1939 год Аненербе встретило, находясь в аморфном состоянии. Каждый понимал под «Наследием предков» что-то собственное. Шанс превратить общество в монолитное учреждение был упущен.
Начало Второй мировой войны в корне поменяло характер деятельности «Наследия предков». На время боевых действий оказалась замороженной деятельность большинства гуманитарных отделов. На повестке дня стоили только военные успехи рейха, а потому любые исследовательские организации должны были заниматься только тем, что должно было способствовать победе во Второй мировой войне. В этих условиях почти все естественно-научные отделы автоматически становились «военно-значимыми».
Но не прошло и двух лет, как «Наследие предков» смогло извлечь максимальную пользу из провозглашенной правоведом Паулем Ритгербаумом программы «Военного использования гуманитарных наук». Идея состояла в том, чтобы способствовать борьбе с духовными ценностями противника. Именно в это время в «Наследии предков» появляются новые отделы. Один из них возглавил музыковед Антон Квельмальц. В свое время он был сотрудником Берлинского государственного института немецких музыкальных исследований. После того как он был назначен сотрудником аппарата имперского комиссара по укреплению немецкого народа, Вюст сделал ему предложение стать сотрудником «Наследия предков». Вюст планировал, что после войны в Аненербе будет создан отдел по изучению индогерманской музыки. Уже в 1942 году Зиверс начал зондировать почву, чтобы сделать музыкальные исследования задачей, пригодной для военной политики. В июне 1943 года он еще раз подчеркнул значимость музыкальных исследований Квельмальца — отдел народной музыки (так он именовал структуру, которую надо было создать) должен был решить ряд задач, поставленных Гиммлером в роли имперского комиссара. Среди них Зиверс особо выделял следующие: обработка материалов, доставленных с оккупированных территорий; формирование фонотеки народной музыки всех германских и немецких народностей, в которой особый акцент делался на немцев, находившихся за пределами Германии. В том же 1945 году Квельмальц был формально провозглашен начальником нового отдела Аненербе, а его группа по изучению индогерманской культурной истории была включена в деятельность программы «Военного использования гуманитарных наук». Годовой бюджет нового отдела составлял 20 тысяч рейхсмарок. Поначалу Квельмальц совмещал работу в «Наследии предков» и преподавание в Берлинском университете, но это длилось недолго — вскоре он был переселен в лагерь Вайшенфельд, где жил и работал вплоть до весны 1945 года.
Осенью 1942 года Вальтер Вюст с определенной опаской создал еще один новый отдел — прикладной лингвистической социологии. Задание, которое должен был выполнять персонал этого отдела, не носило научного характера. Эсэсовцам вменялось в обязанность разработать практические мероприятия в сфере «новой народной политики». Итогом этой работы стала идея создания под патронажем Имперского комиссариата по укреплению немецкого народа «тайных политическо-лингвистических управлений». Но уже тогда ни у кого не вызывала сомнений подозрительность новой «научной» дисциплины Видимо, под «лингвистической социологией» понималась непосредственная функциональная связь между языком, народом и политикой. Знверс в узком кругу не раз сетовал на псевдонаучность лингвистической социологии.
Начальником нового отдела был назначен человек, известный в определенных кругах под несколькими именами. Сам он с 1930 года именовал себя Георгом Шмидтом-Рором. Эта фамилия в 1937 году стала его официальным именем. Этот человек родился в 1890 году. Его отец носил имя Рихард Шмидт. Вторую часть фамилии Георг позаимствовал у своей жены, Рут Рор, с которой сочетался браком в 1919 году. Сам Георг с юности проявлял интерес к общественной жизни. В 1907 году он становится активным участником молодежного почвеннического движения «Перелетные птицы» («Вандерфогель»). В этой организации он даже стал руководителем среднего звена. Его опыт работы с молодежью приходится в годы Веймарской республики, когда Георг Шмндт был приглашен в правительство в качестве консультанта по вопросам молодежных организаций. Но своей известностью он был обязан совершенно другим обстоятельствам. Один из молодых ветеранов мировой войны, он был одержим идеями переустройства мира. Вместе со своим однополчанином Георг пишет в 1917 году научно-пропагандистскую работу, предназначенную для русских оккупированных территорий. Эта работа носила весьма пророческое название: «Что надо делать, чтобы предотвратить наступающую революцию?» В ней молодой автор предполагал использовать лингвистику в практических политических целях. Общественная активность и новаторские наработки не позволили ему сгинуть в круговороте событий Веймарской республики. В начале 20-х годов Георг Шмидт-Рор принимал активное участие в деятельности Прусского министерства по делам образования и религии. В 1926 году он внес свой вклад в учреждение Немецкой педагогической академии. В 1952 году он опубликовал свою монографию «Язык как изобразительное средство нации». Но после прихода нацистов к власти тон и акценты в этой работе пришлось очень сильно изменить. Теперь эта работа называлась просто «Родной язык». Но подобный оппортунизм не принес Георгу Шмидту-Рору успеха. Книга подверглась ожесточенной критике со стороны нацистов. Не спасло Георга даже заступничество Карла Хаусхофера и Гуго Брукмана, людей, которые во многом содействовали нацизму на стадии его зарождения. Почти десять лет Георг жил в безвестности. В этой связи шаг, который предпринял Гиммлер, назначив в 1943 году Шмидта-Рора начальником одного из отделов «Наследия предков», более чем удивителен. Жизнь его оборвалась в 1945 году во время уличных боев, в которых Шмидт-Рор принимал участие в качестве начальника одного из подразделений «фольксштурма» — народного ополчения, создаваемого в последние дни Третьего рейха.
До нас дошло несколько документов, посвященных деятельности отдела прикладной лингвистической социологии. В чем же состояла идея этой новой науки? Какие задачи надлежало выполнить Шмидту-Рору в рамках эсэсовского «Наследия предков»?
Сам этот исследователь предполагал, что язык и письменность являлись не менее эффективным оружием, чем танки и пушки. Просто воздействие этих лингвистических факторов было более опосредованным, неявным. Немецкий язык представлялся ему важным средством для укрепления «Новой Европейской империи». Для него немецкий язык являлся средством коммуникации между представителями различных национальностей, которые встали под знамена Гитлера. Именно немецкий язык должен был связать воедино добровольцев из Голландии, Украины, Латвии, способствуя формированию нового европейского пространства. Использование немецкого языка на оккупированных территориях как основного средства общения должно было подорвать сопротивление недовольных. Более того, в «германских странах» (Фландрии, Норвегии, Бельгии, Голландии) он должен был спаять воедино народы этих местностей. Постепенно положение немецкого языка как главенствующего должно было автоматически привести к складыванию новой народной общности.
Если обратиться к примеру, близкому для нас, — лингвистической политике на оккупированных российских территориях, — то Шмидт-Рор предлагал целый ряд мер, начиная от выработки специального германизированного шрифта и алфавита и заканчивая установлением специфической языковой морфологии. Или другой пример. Английскому языку, как всемирному политическому фактору, предполагалось объявить форменную войну. Победа в этой лингвистической войне должна способствовать закату и крушению Британской империи.
Руководство этим глобальным процессом должны были осуществлять уже упоминавшиеся «тайные политическо-лингвистические управления». В недрах этих учреждений должна была разрабатываться тактика «лингвистических боев». Но если кому-то из читателей показалось, что вся деятельность отдела прикладной лингвистической социологии сводилась исключительно к языковедческим задачам, то это неверно. Утверждение немецкого языка на просторах Европы было всего лишь средством для изменения менталитета, сущности европейских народов. Если выражаться современным языком, то отдел Георга Шмидта-Рора должен был осуществлять некое подобие политического нейролингвистического программирования (НЛП), обращенного на территорию всей Европы.
