— Как странно, — пробормотал он. — Буквально на днях Лэнгтон уверял меня, что ему и в голову бы не пришло уничтожать ос столь опасным зельем, и добавил, что вообще запретил бы продажу цианистого калия для подобных целей.

Пуаро тем временем любовался розами. Он спросил совершенно спокойным и беспечным голосом:

— А вам нравится Лэнгтон?

Харрисон вздрогнул.

Он явно не ожидал такого вопроса.

— Я.., я хочу сказать, что конечно же он очень мне симпатичен. Почему бы и нет?

— Я просто так спросил, — невозмутимо пояснил Пуаро. И так как его собеседник ничего на это не ответил, он задал следующий вопрос:

— Мне бы также хотелось знать, нравитесь ли вы ему?

— На что вы намекаете, мосье Пуаро? Не пойму я, что у вас на уме.

— Буду с вами совершенно откровенен. Вы помолвлены и собираетесь жениться, мосье Харрисон. Я знаком с мисс Молли Дин, на редкость обаятельная и красивая девушка. Но раньше она была обручена с Клодом Лэнгтоном, а затем оставила его — ради вас.

Харрисон кивнул.

— Я не спрашиваю почему. Наверно, у нее были свои соображения. Но вот что я вам скажу: вряд ли стоит рассчитывать на то, что Лэнгтон все забыл и простил.

— Нет, вы ошибаетесь, мосье Пуаро. Клянусь, вы ошибаетесь! Лэнгтон повел себя как настоящий мужчина. Как истинный джентльмен, он сделал все возможное, чтобы сохранить дружеские отношения, проявив поразительное понимание.

— А вам это не показалось странным? Вы употребили слово «поразительное», но сами-то вы, кажется, вовсе не поражены.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — в голосе Пуаро зазвучали предостерегающие нотки, — что ненависть можно затаить до поры до времени.

— Ненависть? — Харрисон покачал головой и рассмеялся.

— Вы, англичане, удивительно наивный народ, — заметил Пуаро. — Вам кажется, что вы способны провести любого, а вас самих обмануть невозможно. «Истинный джентльмен, настоящий спортсмен и добрый малый», считаете вы, определенно не способен на низкий поступок. Вы отважны, но наивны и часто умираете даже тогда, когда смерти можно было бы избежать.

— Так вы меня предостерегаете? — Харрисон понизил голос. — Теперь я понимаю, что меня все это время смущало. Вы хотели меня предостеречь против Клода Лэнгтона. Вы для того и приехали, чтобы меня предостеречь.

Пуаро кивнул. Харрисон вдруг вскочил с кресла.

— Но вы просто сошли с ума, мосье Пуаро. Это же Англия! Здесь так не принято. Отвергнутые поклонники не избавляются от своих счастливых соперников с помощью ножа или яда. И насчет Лэнгтона вы заблуждаетесь — этот парень мухи не обидит.

— Мухи меня не интересуют, — спокойно ответил Пуаро. — Кстати сказать, сегодня он собирается уничтожить несколько тысяч ос.

Харрисон не нашелся даже, что ответить. И тут вскочил, в свою очередь, сам Пуаро. Он подошел к Харрисону и положил ему руку на плечо. Не сдержав эмоций, он начал его трясти, приговаривая громким свистящим шепотом:

— Очнитесь, друг мой, очнитесь! И взгляните-ка вон на тот холмик, у корней дерева.. Видите? Осы возвращаются в свое гнездо, безмятежно жужжа. Пройдет какой-нибудь час, и они будут уничтожены, но они об этом даже не подозревают. Никто не скажет им об этом. Ведь у них нет Эркюля Пуаро. Позвольте напомнить вам, мосье Харрисон, что меня привело сюда! Род моих занятий вам известен. Мое дело — расследование убийства. И до того, как оно совершено, и после. Так в какое время должен прийти мосье Лэнгтон, чтобы уничтожить осиное гнездо?

— Лэнгтон никогда бы…

— В какое время?

— В девять часов. Но, уверяю вас, вы ошибаетесь. Лэнгтон никогда бы…

— Ох уж эти англичане! — сердито воскликнул Пуаро. Он схватил свою шляпу и тросточку и двинулся вниз по дорожке, затем остановился и бросил через плечо:

— Я не собираюсь больше спорить с вами, это только выведет меня из себя. Но к девяти я обязательно вернусь, имейте это в виду.

Харрисон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Пуаро предупредил его:

— Я знаю, что вы скажете: «Лэнгтон никогда бы не позволил себе», и так далее. Но тем не менее я вернусь к девяти часам. Ну да, мне ведь интересно посмотреть, как уничтожают осиные гнезда. Ведь это в некотором роде тоже один из видов английского спорта и, наверное, забавное зрелище.

Не дожидаясь ответа, он быстро спустился к калитке, которая, вновь скрипнув, выпустила его. Выйдя на дорогу, Пуаро замедлил шаги; лицо его, только что оживленное и чуть улыбающееся, приняло серьезное и озабоченное выражение. Он вынул из кармана часы. Стрелки показывали десять минут девятого. — Еще пятьдесят минут, — пробормотал он. — А может, мне вообще не стоило уходить? — Он почти остановился, как будто собирался развернуться и пойти назад; какое-то смутное предчувствие, видимо, не давало ему покоя. Однако он его решительно отбросил и продолжил свой путь по направлению к деревне. Но лицо его не покидало выражение тревоги, и он несколько раз досадливо покачал головой, как человек не вполне довольный собой.

До девяти оставалось еще несколько минут, когда он снова подошел к садовой калитке. Был ясный, тихий вечер, ветерок почти не шевелил листву. В этом спокойствии было, пожалуй, что-то зловещее, как в затишье перед бурей.

Пуаро слегка ускорил шаги. Неожиданно он снова ощутил тревогу и неуверенность. Казалось он чего-то опасался, но сам не понимал чего… В этот момент калитка отворилась, и на дорогу торопливо вышел Клод Лэнгтон. Увидев Пуаро, он вздрогнул.

— О… Добрый вечер!

— Добрый вечер, мосье Лэнгтон. Что-то вы рановато. Лэнгтон уставился на него непонимающим взглядом.

— Простите, но что вы имеете в виду?

— Вы уничтожили осиное гнездо?

— Нет, пока не уничтожил.

— Вот как, — мягко сказал Пуаро. — Ясно. А чем же вы тогда занимались?

— Да просто поболтали немного со стариной Харрисоном. Извините, я очень спешу, мосье Пуаро. Вот не думал, что встречу вас в нашей глуши.

— У меня здесь было дело.

— Ах, вот оно что. Отлично. Харрисона вы найдете на террасе. Простите, но я должен идти.

Он поспешил прочь. Пуаро посмотрел ему вслед. Такой молодой и уже такой нервный! Недурен собой, но какой безвольный рот.

— Итак, я застану Харрисона на террасе, — пробормотал Пуаро. — Ну что ж, посмотрим.

Он вошел в калитку и двинулся по тропинке к дому. Харрисон сидел на веранде за столом. Он словно оцепенел и даже не повернул головы, когда Пуаро подошел к нему.

— О, mon ami, вы в порядке?

Последовала длительная пауза, затем Харрисон странным голосом, будто через силу, спросил:

— Что вы сказали?

— Я спросил, хорошо ли вы себя чувствуете?

— Хорошо ли? Да, вполне. А почему бы и нет?

— Никаких неприятных ощущений? Это хорошо.

— Неприятных ощущений? С какой стати?

— Из-за соды.

Харрисон встрепенулся.

— Из-за соды? Что вы этим хотите сказать?

Пуаро виновато развел руками:

— Бесконечно сожалею, но я вынужден был положить немного соды в ваш карман.

— Соды? В мой карман? Но зачем? Харрисон недоуменно посмотрел на него. Пуаро говорил спокойно и бесстрастно, как лектор, старающийся быть понятным маленькому ребенку.

— Надо вам сказать, что одним из преимуществ — или, если угодно, недостатков — профессии сыщика является необходимость контактов с преступным миром. И они подчас могут научить вас прелюбопытным вещам. Был среди моих знакомых один карманник. Выяснилось, что он не совершил того, в чем его обвиняли, и я помог ему выкарабкаться. Он был мне очень признателен и отблагодарил единственным приемлемым для него способом — показал некоторые приемы своего ремесла. Теперь мне ничего не стоит залезть в чужой карман, не вызвав ни малейшего подозрения у его владельца. Я кладу ему одну руку на плечо, делаю вид, что чем-то ужасно взволнован, и он, отвлеченный этим маневром, не замечает, что мне удается переложить содержимое его кармана в свой собственный, а взамен насыпать ему туда — ну хотя бы соды. Видите ли, — продолжал Пуаро задумчиво, — если кому-то нужно достаточно быстро вынуть яд — чтобы незаметно подсыпать его в бокал, — то удобнее всего положить его именно в правый карман пиджака. Я знал, что он будет там.