XIX века постепенно изменяется или, если угодно, углубляется и совершенствуется теория изоляции. Та теория, о которой мы с вами говорили в прошлой лекции, диктовалась прежде всего необходимостью выдержать разрыв между терапевтическим пространством и семьей больного — той самой средой, где развилась его болезнь. Позднее возникает представление о дополнительном преимуществе изоляции: она не только отгораживает семью, но также и вызывает у больного новую, не знакомую ему ранее потребность в свободе. И на фоне этой искусственно созданной потребности может развернуться лечение.

Психиатрическая власть в ее больничной форме выступает в рассматриваемый период как создатель потребностей и устроитель способствующей им скудости. Каковы же мотивы этого управления потребностями, этой институциализации скудости? Таких мотивов несколько, и их нетрудно перечислить.

Во-первых, вследствие игры потребностей больному преподносится реальность того, к чему эти потребности обращены: ничего не значившие деньги приобретают смысл, как только возникает нехватка чего-то и, чтобы ее удовлетворить, приходится платить. В итоге больной замечает реальность того, в чем нуждается вследствие поддерживаемой скудости. Таково первое действие этой системы.