Вскоре местность преобразилась. Яркий свет прожекторов озарил мрачный, призрачный остов церкви, повсюду были расставлены камеры.

— Дьявол, где Патриция?! — раздался громоподобный голос, и все на мгновение замерли. Аннетт быстро повернула голову, сердце у нее заколотилось, и она увидела Саймона — его высокая, худощавая фигура возвышалась над остальными, как темная башня. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы понять — он в ярости.

— Разве она не с тобой? — хохотнул кто-то в толпе.

Саймон развернулся и уничтожающе посмотрел на несчастного, осмелившегося задать этот вопрос.

— Нет, не со мной, — с ледяным спокойствием произнес он. — Вчера она осталась в баре и сказала, что переночует в отеле. Меня интересует другое…

Неожиданно завизжали тормоза, и Патриция, хлопнув дверцей, выскочила из подъехавшей машины. Ее белое лицо было не накрашено, рыжие волосы всклокочены, словно она собиралась в большой спешке и прыгнула в машину прямо из кровати.

— Молчи! Ничего не говори! — с ходу начала она, подбегая к Саймону. — Прости, я проспала, но это в последний раз, честное слово! Не сердись. Знаю, я — идиотка. — Она умоляюще воздела руки.

— Твое счастье, что у тебя есть машина, — сухо процедил Саймон. Давая понять, что разговор окончен, он повернулся к одному из операторов, и его взгляд уперся в стоящую неподалеку Аннетт. Он застал девушку врасплох: она не успела сделать безразличный вид, поскольку испытала громадное облечение — спасибо тебе, Господи! Этой ночью Саймон был один! Радость этого открытия была столь велика, что ее изумрудные глаза вспыхнули сумасшедшей радостью. Саймон ничего не сказал, только мускул дернулся на его смуглой щеке, и какое-то странное выражение мелькнуло в черных глазах, прикрытых неправдоподобно длинными ресницами.

— Начинается отлив. — К Саймону подбежал один из ассистентов.

Он посмотрел на океан — туман медленно поднимался, воздух светлел, становился прозрачным.

— Так. — Его черные брови сошлись на переносице, и это не предвещало ничего хорошего. — У нас есть хотя бы двадцать минут?

— Тридцать.

— Отлично. — Он помолчал, потом быстро хлопнул в ладоши. — Все по местам! Живо!

Резкий приказ мгновенно привел людей в действие — актеры с преувеличенным усердием принялись повторять роли, вокруг них суетились гримеры, операторы заняли места у камер, и еще целая сотня людей — так по крайней мере показалось Аннетт — включилась в работу.

Вспомнив, что она тоже призвана быть частью этого скромного механизма, девушка пробралась к Саймону и робко пробормотала:

— Что мне делать?

Он обернулся, посмотрел на нее, как на какую-то назойливую, надоедливую муху, вечно мешающую и сующую нос, куда не надо, но, увидев, что она не отходит, обреченно махнул рукой, сунул ей уже знакомый толстый блокнот и бесцеремонно толкнул на предусмотрительно кем-то поднесенный стул.

— Сиди здесь!

— Но… что мне записывать? — нервно воскликнула она и тут же вздрогнула: он бросил на нее взгляд, способный превратить кипящие недра земли в вечные льды.

— То, что я скажу, Аннетт, — переведя дух, произнес Саймон, словно ему стоило больших трудов сохранять относительное спокойствие. — Все, до единого слова, поэтому постарайся всегда быть поблизости. Учти: если я замечу, что ты витаешь в облаках, я разговариваю с воздухом, ты немедленно отправишься в отель и до конца съемок будешь безвылазно сидеть в своем номере, чтобы не раздражать меня! — Глядя сверху вниз на ее испуганное лицо, он добавил мягко, но с угрозой: — Ты все поняла… Анни?

Она только кивнула, и тогда он, отдав еще несколько четких команд, громко спросил:

— Все готовы? Камера? — Оператор показал поднятый кверху большой палец, и Саймон сел рядом с застывшей в нервном ожидании Аннетт. — Внимание! — Его голос, напряженный, резкий, нарушил установившуюся секунду назад тишину и эхом разнесся по ущелью. — Начали!

Съемка началась, и Аннет показалось, что все это происходит не наяву, а в каком-то немыслимом, волшебном сне — настолько непривычно и необычно было развернувшееся перед ней действо. Она так увлеклась происходящим, что наклонилась далеко вперед, не заметив, что заслонила Саймону весь вид.

— Анни, девочка моя, — едко прошипел он, — я понимаю, что тебе интересно, но не могла бы ты чуть-чуть отодвинуться в сторонку… да-да, вот так, чтобы и я тоже мог посмотреть?

— Прости, пожалуйста, — сконфуженно пробормотала она, сжавшись в комочек на своем стуле, но он уже позабыл о ней, да и обо всем на свете, отдавшись своему делу.

С тех пор Аннетт каждый день была на съемках, и ее хрупкая, тоненькая фигурка по пятам следовала за Саймоном. Молчаливая, с блокнотом в руках, стала неотъемлемой частью его работы. Пусть только в качестве ассистентки, но частью его жизни. Ей и этого хватало, ведь она была рядом с ним!

Правда, каждый вечер это маленькое счастье омрачал приезд автобуса. Слыша сигнальный гудок, каждый вечер она понуро плелась к нему и, глядя в окно невидящим взглядом, уезжала в отель.

Шумная компания актеров в первый же вечер приняла девушку в свое братство, и она стала посиживать с ними в баре со стаканчиком шипучки, а иногда и бренди. Так ей было легче изживать из своей души образ высокого темноволосого человека, изо дня в день упорно игнорирующего ее и не снисходящего до нее даже в деловом разговоре.

И она подружилась с этими веселыми людьми искусства, но никто из них не знал, что прячется за ее улыбкой, никто не знал, что каждое утро ее подушка мокра от слез. Один из молодых актеров, Фред Хаксли, стал оказывать ей усиленные знаки внимания и, принимая ее врожденную вежливость за проявление симпатии, каждый вечер подсаживался за ее столик.

Однажды Патриция Синклер — и это несказанно удивило Аннетт — подошла к девушке и, воспользовавшись тем, что Фред отошел за выпивкой, спокойно посоветовала:

— Извини, что вмешиваюсь, Аннетт, но будь поосторожней с Фредом. Он не так безобиден, как остальные, и может попортить тебе жизнь.

— Он всего лишь друг, — она пожала плечами, — и мне с ним весело.

От шампанского, которым ее весь вечер угощал Фред, у девушки немного кружилась голова. Изо всех сил стараясь собраться с мыслями, она не могла взять в толк, с какой стати Патриция — раскованная в отношениях с мужчинами — решила наставлять ее на путь истинный.

— Если Саймон узнает о твоей — пусть самой невинной — дружбе с Фредом, у тебя могут быть неприятности, — негромко, но настойчиво произнесла Патриция, глядя на полыхающее лицо Аннетт.

— Он что, просил тебя присматривать за мной, да? — заплетающимся языком пробормотала она. — Я же не идиотка и все вижу!

— Нет, ни о чем он меня не просил. — Пат склонилась к ней и тихо добавила: — Я сама догадалась, он чувствует за тебя ответственность. Я не знаю причины — возможно, потому что ты долго болела или потому что слишком неискушена в некоторых вопросах и не умеешь отшивать таких ловких типчиков, как Фред Хаксли.

Аннетт покоробило от такой заботы, и она с горечью подумала: ну как же, Патриция осваивает профессию заботливой жены, ее волнует все, что чувствует и думает Саймон. Однако следующие ее слова заставили девушку призадуматься, и хмель как рукой сняло.

— Если Саймон узнает о том, что Фред нагло флиртует с тобой — а здесь есть люди, способные напеть ему в уши любые, самые грязные сплетни, — прежде всего он вышвырнет на улицу самого Фреда, потом разнесет весь отель и, в конце концов, съемки полетят к чертям. Когда он разъярен, он не может нормально работать.

— Что ты… Пат. — Аннетт горько усмехнулась. — Он выместит всю ярость на мне и преспокойно вернется к съемкам.

— Сомневаюсь, что все обойдется так просто. — Патриция покачала головой, но потом, разряжая обстановку, рассмеялась: — Конечно, когда дело касается фильма, он становится благоразумным, но… но в остальном этот человек неуправляем. — Она помолчала. — Хочешь, я посижу с тобой до конца вечера, а если этот нахал Фред посмеет подойти к нам… что ж, у меня найдется парочка специальных выражений, которые отобьют у него охоту приставать к тебе.