– Если он и любил меня тогда, то теперь уже нет, – сказала она. – Я уверена в этом. Теперь он так сильно ненавидит меня, что... что вышвырнул меня с работы. – Клеон уставилась на ковер. – Как бы то ни было, я сама напросилась на это. Я нарушила его инструкции, думая, что делаю это во благо и в интересах журнала, и надеясь, что он поймет меня, но...

Миссис Ферс нахмурилась, в ее глазах отразилось сомнение.

– Не знаю, дитя мое, не знаю... Вы должны сами разобраться с этим, пока не поздно.

– Но, миссис Ферс, – Клеон подняла глаза, полные отчаяния, – это не поможет, даже если... если все пойдет как надо.

Миссис Ферс была изумлена.

– Его образ жизни – он совсем не такой, как у меня. Я видела его квартиру. – Клеон закрыла глаза, пытаясь представить ее. – Все в ней так нереально, что пугает меня. Она такая... такая театральная, как будто постоянно живешь на сцене. Я же просто не подхожу ко всему этому!

– Я понимаю, о чем вы говорите, дорогая. Я чувствовала то же самое, когда однажды была там. Однако все, что нужно, – это тепло, прикосновение женских рук, чтобы пробудить жизнь. Там нужно жить, произвести там небольшой беспорядок. Тогда это станет домом. Я расскажу вам кое-что: у Эллиса ужасная экономка. Она не переносит, когда вещи лежат не на своих местах. Если он роняет на пол конверт, та ахает и набрасывается на него, как собака на кость!

Они рассмеялись. Потом Клеон вздохнула, понимая, что надежды, которые пробудила в ней бабушка Эллиса, неосуществимы: ее внук не любит никого. При определенных обстоятельствах он мог притворяться, что любит, но лишь для того, чтобы получить то, чего хотел, потом...

– Однажды вечером, – прошептала она, – когда он... когда он... – Клеон не могла продолжать и беспомощно покачала головой. – Я выгнала его. – Она снова запнулась, и большие старинные часы на каминной полке отсчитывали в тишине секунды.

Она подняла глаза на старую леди и, как бы оправдываясь, сказала:

– У него так много подруг, миссис Ферс, и я не понимаю, если он не любит их, как он может любить меня. – Клеон помолчала. – И мне кажется, что между мужчиной и женщиной должна быть любовь до того... до того... – Она опять запуталась и почувствовала руку, которая опустилась ей на голову.

– Но, моя дорогая, не можете же вы на самом деле ожидать от него, чтобы он жил как святой. Молодой мужчина, холостяк, с высоким положением, привлекательный – и вдруг отвернется от женщин? Нет, моя дорогая. Этого нельзя ожидать.

– Вы заставляете меня чувствовать себя такой эгоисткой, – прошептала Клеон.

– Нет, вы всего лишь молоды. Но время исправит это. – Клеон поднялась. – Мой единственный совет таков, – продолжала миссис Ферс. – Вы однажды отказали ему. Насколько я знаю своего внука, он не захочет рисковать получить второй отказ. Вы сами должны подумать, как вернуться к нему.

Клеон решила, что пора уходить. Ей не хотелось утомлять слишком долгим визитом старую леди. Она наклонилась, чтобы поцеловать мягкую морщинистую щеку, и руки старушки поднялись и придержали ее лицо.

– До свидания, дорогая. Вы ведь придете навестить меня еще, что бы там ни случилось? – Клеон пообещала. – И хватит слез, слышите?

С некоторым усилием Клеон улыбнулась, еще раз поцеловала миссис Ферс и ушла.

Клеон босиком шла через поле по тропинке, исчезавшей в чаще леса. Она отыскала свое любимое дерево и села под ним, прислонившись спиной к стволу, размышляя, как за одну короткую неделю ей настолько приблизиться к Эллису, чтобы суметь воспользоваться советом его бабушки. Преграды, которые предстояло преодолеть, пугали ее.

Существовали запреты, установленные административными джунглями, в которых они работали. Были инструкции, которые приходилось соблюдать, статус, который необходимо учитывать, не говоря уже о том, что Эллис не подпустит ее к себе и на милю, потому что не переносит ее вида.

Тяжело даже думать об этом, решила Клеон, снимая босоножку и вытряхивая из нее набившиеся сухие листья. Трудности казались непреодолимыми.

Послышался хруст веток, зашуршали кусты, и Клеон поняла, что она не одна. Кто-то шел сюда. Когда он остановился и посмотрел на нее сверху вниз, не произнеся ни слова, она была так ошеломлена, что даже перестала дышать.

Потом Клеон увидела его лицо. Оно было настолько безжизненным и лишенным какого-либо проблеска человеческого тепла, что он вполне мог сойти за свое собственное восковое изображение.

– Эллис, – слово вырвалось как бы само по себе.

– Привет, Клеон, – ответил он небрежно, как будто привык каждый день встречаться с ней в лесу под деревом.

Наступило долгое молчание.

– Я... Я не знала, что вы собираетесь сюда на выходные, – наконец нашлась Клеон.

– Это было решено в последнюю минуту.

Эллис произносил слова медленно, как бы принуждая себя разговаривать с ней. Подъемный мост, ведущий в его замок, был поднят, как у отца, оставляя Клеон снаружи. Ее надежды умирали без поощрения, без какого-либо намека на помощь со стороны Эллиса. В мозгу рождались слова, но ей никак не удавалось выстроить их в связную последовательность.

Он стоял, засунув руки в карманы, съежившись, как от мороза зимой, хотя сияло солнце, и птицы вовсю радовались летнему дню. Было очевидно, что он не поможет ей. «Скажи ему сейчас, – произнес голос, похожий на шепот ветра. – Он прямо перед тобой, ни дверей, ни столов, ни лифтов, ни инструкций, чтобы остановить тебя».

Клеон поморщилась от этой мысли. Она надела босоножку. Эллис наблюдал за ней все с тем же лишенным выражения лицом.

Потом она встала и чуть не упала опять. Вблизи он выглядел еще внушительней, чем с земли.

Горло Клеон напоминало пересохшее русло реки.

– Эллис, – прохрипела она, – Рик...

Он сразу же прервал эту тему:

– Я знаю о Рике. Я спросил Антуана, по вашему совету. Он рассказал мне, что произошло, по его мнению. Я верю ему. Простите за то, что был несправедлив к вам.

Наконец-то он снял один слой защитного покрытия, но того, что оставалось, было достаточно, чтобы привести в смятение самую смелую девушку, а Клеон в данный момент была далеко не смелой.

«Если бы только я перестала трепетать, если бы мне удалось успокоиться и более четко продумать, что делать дальше!»

Эллис достал сигарету и искал зажигалку. Было ясно, что он собирается уйти и оставить Клеон одну. Она отчаянно соображала, как задержать его.

– У меня осталась всего неделя, Эллис?

– Да. – Он нахмурился, потому что его зажигалка почему-то не работала. Наконец он сдался и убрал сигарету. – Наверное, вы вернетесь домой, чтобы готовиться к свадьбе.

Это был ее шанс. «Сейчас, – произнес голос, – скажи ему сейчас, сию же минуту, что свадьбы не будет». Но тут же вмешалась гордость: «А вдруг он откажется от тебя? Какой стыд!» Однако Клеон уже раз послушалась своей гордости. Теперь она решительно загнала ее обратно. Если она нужна ему – она его. Если нет, то она будет жить дальше в тоске по нем, но не упрекая себя за то, что не попыталась удержать любимого.

Клеон сказала себе, что готова ко всему – к нахмуренным бровям, к тому, что ее одернут, к отпору, который он давал всем своим подружкам, когда те становились слишком требовательными.

Она сделала к нему несколько шагов. Опустив одну руку ему в карман, она сжала его пальцы своими. Другой рукой Клеон притянула к себе его голову и прошептала на ухо:

– Я люблю не Айвора. Я люблю тебя.

Она почувствовала, как тело Эллиса сжалось, но он не двинулся. Итак, она рискнула и проиграла. Ничего не видя перед собой, Клеон повернулась и пошла прочь. «Я была готова ко всему, – говорила себе Клеон, – даже к такому».

Но она не была готова к тому, что его руки обнимут и остановят ее. Она не была готова к той силе, с которой Эллис повернул ее лицом к себе, и к тому неистовству, с которым его губы прижались к ее рту и не отпускали его несколько минут.

А еще она не ожидала, что схватится за Эллиса, как человек хватается за мачту в бурном море, чтобы не быть смытым за борт.