Но вернемся к Oттo Рану. Повинуясь желанию отца, Отто после сдачи экзаменов на аттестат зрелости стал изучать юриспруденцию. Свою учебу он начал в Гиссене, а затем продолжил во Фрайбурге и Гейдельберге. Именно в Гиссене Ран познакомился с молодым поэтом и писателем Альбертом Генрихом Раушем. Новый друг стал для молодого Отто образцом для подражания. Альберт Рауш, известный своим богемным образом жизни, никогда не скрывал своих гомосексуальных наклонностей. Некоторые знакомые отмечал, что Рауш был искушенным совратителем своих юных друзей. До сих пор неизвестно точно, пристрастился ли Отто к однополой любви или нет. На этот счет не сохранилось никаких свидетельств современников, ни документов. Имеются только косвенные доказательства, которые в настоящее время никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть. Скорее всего, если Ран и был гомосексуалистом, то этот факт замалчивался. По некоторым сведениям, мать Отто сообщила его жене эту «семейной тайну» лишь незадолго до своей смерти.
В 1925 году Ран временно прервал свое обучение. Причина этого поступка кроется в отсутствии необходимых финансов у его семьи. Хотя не стоит думать, что Ран был бедняком, его родители были достаточно зажиточными людьми. По своему собственному признанию, в это время Отто хотел освоить какую-нибудь практическую профессию и потому решил учиться издательскому делу. Но из переписки с Альбертом Раушем следует, что Отто в это время являлся не столько учеником, сколько коммивояжером у различных книжных издательств. Поездки по всей Германии оказались очень познавательными и принесли Отто несомненную пользу. Эта свободная, почти бродяжническая жизнь способствовала творчеству. После трех лет разъездов по Германии Ран решил вернуться в университет. В письме Альберту Раушу он писал, что на этот раз твердо намерен получить ученую степень. В том же письме он упомянул о своей новой любви — 19-летнем Раймонде Перрире из Женевы. Этот швейцарец, говоривший на французском языке, жил в доме родителей Oттo, где изучал немецкий. Юноша происходил из приличной, богатой семьи — его дядя Брет Перрир был почетным канцлером Женевы. Отто Ран в течение многих лет поддерживал связи с Раймондом Перриром.
Зимой 1928 — 1929 года Отто Paн меняет свои научные пристрастия. Он больше не хочет изучать юриспруденцию и переходит на филологический факультет. Именно здесь он пишет свои первые произведения. Они даже были опубликованы в издательстве «Урбан». Хозяин издательства Фогельзанг шутливо называл молодого литератора «учеником Гундольфа». Гундольф — это псевдоним Фридриха Гундельфингера, преподавателя Отто в Гейдельбергском университете. Факт, может быть, на первый взгляд и незначительный, если бы не было известно, что Фридрих Гундельфингер входил в кружок Штефана Георга, был знаком с Альфредом Шулером, от которого заразился яростным антисемитизмом. Его литературные произведения были проникнуты глухой ненавистью к евреям. Это не были дешевые агитки. Если верить дневникам Геббельса, то тот стал антисемитом именно после прочтения в 1920 году книги Гундольфа «Евреи».
Несмотря на некоторые успехи, учеба на новом месте у Отто не заладилась. Уже в июле 1929 года он сообщал Раушу, что вынашивает новый план — направиться в Париж. Но в Париж он не попал — в то время он живет в Швейцарии в семье своего «друга» Раймонда.
Четыре недели спустя, после того как на нью-йоркской финансовой бирже произошел сенсационный обвал, с которого начался мировой экономический кризис, Ран писал: «После восьми месяцев в Гейдельберге и двух в Женеве я снова нахожусь с моим великолепным другом Раймондом Перриром в Берлине». Неизвестно, что привело этих молодых людей обратно в Германию, в Берлин. Вероятно, дикий, необузданный Берлин, превратившийся в 20-е годы в некую «Мекку для гомосексуалистов, манил их куда больше, чем благопристойные нравы Швейцарии. В то время немецкая столица переживала чуть ли не голубой бум. Только в Берлине насчитывалось около сотни кафе для гомосексуалистов.
Об этом периоде жизни Рана поведал другой швейцарец, Пауль Алексис Ладаме, который в то время учился в Берлине: «В том 1930 году перед одной из лавок сапожника можно было увидеть очередь. Там висел плакат: «Требуется мальчик на побегушках. С велосипедом. Желательно высшее образование». Но Ран не был мальчиком на побегушках. Я, во всяком случае, не верю в это. Он был безработным и кем только не подрабатывал: внештатным учителем в народной школе, репетитором, переводчиком, корректором, продавцом, упаковщиком, статистом на съемках, но чаще всего билетером в кинотеатре. В художественной среде, в которую мы были тогда вхожи, вращались такие люди, как Эрих Мария Ремарк, Фриц Ланг, Георг-Вильгельм Пабст, Макс Райнхард, Ганс Рихтер. Я предпочитал живопись и кино, а Ран — литературу и театр... Я подрабатывал, исполняя второстепенные роли в «Трехгрошовой опере» и «Четырех из пехоты». Ран же в то время писал диалоги или рецензии на французские романы».
В 1930 году Ран вновь оказывается в Швейцарии, откуда пишет письмо своему старому другу Альберту Раушу. В этом письме он сообщал, что с начала года нашел работу сценариста. Но сценарист, видимо, из него не получился, так как в декабре 1930 года он уже работал преподавателем в одной из женевских школ. Эту нелегкую борьбу за существование Ран достаточно подробно описал в своей эсэсовской автобиографии, подчеркнув, что в то время заинтересовался работами Кальвина, Руссо и Вольтера.
Дела в Швейцара шли неважно. Позже он так описывал свой «женевский период»: «Оттуда я унес плохие воспоминания. Я плохо устроился, дурно питался. Я получал месячную зарплату, которой едва ли хватало на неделю. В моей комнатушке не было ни раковины, ни ванной. Но именно там я начал писать несколько статей. Самая значимая из них должна была быть посвящена Великому Инквизитору моей страны. Тогда, в этой крайней нужде, я решил сделать все возможное, чтобы добиться успеха. Представьте себе, в течение трех месяцев я вновь и вновь переделывал статью о Великом Инквизиторе. Но каждого раз получалась только одна-единственная внятная машинописная копия. Я отослал мою работу более чем пятидесяти газетам и специализированным журналам. Но я получил только один отзыв — и тот был отрицательным. Это было агентство, заинтересовавшееся моими новыми работами, которые я бы мог предоставить».
В итоге Рану все-таки пришлось перебраться в Париж. Во французской столице Отто познакомился со многими литераторами и частными исследователями. Сделал он это независимо от Альберта Рауша, хотя тот бывал в Париже даже чаще, чем в Германии. Накануне захвата власти нацистами Рауш устроился в Париже на постоянную работу. Он стал пресс-секретарем и заведующим отделом печати местного отделения «Международного Красного Креста».
Для Рана особое значение имело знакомство с тулузским поэтом и эзотериком Морисом Мегре. Не исключено, что именно Мегре подвинул Рана увязать воедино еретическое движение катаров и символику Грааля. Дело в том, что в стихах, сказках и романах Мегре можно найти столь характерное для Рана смешение легенды, мифов и исторических фактов. Эту мысль подтверждал старый знакомый Отто — Пауль Ладаме. Ладаме вспоминал, что как-то во время завтрака Мегре высказал мысль, что «таинственный «Никетас» [3], прежде чем вернуться на Восток, прежде чем покинуть этот мир, должен был оставить Слово, письменный документ, излагающий его учение. Рукопись должна была храниться вместе с сокровищами катаров в замке Монсегюр. Она могла быть скрыта под землей в гротах пещеры Орнольяк». Ран очень живо прореагировал на эту идею. Он возбужденно заговорил: «Я разделяю Ваши взгляды. Искать надо именно там. Пещеры Орнольяка наверняка скрывают сокровища».
Именно эта беседа стала ключом к идее Рана, когда он увязал вместе легенды о Граале и судьбу катаров. Хотя сам он считал несколько по-иному. Он утверждал, что эта мысль пришла к нему совершенно случайно. Действительно, не мудрено, что он запамятовал об этой беседе, которая дала ему рабочий тезис для будущей книги, ведь в то время он был одержим совершенно другими планами. В феврале 1931 года Ран направляет Раушу очередное письмо, в котором бурно описывает перспективу собственного дела. Ран намерен создать собственное издательство, которое будет специализироваться на выпуске немецкой и французской литературы. Но этим планам не было суждено сбыться.. К тому же в это время он переживает личную драму — Раймонда забирают в армию, а самому Рану отказано в очередном визите в Швейцарию.
