— Конечно, успеем, — сказал он. — А теперь пошли.

Они обогнули дом, поднялись на крыльцо и постучали в дверь. Человек лет семидесяти тотчас открыл ее.

— Входите, — сказал человек.

Сам он стоял молча и с любопытством глядел, как они снимают пальто в крохотной тесной передней.

— Входите, — повторил он и прижался к стене, пропуская их. На другом конце передней было две двери. Через одну из них, миновав маленький холл, можно было попасть в кухню. Из холла шла лестница — то ли на второй этаж, то ли на чердак. Другая вела в полутемную столовую. Воздух здесь был сырой и затхлый, дневной свет с трудом проникал в комнату сквозь множество высоких, похожих на папоротник растений на окнах.

— Вы сядьте, пожалуйста, — сказал старик. — Жена сейчас придет. Подаст кофе.

Комната была меблирована в деревенском стиле: сосновый диванчик с прямой спинкой и полосатыми подушками, четыре стула того же типа вокруг большого стола с красивой массивной столешницей из полированной сосны. Мартин Бек и Рённ сели на диванчик, каждый в свой угол. В глубине комнаты сквозь неплотно прикрытую дверь они увидели рассохшуюся спинку кровати красного дерева и платяной шкаф с зеркальными медальонами на дверцах. Хозяин притворил дверь, вернулся и сел на стул по другую сторону стола.

Был он худой, сгорбленный, землисто-серая кожа на лице и голой макушке покрыта коричневыми пигментными пятнами. Поверх фланелевой рубашки в черную и серую полоску на нем был жакет домашней вязки.

— Я сразу сказал жене, когда мы услышали машину, что вы очень быстро до нас добрались. Я не был уверен, что правильно объяснил, как к нам ехать.

— Найти было нетрудно, — ответил Рённ.

— Нет, господа, вы полицейские, поэтому вы хорошо ориентируетесь и в городе, и за городом. Оке, пока работал в полиции, тоже очень хорошо изучил город.

Он достал из кармана сплющенную пачку «Джон Сильвер» и предложил гостям. Мартин Бек и Рённ, как по команде, отрицательно покачали головой.

— Вы, господа, наверное, пришли поговорить об Оке, — продолжал хозяин. — Как я уже сказал вам по телефону, я действительно не знаю, когда он уехал, мы с матерью думали, что он спит наверху, но он, должно быть, уехал к себе. Иногда он ночует здесь. Сегодня у него день рождения, вот мы и думали, что он останется и выпьет кофе в постели.

— А машина у него есть? — спросил Рённ.

— Да, «фольксваген». А вот и кофе.

Он встал, когда из кухни вошла жена. В руках она держала поднос и опустила его на стол. Потом вытерла руки о фартук и поздоровалась с посетителями.

— Фру Эриксон, — пробормотала она, когда посетители назвали себя.

Она разлила кофе по чашкам, поднос поставила на пол и села возле мужа, сложив руки на коленях. Оба старика казались примерно одного возраста. У нее были совсем седые волосы, закрученные маленькими тугими локончиками, но на круглом лице почти не было морщин, да и румянец на щеках едва ли был искусственного происхождения. Смотрела она неотрывно на свои руки, а когда внезапно бросила робкий взгляд на Мартина Бека, тот подумал, что она либо чего-то боится, либо вообще стесняется чужих.

— Видите ли, фру Эриксон, мы хотели бы кое-что узнать о вашем сыне, — начал он. — Если я правильно понял вашего супруга, он был у вас вчера вечером. А знаете ли вы, когда он ушел?

Она взглянула на мужа, словно надеялась, что он даст ответ вместо нее, но тот помешивал кофе и молчал.

— Нет, — сказала она неуверенно. — Не знаю. Наверно, когда мы легли.

— А когда вы легли?

Она снова взглянула на мужа.

— Отто, ты не помнишь?

— В половине одиннадцатого. Или в одиннадцать. Обычно мы ложимся раньше, но, раз приехал Оке… Нет, скорей в половине одиннадцатого.

— Значит, вы не слышали, когда он ушел?

— Нет, — ответил хозяин. — А почему вы спрашиваете? С ним что-нибудь случилось?

— Нет, — сказал Мартин Бек. — Нам это, во всяком случае, неизвестно. Скажите, а где же работает ваш сын теперь?

Женщина вновь загляделась на свои руки, и за нее ответил муж:

— Покамест механиком по лифтам. Он уже год как работает механиком.

— А до того где?

— Все помаленьку перепробовал. Работал в фирме, которая делает трубы, таксистом, ночным охранником, а как раз перед лифтами водил грузовик. Пока ходил переучиваться на механика.

— Когда он был у вас вчера вечером, он выглядел как обычно? — спросил Мартин Бек. — О чем вы с ним разговаривали?

Хозяин ответил не сразу, а женщина взяла печенье и начала крошить его на мелкие кусочки прямо в блюдечко. Наконец хозяин ответил:

— Да, пожалуй, как обычно. Разговаривал он мало, но последнее время он вообще мало разговаривал. Он, понятное дело, был огорчен — из-за квартиры, ну и потом эта история с Малин.

— Малин? — переспросил Рённ.

— Ну да, девочка, дочка. У него забрали дочь. А теперь отнимают и квартиру.

— Простите, — перебил Мартин Бек. — Я плохо вас понимаю. Кто забрал у него дочь? Вы ведь говорите про дочь Оке?

— Ну да, про Малин, — ответил старик и похлопал жену по плечу. — Я думал, вы знаете. Патронажное общество забрало у Оке девочку.

— Почему? — спросил Мартин Бек.

— А почему полиция убила его жену?

— Отвечайте на мой вопрос, — сказал Мартин Бек. — Почему у него взяли ребенка?

— Они давно уже пытались, но теперь им наконец удалось добыть бумагу о том, что он не способен воспитывать ребенка. Мы, разумеется, просили, чтобы девочку передали нам, но, по их мнению, мы слишком старые. И квартира у нас плохая.

Женщина взглянула на Мартина Бека, но, встретив ответный взгляд, быстро опустила глаза в чашку. И сказала тихим, но возмущенным голосом:

— Как будто у чужих людей ей будет лучше. У нас, во всяком случае, лучше, чем в городе.

— А раньше вам поручали внучку?

— Да, и не раз. Наверху есть комната, где она живет, когда приезжает к нам. Это бывшая комната Оке.

— У Оке порой была такая работа, что он не мог как следует заниматься девочкой, — продолжал хозяин. — Они заявили, будто он недостаточно стабильный. Уж не знаю, что они этим хотели сказать. Наверное, что он ни на одном месте долго не задерживался. А ведь это не так просто. С каждым днем найти работу все трудней и трудней. Но о Малин он всегда очень заботился.

— Когда это случилось? — спросил Мартин Бек.

— С Малин? Позавчера. Они пришли и увели ее.

— Он очень был возмущен вчера вечером? — спросил Рённ.

— Конечно, хотя говорил он по обыкновению немного. Ну и квартира его тревожила, но ведь мы с нашей маленькой пенсией все равно не в силах ему помочь.

— Он не мог уплатить за квартиру?

— Не мог. Наверное, его хотели выселить. При таких ценах скорей приходится удивляться, что люди вообще могут снимать квартиры.

— А где он живет?

— На Далагатан. В красивом новом доме. Он не мог найти ничего другого, когда снесли дом, в котором он жил прежде. Но тогда он зарабатывал больше и считал, что справится. Впрочем, квартира — это еще не самое страшное, самое страшное — это, разумеется, с дочкой.

— Насчет патронажа я хотел бы узнать поподробнее, — сказал Мартин Бек. — Нельзя же так ни с того ни с сего отобрать ребенка у отца.

— Нельзя?

— Ну, во всяком случае, надо сперва провести некоторые расследования.

— Я тоже так думаю. Тут к нам приходил один, переговорил со мной и с ней, осмотрел дом, расспрашивал нас про Оке. А Оке был мрачный, он стал мрачный с тех пор, как умерла Мария, но это нетрудно понять. А они заявили, что его депрессивное состояние, ну что он такой мрачный, пагубно отражается на психике ребенка, теперь я припоминаю точно, они именно так и выразились, говорить красиво они мастера. И что частая перемена места службы и разные часы работы тоже вредны для ребенка, и что с деньгами у него плохо, он даже за квартиру не может уплатить, а вдобавок у них в доме соседи вроде бы пожаловались, что он постоянно оставляет девочку одну по ночам и что она у него недоедает и тому подобное.