Поэтому с возвращением Дэйра чувство облегчения горячей волной захватило ее. Вновь его воинское искусство помогло ему нащупать слабое звено в обороне противника. Наиболее уязвимую точку он обнаружил и в ее обороне и обрушил на нее свои насмешливые слова. Она так живо представила его мысленно, что ей не нужно было оборачиваться, чтобы его увидеть. Он был красавец-рыцарь, статный, очень высокий даже по сравнению с товарищами. Ее же при ее маленьком росте он просто подавлял.
Гордость никогда не позволит ей предстать перед ним старой девой. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Следующими словами он еще глубже ранил ее душу.
– Может быть, это уже не так?
Дэйр, конечно же, знал, что ничего не изменилось, но прозвучавшее в его словах намеренное оскорбление ее достоинства вынудило ее резко обернуться и встретиться с ним взглядом. При этом ясные зеленые глаза ее метали молнии, а лицо стало бледным от гнева, и на нем внезапно проявились незаметные обычно веснушки. Огненно-рыжие волосы, какие были у нее в детстве, приобрели теперь глубокий каштановый цвет и к тому же всегда были скрыты под скромным головным убором – барбетом, но темперамент, им соответствующий, остался по-прежнему пылким. Когда бы они ни встретились, ему всякий раз приходилось сначала пробивать броню ее самообладания, в которую она стремилась заключить свой непокорный нрав. Не сразу ему удавалось освободить таившееся в ней пламя.
– Вы… Нет! – Элис тут же взяла себя в руки. Дэйр не смел знать наверняка, как глубоко он проник ей в душу. Нет, не смел. Она не должна позволять ему с такой легкостью воспламенять ее и без того пылкую натуру. Она не должна отказываться от попыток, которые столь добросовестно предпринимала, чтобы оправдать надежды отца, который постоянно убеждал ее в необходимости контролировать свой неженский темперамент, а она всегда старалась быть покорной дочерью и подчинялась отцу. Она гордилась тем, что уже достигла кое-каких успехов. Она действительно научилась смягчать приступы упрямства (неважно, что они случались так же часто, как и в прошлое посещение Дэйром замка Кенивер). Она даже пыталась превзойти свою мачеху. Достичь этой цели было бы легче, будь чересчур слащавая Сибиллин просто покорна, а не так отталкивающе (как казалось Элис) безвольна.
Нет, нет и еще раз нет! Опять она поддалась ненужному самобичеванию! Зеленые глаза остановились на возвратившемся из похода воине. Наверняка ее непочтительные мысли были вызваны разрушительным влиянием Дэйра. Это его вина! Он способен помешать ей доказать самой себе, что она научилась направлять бурный поток чувств в безопасное русло женского долготерпения; доказать, что она уже взрослая женщина, а не непослушное дитя, которое было без ума от красивого, но негодного мальчишки и позволяло ему так жестоко шутить над собой. Шутить и поддразнивать, как всегда делает Дэйр.
Внезапно Элис, целиком поглощенная своим насмешливым противником, услышала какой-то звук, похожий на сдавленный рык. Он принадлежал кому-то третьему. Она взглянула в сторону юноши, которого, безусловно, душил приступ ярости и который, столь же безусловно, был не способен противостоять доблестному рыцарю. Это уж слишком! Они были не одни – за ними наблюдали. Элис с трудом удержалась от обидных слов. Присутствие юноши, у которого никогда раньше не было повода подозревать ее в чем-либо, кроме попыток мысленно воскресить некий смутный образ, придало ей решимости. Она не должна терять присутствие духа и сохранять так трудно дававшееся ей хладнокровие.
– Можно ли осуждать меня или кого-нибудь другого за мой вопрос, – продолжал Дэйр обманчиво спокойным голосом, восхищенный сдерживаемым, но плохо скрытым гневом Элис. – У вас есть друг, и он так часто находится подле вас, что, кажется, стал вашей тенью?
Ласковый взгляд его голубых глаз становился все более холодным по мере того, как медленно и осторожно он оценивал возможности этого недостойного полумальчика-полумужа, сумевшего стать столь близким этой прелестной девушке, которая вот уже шесть лет как считалась законной женой другого, но не была ею на самом деле.
Элис увидела, как Уолтер буквально отпрянул, чтобы не подпасть под обаяние исходивших от рыцаря силы и могущества. Он просто кипел негодованием, вызвавшим краску на его обычно болезненно-бледном лице. Испытывая сочувствие к юноше, который был ей не более чем другом, Элис приняла внезапное решение. Она знала, что Уолтер не в силах побороть свою робкую натуру и не способен противостоять Дэйру. Элис же никоим образом не могла допустить, чтобы постоянное подтрунивание Дэйра над нею задевало другого, гораздо более слабого человека. Если бы только они были одни, Элис, отбросив присущую женщине скромность, высказала бы этому высокомерному рыцарю, как он отвратителен в своей надменности. Пусть другие боятся его, она же никогда его не боялась и не будет бояться. Ей вовсе не хотелось задумываться, почему в ее браваде столько страсти.
– Уолтер, отнеси повару овощи, которые мы собрали. – Не отводя пламенного взора зеленых глаз от своего насмешливого противника, она подтолкнула почти полную корзинку к худенькому юноше, который стоял рядом с ней. Несколько луковиц упало и покатилось по узенькой дорожке у них под ногами, но она не обратила на это внимания.
Бросив на Дэйра убийственный взгляд, полный молчаливого негодования, Уолтер взял грубо сплетенную корзинку и вскоре скрылся в башне старого замка.
– И правда, жалкий субъект, – пробормотал Дэйр, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. Уголки его губ презрительно опустились. Он редко разговаривал с незнакомцами и еще реже с теми, с кем был знаком, – справедливо полагая, что далеко не безопасно приоткрывать свой внутренний мир перед чужими людьми, – дабы избежать возможности грубого вторжения в ревностно охраняемые глубины души.
Тем не менее, когда его голубые глаза, ставшие такими холодными от невеселых мыслей, встретились с ее горящим взглядом, ледяная броня Дэйра растаяла. Уголок его рта приподнялся в нечаянной улыбке. Все его попытки держать людей на расстоянии оказывались несостоятельными перед невинными и, по-видимому, неосознанными нападками Элис. За долгие годы он научился наносить удар первым, оттесняя ее на второй план. Он не давал ей понять, как на самом деле просто сломать его оборону. Ему всегда нравилось наблюдать, какие летят вокруг искры, когда он дразнит эту Огненную Лисицу.
Да, Элис была лисицей! И будь его воля, он предпочел бы видеть ее неприрученной, как дикую лисицу той же масти, что и ее волосы редкого цвета. Для достижения этого необходимо было, прежде всего, освободиться от вуалей и барбета, которые покрывали не только ее роскошные пышные волосы, но и окутывали всю шею и большую часть щек, сейчас горящих поневоле. То, что она навсегда убрала свои непокорные локоны в строгие рамки барбета, только доказывало, казалось ему, что эти одеяния – не что иное, как физическое выражение ее внутренней борьбы со своим необузданным нравом.
Элис разомкнула было губы, чтобы защитить Уолтера, и приготовила бурную тираду, но тут Дэйр сделал шаг ей навстречу. Он оказался так близко и глаза его сияли так ярко, что она не только забыла все слова, но даже мысли куда-то исчезли.
– По какой же нелепой прихоти вы взяли себе в любовники такое ничтожество?
Как второй сын, Дэйр был практически лишен наследства, земельных угодий, он был нежеланным даже в своей собственной знатной семье и был, конечно же, недостоин благородной невесты. Дэйр не имел даже права оспаривать выбор мужа для Элис, сделанный его приемным отцом, но он безмерно страдал от ее выбора своего постоянного спутника.
Эти слова, казалось, должны были вызвать массу противоречивых ответов, и ее горящее лицо внезапно побледнело. Он верил, что она способна на такую неверность. Элис испугалась.
Когда Дэйр по ее потрясенному виду понял, что она по-прежнему невинна, на его мрачном лице появилась гримаса удовлетворения. По правде говоря, он никогда и не думал иначе, но подтверждение его правоты было ему приятно.
