— «Ты отказала мне два раза: не хочу, сказала ты, вот такая вот зараза, девушка моей мечты», — глумливо пропел он.
Вот и все. И ничего нельзя изменить. Он не простит меня. Никогда. Нет таких слов, чтоб объяснить ему... Нет. Никаких слов нет.
Лешка снова поменял позу, сев прямо и закинув ногу на ногу.
— Уходи, Аля. И не приходи больше. Тебе здесь не рады.
И я действительно шагнула, чтобы уйти. Проходя мимо Лешки, взглянула него. Он сидел, опершись на поставленные за спиной руки, и не смотрел на меня. Я решительно развернулась и прошагала к столу. Поставила на стол сумку, открыла ее и достала старый почтовый конверт. Снова обернувшись к Лешке, убедилась, что теперь он смотрит на меня, — смотрит с настороженным интересом. Я достала из конверта карточку-открытку. С нее улыбался ослепительно красивый юноша. Я показала карточку Лешке. Он недоуменно моргнул.
— Ты собираешь фотографии артистов? — осведомился ехидно и протянул руку к карточке. Я отвела свою руку за спину и, осторожно положив карточку на стол, накрыла ее ладонью.
— Да. Но моя коллекция состоит из единственного экземпляра. Это фото моего отца.
— Но ведь это... — протестующе начал Лешка, поднимая руку.
— Вот именно, — перебила я, набрала воздуху и начала свой рассказ. Говоря, я старалась не смотреть на Лешку.
— Когда я была маленькая, я думала, что мой папа потерялся. Не знаю почему. Наверное, мама сказала. Или бабушка. Она умерла, когда мне исполнилось пять лет, и с тех пор мы с мамой жили вдвоем. Совсем маленькой я спрашивала о папе у бабушки. Наверное, она и сказала, что он потерялся. А у мамы не спрашивала. Я знала, что ей это не понравится. Даже совсем маленькой я старалась ничем не огорчать маму. Мне нравилось думать, что мой папа потерялся и когда-нибудь нас найдет. Я любила представлять, как это будет. Попадая в новое место, я всегда оглядывалась, всматриваясь в незнакомых мужчин, вдруг папа? Мы долго жили в одном и том же месте, среди одних и тех же людей, и меня почти не спрашивали о моем отце. Приведя меня в первый класс, мама на вопрос учительницы ответила спокойно: «Он с нами не живет». В нашем классе половина детей была из неполных семей, так что «он с нами не живет» был самым ходовым ответом о родителе.
В четвертом классе к нам пришла новая девочка. Она очень интересовалась семьями одноклассников, у всех все выспрашивала, кто с кем живет, у кого какие папы-мамы, у кого родные, у кого нет. Спросила у меня. Я ответила как всегда. Но она не отставала, принялась выспрашивать, где папа, кто он. Я не знала, что ответить. И тогда девочка отвернулась от меня и сказала окружавшим нас подружкам: «Наверное, ее мама не знает, от кого родила Алю». Представляешь? И поджала губки. Как она это сказала! Так фальшиво сочувственно и презрительно одновременно. Конечно, никто ничего не понял, нам было всего по десять, но все почувствовали что-то тайное и неприличное, что ли... Вот именно — неприличное. Одноклассники хихикали и прятали от меня глаза. Я впервые сбежала с уроков. Меня просто трясло. Вечером я сказала маме, что больше не пойду в школу. Она стала выяснять причину, ну я ей все и выложила. Мама просто вся побелела. Вся. У нее даже губы, даже глаза стали белыми. Я подумала, что она меня ударит. Она меня ни разу пальцем не тронула, а тут шагнула ко мне, вся трясется. Я зажмурилась, сжалась. Но мама просто вышла в другую комнату, а когда вернулась, у нее в руках была вот эта открытка. «Аля, — сказала она, — ты уже достаточно взрослая и сможешь меня понять. Твой папа — очень известный человек, мы встретились случайно, полюбили друг друга, потом поссорились из-за пустяка и он уехал. Он не знал, что я жду ребенка, и я этого еще не знала. Потом ты родилась, я все еще на него обижалась и не сообщила ему. Потом прошли годы, я поняла, что он ни в чем не виноват, но я уже привыкла, что ты только моя дочь, и не хотела тебя ни с кем делить. К тому же он, наверное, уже женился, и его жене может не понравиться наличие у него дочери. Я не хочу портить ему жизнь. Ведь это благодаря ему у меня есть ты, и я очень счастлива. Ты должна мне обещать никому не говорить о том, кто твой отец. Обещаешь?» Я не все поняла, что мама говорила. Но я привыкла ей верить. И еще, она никогда раньше не говорила со мной как с большой, и я возгордилась ее доверием и тем, что у нас с ней такая настоящая, такая взрослая тайна.
Мы больше ни разу не говорили об отце. Но я все время помнила о нем. Я по сто раз смотрела все его фильмы. Я мечтала о нем, представляла, как мы встретимся. До окончания школы я тайком от мамы вела дневник. Каждая запись в нем начиналась словами «Здравствуй, папа!». Вечером, лежа в постели, я рассказывала отцу обо всем, что случилось в мой жизни, жаловалась ему, хвасталась... И мечтала, мечтала... Потом узнала, что он уехал за границу. Но к этому времени в моей жизни столько всего происходило ежедневно, настала пора, когда дети выходят из-под опеки родителей. И все же, если припекало, я искала прибежища в разговорах с отцом... И подспудно, где-то глубоко в душе, надеялась на встречу, ждала ее.
И дождалась... Я обезумела. Впрочем, ты заметил, что-то происходит. Только не понял что. И он не понял. Вернее, понял неправильно. Я почувствовала, мне нельзя больше находиться вместе с ним и с тобой и молчать. Я пошла к нему, чтобы открыть мою тайну. Смешно вспоминать, но я не сомневалась — он будет счастлив, узнав, что я его дочь. Я верила, что мы все будем счастливы: я, он, ты, мама... Не знаю, каким образом... Говорю же, я потеряла рассудок.
Он решил, что я ищу секса, и сразу полез мне под юбку. Прости, Леша... Я ничего не придумываю. Он начал обнимать меня, до того, как я успела сказать хоть одно слово... Я вырвалась и отчаянно прокричала: «Что вы делаете? Я ваша дочь!» А он расхохотался и сказал: «Каждая шлюха выдумывает своему выблядку отца познаменитей! Я не трахал твою мать, так что вполне могу трахаться с тобой!»
Он не мешал мне уйти, я убежала, спряталась и плакала, плакала без конца. Потом решила уехать. Проходила мимо кабинета, дверь была открыта. Я вошла, сама не знаю зачем. Нет, знаю. Я не могла поверить ему. Это значило, что моя мама лгала мне всю жизнь. Я не могла поверить в это... Понимаешь? Думаю, нет. Для этого надо знать, чем для меня была моя мама... Я нашла его в луже крови... Леша, я видела, как ты вбежал в кабинет после меня. Что, если он повторил тебе все, что сказал мне? Что бы ты тогда сделал? Что ты должен был думать обо мне?
Лешенька, я поняла, что потеряла тебя. Я не поверила ему. Я продолжала верить свой маме. Я не могла ничего рассказать тебе. Я не знала, что он тебе сказал. Он не признал меня дочерью. И умер. И не с кого было спросить почему. Забыл короткий роман со случайной девушкой, не желал признаваться, чтоб не осложнять себе жизнь?
Я представления не имела, что делать дальше. Как быть с тобой? Ты сам помог мне. Приревновал к Диме, уехал. Я почувствовала облегчение: не надо ничего решать, ничего объяснять. У меня что-то заклинило в мозгах, я жила себе и жила, и ничего в моей жизни не происходило. Я даже по-прежнему каждый вечер, засыпая, рассказывала все в подушку... Только теперь мои исповеди адресовались не отцу, а тебе. Ты постоянно присутствовал в моей жизни, и я даже была по-своему счастлива. Мало верится, да? Сейчас говорю, и самой мало верится. Но было именно так. А потом тебя убили. А мне показалось, что это меня. Оказывается, жить можно, только если точно знать, что ты есть на этом свете. Не важно, насколько далеко, просто есть. Ты выписался из госпиталя и пришел ко мне свататься. Мне не удалось ничего тебе объяснить. Все. Тебя снова не стало в моей жизни.
Я продолжала жить. Не дай Бог никому узнать, что это такое — жизнь без надежды. Дима вернул мне надежду. Прости, если то, что я скажу, не понравится тебе. Мне уже нечего терять, я потеряла все. Я поклялась маме рассказать тебе все, как я это чувствую. Знаешь, вчера мы наконец поговорили. Она считает себя виноватой в произошедшем. Впрочем, так оно и есть. Только теперь совсем не важно, кто виноват. Мама сказала, что я не смогу жить дальше, пока не покончу с прошлым, а для этого ты должен узнать всю правду. Она предложила мне, что сама все тебе расскажет. И, знаешь, я почти согласилась, но потом думала-думала и поняла, нет, я должна сама...
