Любимое занятие Петровны - ездить. Если не на грузовике, то на самолете. Каждое утро она посылала меня в аэроагентство. Наладив контакт с девчонками, я брал билет на ближайший рейс до Ставрополя. Петровна одобрительно кивала, прятала его в стол и тут же посылала меня за билетом до Киева. Получив его, она немного мялась и говорила:

- Михалыч, ты понимаешь, планы опять изменились. Ты сходи, тут недалеко, возьми еще до Львова...

Сердиться на нее было невозможно. Она так уютно сидела за дешевым письменным столом на стуле с подложенной мягкой подушкой, лицо ее было таким добродушно-озабоченным, что я шел в агентство, удивлял билетных девчонок, рассказывал им забавные истории, выслушивал от других пассажиров много неприятных реплик, но очередной билет брал.

После этого я начинал курсировать между Петров ной и почтой. Отправив одну телеграмму, я тут же получал задание отправить еще одну. Петровна разводила пухленькими ручками, сожалела, что забыла предупредить, что будет еще текст, а через несколько ми нут вспоминала о третьей телеграмме, и я, не находя слов, вновь топал на почту.

Назавтра день начинался с того, что следовало сдать все купленные билеты, а взамен купить новые - совсем другого направления. Я покупал, но через не сколько дней их все равно приходилось сдавать, как просроченные. Не упомню случая, чтоб Петровна хоть раз выехала вовремя: ее самолет летел в Киев, а она в это время неслась в какой-нибудь Темрюк в кабине “МАЗа” по вопросу, который мог бы решить любой малограмотный рабочий, как с теми же досками. Получая задание, я обычно надолго немел. В пол ном смысле слова: терял дар речи. Ну, каково, к при меру, администратору с двумя дипломами о высшем образовании идти к какой-то мелкой сошке из сельсовета, чтобы поставить подпись на обыденный документ. Я пытался поначалу объяснить, сколь нерационально меня используют, она слушала мои речи просветленно, смеялась, а потом говорила озабоченно:

- Слушай, сходи, пожалуйста, на телеграф, позвони, я вот написала телефон, позови Лизу и скажи, что я завтра в Москву не прилечу. А на обратном пути сдай билет и купи на послезавтра в Ленинград.

Глаза мои расширялись, я надувался, смотрел в ее честные, ясные глаза, на ее доброе лицо с розовыми щеками-булочками, на всю ее уютную позу за стареньким столом, вздыхал глубоко и шел на почту.

Работали у Петровны люди своеобразные. В целом, конечно, обычная для системы шушера, но несколько другого плана, чем у Вокалева. Всех не опишешь, а вот некто Шапиро описания требует. Это был доходной, мелкий еврейчик редчайшего уровня дебилизма. Дебилы для этой нации сами по себе нонсенс, но его уровень редок и для других рас. И в то те время, он сохранил в себе еврейскую приспособляемость. Поэтому он все время работал.

Он мог, например, целый день красить одну семи метровую крышу вагончика, но поймать его на бездействии было невозможно. Когда бы он ни попадал в поле зрения, он все время был с кистью в руках и в движении. Не стиранная со времен написания Ветхого Завета одежда, вечно заляпанная краской и мазутом, как бы подчеркивала его трудолюбие. Если же вы пытались сделать ему замечание за медлительность, он начинал долго и косноязычно объяснять причины - их находились тысячи: от густой краски до плохой кисти, - и продолжал это объяснение, пока вы со вздохом от чаянья не удалялись.

Все рабочие, кроме Шапиро, чем-то торговали. Открытками, плакатами, леденцами, сигаретами... При чем, занимались этим гораздо более серьезно, чем основной работой. Особенно преуспевал в этом плане молдаванин с озорным именем Гоша, мелкий, удивительно завистливый и злобный человечек. Жена его, видимо, для контраста, была женщина крупная и добродушная. Иногда она неделями не появлялась днем из вагончика, из чего следовало, что грозный муж, которого она могла бы просто зашибить одним ударом, опять ее отлупил и она стесняется показываться с синяками на лице...

***

Да, забавно было все это. Даже не верится, что я столько накуролесил. А что, — три судимости: первая — за политику, а остальные главным образом за мошенничество. Считался удачливым аферистом. Еще бы, успел же поработать и журналистом, и ветеринаром; и начальником бывал, и на самых низких ролях “неприкасаемым” ишачил. И послужить успел, почти четыре года отдал доблестной СА. И поучиться успел, аж в трех вузах. Так что подготовку для аферизма получил хорошую. Вот, долго хранил в вещах одну вырезку из газеты “Известия”. Называлась заметка:

“Плоды доверия”.

“В шикарную гостиницу в южном городе Тбилиси вошел представительный гражданин, - писал досужий корреспондент. - Он уверенно подошел к окошку администратора и представился сотрудником КГБ из Москвы. “Номер люкс и не беспокоить”, - сказал он повелительно.

Важного гостя проводили в пяти-комнатный номер, обставленный с восточной пышностью. Оставшись один, таинственный КГБэшник открыл чемоданчик, содержащий всего лишь единственную вещь - дорогой ха лат с позолоченными застежками. Это было единственное имущество некоего Верта, недавно освободившегося из колонии строгого режима.

Накинув халат, он принялся за работу: тщательно изучил телефонный справочник. Интересовала его глава, где были перечислены автобазы. Выбрав ту, которая по его разумению находилась на окраине города, он набрал номер и сказал: “Примите телефонограмму. После прочтения уничтожить. 12 июня в 10.00 прибыть в гостиницу “Тбилиси” в номер 302. С собой иметь документы, удостоверяющие личность, и список автоединиц гаража. Майор КГБ Русанов”. “Никому о содержании телефонограммы не рассказывать”, - предупредил он секретаря, после чего сделал второй звонок в ресторан.

Вкусно пообедав, аферист направился на знаменитый Тбилисский рынок. Там он выбрал участок, облюбованный автомобилистами, и через некоторое время познакомился с руководителем одного из колхозов, очень желающего приобрести автомашину “Волга”. “Могу предложить новую, - сказал - аферист, но машина казенная. Деньги перечислите на автобазу”. Какой разговор, дорогой, - обрадовался колхоз ник. - Кто говорит о деньгах? Сколько попросишь - столько перечислю!”.

“Аванс придется дать наличными, - сурово сказал “КГБэшник”. - Сам понимаешь, я не один на авто базе”.

“Какой разговор, - темпераментно взмахнул рука ми грузин. - Кто говорит о деньгах? Пять тысяч хватит?”.

“Десять!”.

“Слушай, дорогой! Совесть есть, да? Даю семь?” “Ладно. Завтра в это же время подъеду на маши не. Все документы будут готовы. Рассчитаемся и забирай. Остальные деньги перечислишь в автоколонну, госцена - четырнадцать тысяч”.

Явившийся на другой день начальник автохозяйства поинтересовался у администратора личностью обитателя 302 номера.

“Грозен”, - сказал администратор. Начальник робко постучал в дверь. “Войдите”, приглушенно раздалось из номера. Войдя, начальник увидел спину, прикрытую шикарным халатом. “С авто базы?” - спросили его, не оборачиваясь. “Так точно!” “Посиди пока...” Начальник робко присел на краешек кресла, с почтением оглядывая шикарное убранство холла.

Минут через пять “комитетчик” наконец-то- удостоил начальника автобазы хмурым взглядом, а затем в приказном тоне произнес: “Подготовишь новую “Волry”, полный бак, полную канистру в багажник, заполнишь путевой лист без указания маршрута, фамилию водителя. В “бардачок” - технические документы на автомобиль. К девяти утра завтра подашь машину к парадному подъезду гостиницы и оставишь ее с ключами зажигания... А сейчас распишись вот здесь об ответственности за разглашение доверенной тебе государственной тайны...”

Трепеща от волнения, начальник подписал какую-то бумагу и снова отбыл в расположение вверенной ему автобазы. А утром новая легковушка затормозила перед входом в гостиницу. Ее подогнал сам начальник автобазы и незамедлительно доложил об этом грозному “майору-чекисту”.