«Никто не будет платить ему и половину того, что даю ему я, – как-то сказал мистер Рэфьел. – И он знает это, хотя работать умеет».

«Интересно, – подумала мисс Марпл, – долго ли этот Джексон или Джонсон оставался с ним? Продержался ли больше года? Год и три или четыре месяца? Нет, едва ли. Мистер Рэфьел из тех, кто любит перемены. Он устает от людей, от их привычек, лиц, голосов».

Мисс Марпл понимала это, ибо и сама порой чувствовала то же самое. Взять хотя бы ее компаньонку. Эта красивая внимательная женщина раздражала ее своим воркующим голоском.

«Ах, – сказала себе мисс Марпл, – все изменилось к лучшему с того момента, как... О господи, как же ее имя... мисс... мисс Бишоп?.. Нет, не мисс Бишоп, конечно нет. И с чего я вспомнила это имя – Бишоп? О Господи, почему же это было так трудно?»

Мысли мисс Марпл снова вернулись к мистеру Рэфьелу. Нет, массажиста звали не Джонсон, а Джексон, Артур Джексон.

«О господи, я постоянно путаю имена и фамилии. И конечно, я думала о мисс Найт. Не о мисс Бишоп. С чего я взяла, что ее зовут мисс Бишоп? Из-за шахмат, конечно, – ответила себе мисс Марпл. – Вернее, из-за шахматных фигур. Конь. Слон. Боюсь, в следующий раз я назову ее мисс Касл или мисс Рук[1]. Впрочем, она вовсе не из тех, кто способен обманывать. Но как же звали ту хорошенькую секретаршу мистера Рэфьела? Ах да, Эстер Уолтере. Правильно. Интересно, а как сложилась ее судьба? Завещал ли он ей деньги? Теперь, наверное, она унаследует много денег.

«Мистер Рэфьел, – припомнила мисс Марпл, – говорил мне что-то об этом, а может, сама Эстер... О Господи, какие забавные штуки выкидывает память, когда слишком напрягаешь ее! Эстер Уолтерс. Там, на Карибах, ей крепко досталось, но она, должно быть, оправилась. Она ведь, кажется, вдова». Мисс Марпл надеялась, что Эстер Уолтерс снова вышла замуж за какого-нибудь милого, красивого и надежного человека. Нет, это казалось маловероятным. Эстер Уолтерс, помнится, обладала просто гениальной способностью нравиться таким мужчинам, за которых лучше не выходить замуж.

Мысли пожилой леди снова вернулись к мистеру Рэфьелу. «Просят не приносить цветов». Нет, она и не думала посылать цветы на похороны мистера Рэфьела. Он мог бы, если бы пожелал, купить все оранжереи в Англии. К тому же их не связывали особо тесные отношения. Они не были друзьями и не питали друг к другу слишком теплых чувств. Они были... как бы это сказать?.. союзниками. Да, союзниками, но весьма недолго. В такое беспокойное время стоило иметь такого, как он, союзника. Она поняла это, когда бежала к нему во тьме тропической ночи. «Да, на мне был тот розовый шерстяной... как это называлось во времена моей молодости?.. ах да, шарф! Похожий на шаль, и я обмотала его вокруг головы. Мистер Рэфьел тогда посмотрел на меня и рассмеялся, а позднее, когда я сказала одно слово, – мисс Марпл улыбнулась этому воспоминанию, – он снова рассмеялся, но под конец уже не смеялся. Нет, он сделал впоследствии то, о чем я его просила... Ах!» Пожилая леди вздохнула. Это было очень волнующее приключение, о котором она никогда не рассказывала ни своему племяннику, ни дорогой Джоан. Зачем? Ведь они просили ее не делать этого, не так ли? Мисс Марпл тряхнула головой и тихо пробормотала:

– Бедный мистер Рэфьел. Надеюсь, он не... страдал.

Должно быть, нет. Наверное, те дорогие врачи, которые пестовали мистера Рэфьела, не жалели для него наркотиков. А вот в те несколько недель на Карибах бедняга очень мучился. Боль почти не отпускала его. Мужественный человек.

Мужественный человек. Мисс Марпл огорчила смерть мистера Рэфьела. Хотя он был немощен, стар и болен, с его уходом, по мнению пожилой леди, мир что-то потерял. Конечно, она не знала его деловых качеств. Вероятно, мистер Рэфьел был безжалостным, жестким, напористым и властным. Предпочитал нападать, а не защищаться. Но... но он был и надежным другом. В недрах его души таилась доброта, которую он старался никогда не показывать. «Я восхищалась им и уважала его. Да, очень жаль, что мистер Рэфьел умер. Надеюсь, он не слишком мучился и ушел из жизни легко. Теперь, несомненно, его кремируют, а на могиле поставят большое красивое мраморное надгробие. Интересно, был ли он женат? Мистер Рэфьел никогда не упоминал ни о жене, ни о детях. Холостяк? А может, жизнь его была так наполнена, что он не чувствовал себя одиноким?»

Мисс Марпл долго еще сидела в кресле, продолжая размышлять о мистере Рэфьеле. Она не предполагала встретиться с ним после возвращения в Англию и в самом деле больше уже не видела его. И все же между ними, как ей казалось, сохранялась какая-то странная, незримая связь. Если бы только он напомнил о себе или предложил встретиться, возможно, связь, возникшая между ними, когда они спасли жизнь человека... Связь...

– Разумеется, – подумала вслух мисс Марпл, пораженная внезапно посетившей ее мыслью, – ведь не безжалостность соединила нас? Неужели я, Джейн Марпл, могла когда-либо быть безжалостной? Странно, почему это не приходило мне в голову прежде? Полагаю все же, что я способна проявить безжалостность...

Дверь открылась, и в комнату просунулась темная кудрявая голова Черри, преемницы мисс Бишоп... нет, мисс Найт.

– Вы что-то сказали? – спросила Черри.

– Я разговаривала сама с собой, – призналась мисс Марпл, – размышляя о том, свойственна ли мне безжалостность.

– Что? Вам? – удивилась Черри. – Конечно нет! Да вы сама доброта!

– И все же, полагаю, я могла бы проявить безжалостность, будь на то веская причина.

– А что вы называете «веской причиной»?

– Ну, если бы того требовала справедливость, – пояснила мисс Марпл.

– Кажется, что-то похожее вы проявили, поймав Гэри Хопкинса, который издевался над кошкой. Никто и не думал, что вы способны на такое! Он до смерти перепугался и никогда не забудет этого урока.

– Надеюсь, Гэри больше не мучает кошек.

– Ну, если он и решится на это, то лишь убедившись, что вас нет поблизости. – Черри улыбнулась. – По правде говоря, я уверена, что тогда вы перепугали и всех других мальчишек. Когда вы, кроткая как ягненок, вяжете какую-нибудь шерстяную вещицу, никто и не заподозрит, что вы способны превратиться в разъяренную львицу.

Мисс Марпл так и не удалось вообразить себя львицей, и она с сомнением посмотрела на Черри. «Неужели, – задумалась пожилая леди, – меня так раздражала эта мисс Бишоп-Найт? (О господи, ну почему я постоянно забываю имена?)» Впрочем, выказывая раздражение, она обычно отпускала ироничные замечания. Львицы же едва ли бывают ироничны. Они прыгают на врага. Рычат. Рвут когтями свою жертву.

– Не думаю, что когда-нибудь я вела себя подобным образом, – возразила мисс Марпл.

Вечером, медленно прогуливаясь по саду, почтенная леди снова вернулась к этому вопросу. Возможно, взгляд ее упал на клумбу, засаженную львиным зевом. «О господи, сколько же повторять старому Джорджу, что мне нравится ярко-желтый львиный зев, а не этот ужасный лиловый цвет, который так любят садовники!»

– Ярко-желтый! – громко сказала мисс Марпл.

Ее восклицание привлекло внимание женщины, проходившей мимо ограды.

– Прощу прощения? Вы что-то сказали?

– Боюсь, я говорила сама с собой. – Мисс Марпл обернулась.

Эту женщину она никогда не видела, хотя знала почти всех в Сент-Мэри-Мид, по крайней мере в лицо. На приземистой незнакомке была поношенная, но еще крепкая твидовая юбка, зеленый пуловер, вязаный шерстяной шарф и добротные туфли.

– Увы, этим страдают многие в моем возрасте, – добавила мисс Марпл.

– А у вас очень милый садик! – заметила женщина.

– Сейчас он не так хорош, но вот когда я сама займусь им...

– О, вполне понимаю ваши чувства. Полагаю, на вас работает один из этих – у меня для них множество прозвищ, в основном нелицеприятных, – старичков, утверждающих, будто прекрасно разбираются в садоводстве, хотя на самом деле ничего в этом не смыслят. Придут, попьют чайку и забудут о прополке сорняков. Некоторые из них очень славные люди, но способны кого угодно вывести из себя. Сама я тоже неплохо разбираюсь в садоводстве.