Мекки врубил «Полет валькирий», и зал потонул в ликующем грохоте труб и литавр.

Марго вспомнилась последняя улыбка Бада, прощальный взмах руки и его последний полет, полет в небытие. Прощай, Бад!

Музыка опять сменилась, и Мекки-Нож подошел к ним.

— Я правильно понял? Вы — Марго? — спросил он, протягивая руку.

— Да.

Ее кисть утонула в его огромной шоколадной лапище.

— Потанцуйте со мной, — попросил Мекки и увел ее на площадку.

Сандра смотрела на них и думала о том, что Марго, что бы она ни говорила, вряд ли долго будет одна. Бад сумел избавить ее от тоски по Алеку, освободил от добровольного затворничества и дал вновь почувствовать вкус жизни.

Господи, как она прекрасна, подумала Сандра. Ей захотелось, чтобы все увидели это. Она тихонечко пробралась на «насест» и направила на них луч прожектора. Золотые волосы Марго вспыхнули в ярком снопе света. Ее рука на плече Мекки. Белое на черном. Мощный цветовой взрыв.

Сандра повела прожектором по лицам сидящих за столиками людей. В луче закачалась бритая голова Снуки. А где же Грег? Пятно света беспорядочно, отчаянно заметалось по залу.

— Ты не меня ищешь?

Грег стоял у подножия «насеста», и Сандра поймала себя на мысли, что впервые смотрит на него сверху вниз.

— Нет. — Она мотнула головой для пущей убедительности.

— Извини. Я просто хотел сказать, мне жаль, что твой парень погиб. Этого не должно было случиться.

Сандра молчала. Грег постоял, словно чего-то ожидая, потом развернулся и пошел к своему столику. Сандра видела, как он сказал что-то Снуки, видела, как они прощались с Мекки и Марго, видела, как они уходили. Скорее, хотелось ей крикнуть, скорее, ведь лягушка еще дергает лапкой и ненавидит, и презирает себя за это.

Смитти, в миру Джон-Ковентри Смит, сидел, утонув в кресле, и задумчиво покусывал дужку очков. Это свидетельствовало об активном мыслительном процессе. Сандра слишком хорошо изучила шефа, чтобы мешать ему в такую минуту. Она пошевелилась, стул скрипнул под ней.

— А?! — вышел из задумчивости Смитти. — Что? Мда… Вы не забыли, на чем специализируется наша газета?

— Не забыла.

— Тогда зачем нам втягиваться в политику? — Смитти впился в нее своими острыми серыми глазками, словно хотел сказать: «Убедите меня, ну же, ну!» — Нашим читателям политика вот где! — Он чиркнул ребром ладони по горлу. — Они хотят развлечений и сплетен, брызг шампанского, а не крови. Мы даем им то, что они хотят, на том и держимся.

— Согласна. Мне нечего вам возразить.

Сандра потянулась за листками, лежавшими на столе перед Смитти, но он решительно прихлопнул их ладонью.

— Что вы собираетесь с этим делать?

— Отнесу в любую другую газету. С руками оторвут.

— Да уж, это точно.

Сандра почувствовала, что шеф колеблется.

— Вы же журналист, сэр. Сами понимаете, что это — бомба. Почище Уотергейта. Поставка оружия террористам по правительственным каналам, это же до какого цинизма надо дойти! Жирных котов из коридоров власти надо трясти и почаще, а то они окончательно обнаглеют и забудут, зачем и для кого работают. — Глаза ее заблестели, голос окреп. — Это лишь один случай, но, я уверена, есть и другие. Стоит только потянуть за ниточку. А какое колоссальное удовольствие мы доставим нашим читателям! Никакие сплетни с этим не сравнятся.

Смитти изумленно смотрел на нее, словно видел впервые. Занятная девочка. И как это он раньше не замечал в ней сходства с отцом? Та же страсть, тот же напор, та же сила убеждения. Гены. Гены…

— Серия статей на эту тему сразу же расширит круг читателей. Мы сможем повысить тираж и привлечь выгодную рекламу. Выигрыш очевиден. — Сандра перевела дух. — Но для меня это не главное. Мы должны это сделать в память о Баде. И в память о моем отце.

Марч отбросил от себя газету, словно ядовитую змею, рванул ворот рубашки. Душно, как будто невидимые руки сжали горло. Вот оно, свершилось, свершилось то, чего он до смерти боялся, от чего не мог спать по ночам, а, заснув, просыпался в липком поту.

Тень Алека Финчли маячила перед глазами, страшная, угрожающая. Марчу так и не удалось убить его. Он и из могилы его достал!

Дрожащей рукой он плеснул в стакан виски и выпил, стуча зубами. Вот и на рубашку пролил, а она, между прочим, сто фунтов стоит. Синтия заказывала. Ненасытная Синтия, которая как удав заглатывала все, что он давал ей, и просила, требовала еще.

Их союз был типичным мезальянсом. Она мнила себя аристократкой, он же был типичный буржуа. Одному Богу известно, почему Синтия остановила на нем свой выбор, видно, почуяла способность делать деньги. Ее первый муж принадлежал к высшему обществу, учился когда-то в Хэрроу с Рэдклифом, отсюда обширные связи и привычка к роскоши. Муженек был намного старше и ни в чем не отказывал Синтии, да вот незадача — погорел на бирже и разорился подчистую.

Поняв, что тут ловить больше нечего, Синтия бросилась искать равноценную замену, и тут подвернулся Марч, ослепленный вниманием знатной леди, влюбленный и податливый, как воск. Она из него только что веревки не вила. Это сейчас он издевается над собой и над ней, а тогда землю готов был носом рыть.

Воспользовавшись связями Синтии, он быстро развернулся, как сейчас выясняется, слишком быстро. Успех ударил в голову, тормоза окончательно полетели. Выгодные государственные заказы, льготные поставки материалов, богатые клиенты, готовые выложить любые деньги за свои причуды. И вот тогда появился Скунс.

Марч отчетливо помнил его первый визит, льстивую улыбочку, комплименты по поводу и без, а также греющее душу чувство собственного превосходства над этим мельтешащим человечком. Уже потом, когда Скунс ушел, Марч поймал себя на мысли, что не запомнил его лица. В памяти осталось лишь пивное брюшко, жидкие волосы, зачесанные на плешь, и масляная улыбочка. Ей-богу, встретил на улице — не узнал бы.

Марч, разумеется, подозревал, что взрывчатку в таких количествах да еще по подложным контрактам покупают не для того, чтобы глушить рыбу в пруду. Но деньги Скунс платил более чем приличные, настолько приличные, что Марч смекнул: попытки проанализировать ситуацию могут стоить головы. И без особых усилий закрыл на все глаза.

Когда взорвали универмаг в Манчестере, он брился в ванной, тщательно обводя бритвой родимое пятно на щеке, предмет постоянных хлопот. Они с Синтией должны были присутствовать на презентации журнала «Стильный дом», который Марч спонсировал, поэтому он брился особенно тщательно.

— Представь себе, Джеймс! — Синтия ворвалась в ванную комнату без стука, что было против установленных ею же самой правил. — Эти мерзкие ирландцы взорвали в Манчестере целый многоэтажный универмаг! Представляешь, сколько надо было натаскать туда взрывчатки? И куда только полиция смотрит!

Марч вздрогнул. Из глубокого пореза потекла струйка крови, закапала на белоснежный фаянс раковины. Он тупо смотрел на множащиеся алые потеки, будто это была не его кровь, а чужая. На презентацию они, конечно, не пошли.

Скунс позвонил в тот же вечер, видимо чтобы исключить малейшую возможность недоразумения. Поблагодарил за хорошее качество товара и выразил надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

— Если бы я только знал, во что вы втягиваете меня! — буркнул Марч больше для очистки совести, чем протеста ради.

— И что бы было? — Скунс издевательски хихикнул. — Бросьте, Марч, охота вам развешивать лапшу по ушам? Вы в любом случае работали бы с нами, потому что очень любите денежки, не так ли? — Марч слушал и не узнавал голос Скунса. — Да и женушка ваша… Третьего дня лицезрел ее у входа в «Альберт Холл». Зрелище не для слабонервных, доложу я вам. Цацки болтались на всех возможных и невозможных местах.

У Марча противно ёкнуло под ложечкой. Итак, их еще и «пасут», отслеживая каждый шаг. Но больше всего его поразил тон, который Скунс выбрал для разговора: нахрапистый и наглый, ни грана прежнего елея. Это означало только одно: он, Марч, по уши увяз и с ним больше не считают нужным церемониться.