16-го днем раздался возглас: «Земля!» Все были радостно возбуждены. Напряжение еще более усиливается, когда как бы сама по себе, можно сказать, а не но воле мореплавателя на зеркально ровной поверхности появляется и постепенно разворачивается перед вами суша. Взор жадно ищет дыма, развевающихся флагов, которые как бы дают знать человеку, что его ищет человек. Когда видишь поднимающийся кверху дымок, начинается странное сердцебиение. Но те печальные рифы, которые мы увидели на этот раз, скоро перестали представлять интерес даже для простого любопытства.
20-го было решено сделать попытку высадиться на маленький, густо поросший пальмами остров Румянцева, и этот час стал для нас большим праздником. Капитан приказал лейтенанту Захарьину обследовать место высадки, а мне и матросу — сопровождать его. Полный радости и надежд, я сел в лодку, и мы отчалили. Мы подплыли совсем близко к острову, от берега нас отделяла лишь полоса пенящегося прибоя. Смелый матрос поплыл с веревкой к берегу. Он пошел вдоль него, увидел следы человека, скорлупу кокосовых орехов, проторенные тропы; пробрался сквозь заросли, сорвал зеленые ветки и вернулся к веревке. Захарьин показал мне рукой на остров и спросил: «Ну как, Адельберт Логинович, не хотите ли и вы попробовать?» Думаю, что никогда прежде меня не охватывало столь мучительное чувство. Пишу об этом ради собственного уничижения. То, что сделал матрос, я повторить не смог. Матрос приплыл, и мы направились к кораблю. Выслушав наш доклад, капитан приказал сколотить плотик из всего имеющегося на борту «Рюрика» свободного дерева. На следующий день мы опять поплыли к острову и с плотика поодиночке сошли на берег, где нас обдало пенистой волной. Мы бодро прошли через лес и, обследуя остров, замечали следы людей, шагали по проторенным тропинкам, осматривали покинутые хижины, служившие им кровом. Чувства, охватившие нас, я сравнил бы с теми, что возникают при посещении жилища хотя и не близкого, но дорогого нам человека; такое я испытывал в летнем домике Гёте, находясь в его кабинете.
В «Наблюдениях» я писал, что на этом острове не было постоянных жилищ и что, по-видимому, его посещали лишь пришельцы с других, неизвестных нам островов.
Этот день — пасхальный праздник русских— был торжественно отмечен на «Рюрике» пушечными залпами. Команда получила двойную порцию спиртного. Для тех, кто оставался на судне, мы привезли несколько кокосовых орехов. Чтобы достать их, пришлось прибегнуть к помощи топора. Зрелище это буквально разрывало мне сердце; в наказание, правда, мы забыли на острове топор.
Вблизи Низменных островов, изучением которых мы занимались в последующие дни до 25 апреля, морские птицы встречались редко, зато летучих рыб было много. Однажды мне довелось там увидеть плывущую морскую змею.
Давно уже у нас не было свежей пищи; 28-го впервые стали выдавать воду по норме. Порции были вполне достаточные; я расходовал их даже не полностью, а в случае необходимости обходился и морской водой. Во время своих пеших экскурсий я не раз без отвращения и ущерба для здоровья пил ее, однако не могу сказать, что она утоляла жажду лучше, чем пресная. Частые ливни, которые особенно освежали нас в Южном полушарии, давали желанную возможность запастись свежей водой, для чего была приспособлена и наша палатка. Эта свежая, чистая вода — настоящее наслаждение. К сожалению, в наших запасах воды изобиловали посторонние примеси. 4 мая шел такой сильный дождь, что нам удалось собрать двенадцать бочек волы.
Мне нечего добавить к тому, что я написал в «Наблюдениях и замечаниях» об островах Пенрин, которые мы увидели 30 апреля, а на следующий день познакомились с их обитателями. Подобный день се всеми его событиями — это яркий луч света в однообразной корабельной жизни, оживляющий ее монотонное течение. Если я вновь стану описывать радость, которую мы тогда испытали, то вызову у читателя скуку, от которой нам удалось избавиться. Мы даже испытали на этот раз чувство восторга, что не было результатом только первого впечатления. Нигде я не видел таких красивых пальмовых рощ, как на островах Пенрин. Между высоким, колеблющимся на ветру куполом из крон и землей, а также между стволами виднелись небо и необъятная даль. Казалось, низких кустов и земляных откосов, ограждающих и защищающих обычно такие острова, и вовсе нет. Нас окружили островитяне. Их было довольно много. Они производили впечатление людей сильных, не знающих недостатка в пище, настроенных мирно и уверенных в своем оружии, хотя и незнакомых с нашим. В каждой лодке, как нам показалось, сидела семья во главе со старейшиной. Они получили от нас ценный металл — железо и, когда мы стали собираться в дорогу, с трудом расстались с нами.
В последующие дни штили чередовались с порывами ветра. 4 мая приблизительно на 7°30'' южн. широты нас встретил настоящий северо-восточный пассат. Попадалось множество морских птиц, которые утром летели против ветра, а после захода солнца — по ветру. Не раз мы ловили маленьких крачек (Sterna stolida).Некоторых отпустили, написав на пергаментном кольце название корабля и дату поимки. В этих дальних морях экипажам кораблей приятно будет встретить таких посланцев. И нам на «Рюрике» довелось в Китайском море поймать пеликана, выпущенного с нашего спутника «Эглантины», где его окольцевали.
11-го мы пересекли экватор. 12-го видели множество морских птиц и одну сухопутную. Впервые удалось загарпунить дельфина. Это было желанное блюдо. Мясо у него черное, сочное, пахнет землей, невкусное, но не отдает рыбьим жиром. Однако хотелось бы воздать хвалу и акуле, и дельфину: они попадаются именно тогда, когда бывает не до придирок.
19 мая у островов Малгрейв господствующий ветер неожиданно встретился с противоположно направленным ветром; шквал спутал паруса и порвал много снастей. Одна из них ударила капитана по голове, и он, оглушенный, упал на палубу. Это столь напугавшее нас происшествие, к счастью, не имело последствий.
21-го мы открыли атолл, лишь кое-где покрытый скудной растительностью; торчало несколько кокосовых деревьев. 22-го с этого атолла к нам направились, лавируя против ветра, две изящные лодки. Сидевшие в них нарядные люди весьма привлекательного вида приглашали нас высадиться на острове, но, сознавая свою слабость и нашу силу, не решались подойти поближе. С «Рюрика» спустили шлюпку, в которую сели Глеб Семенович, Логин Андреевич и я. Мы поплыли навстречу островитянам. Но нам так и не удалось внушить им доверие. Они бросили подарки — красивую циновку и плод пандануса {114} , а затем быстро удалились в сторону острова, жестами приглашая следовать за ними. Это были радакцы. После первой встречи они расстались с нами, не получив ответных подарков.
Плывя по курсу на север, 27 мая мы наблюдали солнце в зените, а 28-го пересекли Северный тропик, проведя, таким образом, 42 дня к югу от экватора и 12 дней к северу от него в жарком поясе. Мы двигались навстречу родным звездам; впереди поднималась Большая Медведица, а позади опускался Южный Крест.
2 и 3 июня, несколько южнее, чем обычно указывают местоположение островов Рика-де-Плата и Рика-де-Оро, приблизительно на широте острова Меарн мы увидели приметы суши. 3 июня утром на корабль опустился маленький бекас. Птицу покормили тараканами. В море плавали деревья и водоросли. Вода была очень мутная, но лот, опущенный на глубину 100 футов, не достал дна.
Становилось все холоднее. Нас окутал северный туман. Он оседал на снастях и тягучими, как смола, ручьями стекал с них. С первых дней июня на широте Гибралтара начали отапливать помещение, а в середине месяца, прежде чем корабль достиг широты Парижа, на борту появился лед. Море, которое в поясе тропиков было темно-ультрамаринового цвета, здесь стало темно-зеленым и не просматривалось в глубину. Предметы, окрашенные белой краской, там были видны на глубине 16 футов, тут — всего на глубине 2 футов. Чем дальше на север, тем больше встречалось в воде плавника.
