– Закон, ведьма! – проревел черт. – Древний закон! Родители владычествуют над детьми! Дети покорствуют родителям! Его отец сам отдал мальчишку нам! Напрасно ты гналась за нами, хортицкая ведьма! Он – отданный! Ты не сможешь к нему даже прикоснуться!

– Он что, правду говорит? – дергая Ирку за рукав, простонала женщина. – Правду?

– Отстань! – не глядя, отмахнулась Ирка. Весь недавний порыв и ярость словно вытекли из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Сейчас она выглядела растерянной, отчаявшейся, смущенной… Неистовое зеленое пламя погасло в глазах; она больше не осмеливалась глядеть в перекошенную злобным торжеством морду твари, ее взгляд шарил по темному горизонту, метался, скользил над прочерченной по ночному небу линией электропередачи…

– При чем тут древний закон? – неуверенно пробормотала ведьмочка. – Сейчас… сейчас не древние времена! Сейчас на всяких родителей государство есть! – выпалила она.

Жуткие хари вспыхнули алым пламенем, и пылающий круговорот неистово завертелся вокруг Ирки, хохоча, хохоча, хохоча…

– Ну, насмешила, ведьма! – содрогаясь всем телом и разбрызгивая вокруг капли ядовитой слизи с крыльев, взвыл черт. – Госуда-арство… Ну, давай, погляжу, кого ты сюда притащишь – тетку какую-нибудь из этого… опекунского совета? – И черт снова захохотал, громыхая крыльями. – Посмотрю я, как она станет мальчишку у чертей отнимать! – И снова хохот, хохот, хохот, вой, визг, пылающие хари сквозь темноту, опаляющее дыхание, оскаленные клыки, выпученные зенки и тонкий, захлебывающийся детский крик: – Мама! Мамочка-а-а!

– А-а-а! – женщина тянулась к сыну сквозь гримасничающие перед ней морды, сквозь огонь и… не доставала, не доставала, словно крохотное, залитое слезами детское личико все время уплывало дальше, дальше…

– Закон, ведьма! Нет у тебя ни силы, ни права помочь мальчишке! – злорадно выкрикнул черт. – Меня убьешь – а мальчишка все равно наш! Ничего ты не можешь сделать!

– Я могу его сменять, – вдруг очень хладнокровно и деловито объявила Ирка – и глаза у нее вновь полыхнули зеленью.

Над опорой электропередачи, над проводами стремительно неслось что-то легкое, сверкающее, серебристое… Вот оно подлетело поближе… и стало видно, что это – мальчишка! Светящийся, словно сотканный из лунного серебра, мальчишка лет двенадцати-тринадцати, одетый, несмотря на зимний холод, в джинсы и старую футболку. За плечами его бился на ветру роскошный алый плащ, да коротко остриженные волосы схватывал сияющий обруч. А еще – мальчишка спал! Лицо его было безмятежно, веки опущены… но каким-то образом эти закрытые глаза глядели – пристально и недобро, прямо на вцепившегося в плачущего малыша черта! Заложив крутой вираж, спящий пацан стремительно понесся на чертей… и в руке его вдруг возник полыхающий белым пламенем клинок!

– Здухач! Здухач! Воин сновидений! – взвыли лающие и ухающие голоса. Хоровод нечисти вокруг Ирки распался и, неистово завывая, полетел мальчишке навстречу.

– Раз! – сонным голосом выдохнул здухач, и его рассыпающий серебряные искры меч рубанул по мчащейся на него жуткой помеси летучей мыши и свиньи. Истошно завизжав, существо завертелось в воздухе, вспыхнуло дымным алым пламенем и исчезло. – Раз! – повторил здухач, острием клинка доставая крылатую макаку с копытами и мордой овцы. Тварь заблеяла так страшно, что закачались натянутые над шоссе провода – из разреза поперек живота на асфальт сыпались черные, лоснящиеся тараканы. Взвыла еще раз – и выщерив острые, как шилья, совсем не овечьи клыки, попыталась впиться пролетающему здухачу в ногу. – Два! – бросил здухач, рубя по овечьей морде промеж рогов… Воздух заскрипел, как несмазанная дверь…

– Ах-ха-ха! – распахивая клыкастую пасть, захохотало существо – и из пасти у него вырвался длинный язык пламени. Вильнув в воздухе, здухач уклонился. Порез на животе твари стремительно затягивался. В один миг она стала больше, выше, шире, заслонила собой полгоризонта. Клыки в овечьей пасти вымахали в руку длиной и загнулись жуткими крючьями.

– Вот черт! – сонно ругнулся воин сновидений.

– Он самый! – захохотала тварь и, распахнув огненную пасть, ринулась на мальчишку.

– Один раз, Богдан! – завопила с земли Ирка. – Их надо сбивать с одного удара, от второго они только сильнее становятся!

Но было уже поздно. Завывающие, улюлюкающие, лающие твари сомкнулись вокруг здухача – лишь отчаянно и бессильно полыхнул изнутри сполох его меча… Ирка внизу завизжала…

Словно вспоротый ножом, ахнул воздух, и из темноты на бешеной скорости вылетела деревянная швабра. Обхватив ее руками и ногами, к ручке припала девчонка – и неистово бились на встречном ветру ее светлые волосы, а под летающей шваброй, крутясь и подпрыгивая, болтался здоровенный тюк.

– Сюда, Танька, скорее! – завопила Ирка, подпрыгивая на месте.

– Бросай здухача! Держи-и ее! – взвыл главный черт, но…

Лишь хлопнул воздух, когда Танька пронеслась мимо вертящейся вокруг здухача драки. Метла просвистела над головой главного черта, и увесистый сверток ощутимо шмякнул его по рогам.

Танька пошла на снижение. Казалось, сейчас кончик швабры заедет Ирке в лоб… но в последнюю секунду Танька рванула швабру вверх… лишь привязанный к ручке сверток бухнулся у Иркиных ног.

– Богдан, вали оттуда! – закладывая вираж, провизжала Танька.

– Ба-бах! – Полыхнул неистовый всплеск серебра… и лезущих в драку чертей разметало по всему небу. Стремительным лунным бликом воин сновидений прочертил небо… и завис под электропроводами, прямо у Ирки над головой. Рядом, укрощая разогнавшуюся швабру, кружила Танька.

Ирка наклонилась, рванула плотно увязанную горловину мешка…

– Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте пош… пош… пошвать… По-ши-вать… – Разудалая песенка, даже не спетая – выоранная! – совершенно пьяным голосом, разнеслась над черным ночным шоссе.

Ирка запустила руку внутрь и за шкирку выволокла абсолютно пьяную… рожу. Прилагавшееся к роже тело прикрывал мешок, но впрочем, и рожи окружающим хватило – слетающиеся к своему главному черти вдруг начали замирать в воздухе, словно на лету прошитые убийственными для них молниями пророка Ильи.

Рожа повела бессмысленными, налитыми кровью глазами… и вдруг выщерилась в улыбке более страшной, чем оскал черта.

– Же-ена! – заплетающимся языком выдала рожа, упирая безумный взгляд в прячущуюся у Ирки за спиной женщину. – Ты чего тут… Ты почему… – Глаза беспорядочно завертелись, как у поломанной куклы, и уставились прямо на главного черта. Пойманный малыш враз перестал биться в лапах чудовища и вдруг попытался спрятаться между многосуставчатыми пальцами от устремленного на него взгляда. – А ты хто такой? – пробормотала рожа. – И чего пащенок твой при нем делает, а, жена? – Рожа вдруг стала наливаться дурной кровью, точно стремительно зреющий помидор. – Хахаль твой, да? – заорал мужик, дергаясь в Иркиной хватке, и даже попытался самостоятельно выбраться из мешка. – Налево от меня ходишь? Убью! – взревел он. – И тебя, и ублюдка твоего! – тыча пальцем в малыша, орал он. – Так и знал, что не мой он! Небось козла этого! – И мужик обвиняюще ткнул пальцем в рога черта.

Черт явно обиделся.

– Что ты такое говоришь, да разве ж я когда тебе… – немедленно запричитала женщина.

– Молчать! – тихо и страшно бросила Ирка и встряхнула мужика за шиворот так, что у него звучно лязгнули зубы. – Закон! – крикнула ведьма, снова встряхивая мужика. – Древний закон, черт! Отдавшего за отданного! Забирай отца и верни ребенка! Менка, черт, менка, и ты не можешь отказаться, потому что – закон!

– А ты не можешь менять, ведьма! – снова стискивая малыша в кулаке, как куклу, взвыл черт. – Поменять отца на сына может только мать!

– Он прав! – поворачиваясь к женщине, бросила Ирка. – Отдай ему вот это… – Она снова брезгливо тряхнула мужика за ворот. – И забирай малыша! – рывок – и, словно тюк, она сунула мужика тетке в руки.

Пальцы тетки скользнули по вороту мужа… пьяный рухнул на землю и бессмысленно заворочался там, то обиженно всхлипывая, то злобно кроя кого-то матом.