Весело здороваюсь с онемевшими французскими пенсионерами с удочками и начинаю складывать крыл.

-О! Месье! - ко мне подбегает радостная старушка, сидевшая недалеко на скамейке, и щебечет не переставая.

Я тут же узнаю, что она живёт тут в центре для пожилых людей, она - вдова, муж у неё был поляк и она знает кучу польских слов, которые ещё и совпадают с русскими. Пришлось расколоться и сказать, что я - русский, что повысило примерно на полметра её и так отличное настроение. Она очень рада увидеть здесь русского пилота, я ей очень понравился моим лихим приземлением...

Продолжая складывать параплан, и разговаривая со старой мадемуазелью, я вдруг замечаю автомобиль с четырьмя мужиками, вид которых не вызывает у меня восторга. На боку авто написано "жандармерия".

- Что? Могут быть какие-то трудности? - наблюдательная француженка заметила тень, пробежавшую по моему лицу.

- В общем-то да: моя лицензия здесь не котируется.

- Никаких проблем! - старушка храбро бросается как на амбразуру, на жандармский автомобиль.

Те и вылезти не успели. Запихивая снаряжение в мешок я, краем глаза, наблюдаю за раскудахтавшейся мадам, которая, похоже, рассказывает фликам о своей жизни и луче света в ней в виде моего полёта над прудом.

Жандармы уезжают. Леди довольная собой, погодой, обществом и мной, как отдельного представителя общества, возвращается ко мне. Она рассказала представителям власти о счастливом случае, который произошёл в их обители, внеся некоторое разнообразие в рутину повседневности. Жандармы со своей стороны успокоили её, сказав, что приехали лишь потому, что видели падение парапланериста в лес и думали, что нужна будет помощь.

Я закидываю мешок за спину, прошу мадам показать мне дорогу на выход из этого парка и мы удаляемся с ней под руку, сделав "оревуар" остававшимся рыбакам. На автобусной остановке старушка ещё долго балаболит со мной на разные темы пока не появляется автобус. Я чинно целую ручку к удовольствию старой дамы и уезжаю из маленького райского уголка.

73 От Кастильи до Москляндии.

У писателя глаза всегда набекрень. Он, как Зоркий Змей (кажется, у Купера нет такого героя и, следовательно, это не плагиат) всегда чего-нибудь за своим народом заметит и так про это напишет, что самому стыдно за этот народ станет. И бросится тутже писатель маскировать свои неудобные выводы удобными героями. И так замаскирует, что народ тут и рты пораскрывает: вот мы какие: великие, гениальные, храбрые и ещё много чего, о чём про нас не менее гениально великий писатель Имярек написал.

Кто национальный герой у русского народа? А, вот, и не угадали! Царь! У русских что ни царь, то имя. Даже не так. С большой буквы писать надо. Даже и в середине строки. Назовите хоть какое русское имя, что об трон хоть на чуточку прислонилось. И сназу на ум второе слово приходит. Александр, конечно же, Просветитель. Николай - Кровавый. И даже не задумается никто, а какой же из Николаев кровавым-то был? Толи Первый, толи Второй... Иван! И побежал мороз по коже от самых пят, закончившись схлеснувшейся волной где-то на затылке. На всех языках он одинаково прозывается. Екатерина - Великая. Не такая, правда, Великая, как Пётр, но всё-таки.

Нет, русскому без царя никак нельзя. Хотя бы в голове надо его иметь. А то прямо так про несчастного и скажут, или, что хуже, напишут: он без царя в голове. Когда надо литературного героя приблизить к народу, про него уже по-другому упомянут: Иван-царевич. Тут-то уж никто к нему ни кровавого, ни ужасного, ни, тем более, грозного не прилепит. Наш он, Ванечка. Кровь от крови, плоть от плоти, Народный он. Ну, мы-то, конечно, знаем, что Иван-царевич, это - Иван-дурак, временно вступивший в сговор с хищной пресноводной рыбой по малоразумению старческому в проруби зимой заплыв устроившей.

Хотя, может быть, и не глупа рыба та была, а заговор иноземный учинить пыталась, сбить с панталыку Ванюшу-то нашего хотела. Но тайна сия покрыта мраком историческим неподъёмным. Никто из других народов о пропаже щуки не заявлял и наш Ваня, тоже не пальцем делан был, выпустил зубастую обратно в прорубь, слово лишь с неё взявши.

А чтож другие народы? А ничего. Не было у них великих царей. Не успевали народиться. С такой скоростью их уничтожали. Кого в детстве подушкой прикроют, кого во взрослости зельем угостят. А кому и кровушку пускали. Бывало, что и до конца. Ну попробуйте вспомнить Людовика. Ага! Толи Восьмой, толи Шестнадцатый. А, может быть Четырнадцатый или, даже, Первый. Или Альфонсо. Говорят, что Тринадцатый последним был. А после кто?

Нет, французам с испанцами с царями не повезло. И, хоть у них вроде кто-то, кое-где, тогда, порой, а царя-героя нетути. Французы, правда, про Наполеона часто вспоминают. Говорят, что императором был. Но, согласитесь, что странный какой-то император: жил на Жозефине, а помер на какой-то Святой Елене. А соседи-испанцы вообще этому императору козью морду устроили. Когда Наполеон схитрил и под предлогом "дайте пройти в Португалию" уговорил испанского короля в отпуск бессрочный отправиться с городу Мадриду, да конституцию испанцам предоставил, то испанцы, не понявшие демократических преобразований, взялись за колья и вернули короля в его дворец, а конституцию отправили вслед вспомнившему про неотложные дела в Париже Боанапарту. Так и живут. По-соседски.

У испанцев до сих пор король есть. Но поистрепался за определённый исторический промежуток и на национального героя уже не тянет. Начал, как демократ и подавитель военного путча, а заканчивает, как заурядный браконьер. Национальным героем Сервантес назначил Великого Идальго Дон Кихота Ламанчского. Вспомните за рюмкой чая испанцу про Дон Кихота и вы увидите разворот плеч, глаза с поволокой и обширную речь, типа: "Да, уж-ж..!" Типа, мы - такие. Далее усугублять не рекомендуется.

Не показывайте свою начитанность, не провоцируйте ухудшение отношений. Восхищайтесь просто принадлежностью своего собеседника к выдуманному герою. Ибо не читал он Сервантеса ни в подлиннике (совершенно неудобоваримый староиспанский язык оригинала) ни в более современных переложениях. Ну, может быть комиксы какие пересмотрел, если были, да в кино сходил, чтобы совсем от корней своей истории не отрываться. Французы, кстати, тоже Дюму не читали. Ни старшего, ни другого. Вы думаете, что с 25 буквами алфавита можно что-то написать интересное? Нет, только при переводе на большее количество букв можно заменить все "он сказал, он моргнул, ему еле слышно сказали" на "он прорычал, подмигнул, пробормотали".

Да здравствует Мигель Сервантес - великий писатель, создавший собирательный образ национального испанского героя! Стоп! Вы испанцев, вообще-то, видели? Если вы на сотню встреченных сможете увидеть хоть одного похожего на классический портрет бойца невидимого фронта, то вам повезло. Хорош герой, если ему памятники не ставят! Покажите мне хоть один памятник, где Дон обнюхивает запястье Дуськи из Тобольска или цветы ей дарит. Ну, или четырёхкрылую башню голландского производства наземь сшибает. Нет. Везде Дон Кихот увековечен с какой-то пародией на ослочеловека. С хитрованской улыбкой, с заплывшими глазёнками, с пузом (интересно, было ли тогда столько пива?) размером с хороший бочонок.

Вот он истинно-народный герой Кастильи Ля Манчи! Это его вы встретите в любом баре, ресторане, в любом месте, где надо попить-поесть да поспать в тени сумасшедшего старика. Главное - вовремя вычислить такого сумасшедшего и можно долго-долго жить припеваючи.

И упаси вас боже даже намекнуть вашему испанскому собеседнику, что Санчо Панса и есть национальный герой пиренейщины! В лучшем случае вам скажут, что вы ошибаетесь и Санчо Панса - это просто Санчо Панса. Испанец никогда не признается ни в чём из того, что вы попытаетесь ему приписать, за исключением, если вы скажете ему, что вы уверены, что его костюм от Версаче. Тут он смирится с гордыней и небрежно кивнёт головой.