— Если быть честным, говорить с тобой всегда доставляет мне какое-то фантастическое удовольствие, — сказал Джеймс и попросил у официанта бистро чек. — Ты смотришь на вещи под таким необычным углом зрения. И меня это просто интригует.
Кэтрин вдруг почувствовала себя так, будто ей вонзили нож в сердце. Медленно поставив чашку кофе на стол, она уставилась на своего элегантного спутника и спросила:
— Ты имеешь в виду под углом зрения, необычным для твоего сословия?
Мужчина, казалось, окаменел, и женщина поняла, что выдвинула перед ним ложный довод. Мягко и в то же время едко он сказал:
— Нет. Я имею в виду под уникальным углом зрения.
— Джеймс, позволь мне дать тебе небольшой намек. В сегодняшней Америке живут миллионы родителей-одиночек. Так что я среди них не выделяюсь какой-либо уникальностью.
— Возможно, ты права, но я имел в виду прежде всего тот факт, Кэтрин, что ты не боишься меня. Ты не воображаешь меня каким-то божеством, как это делают иные невдумчивые служители прессы, и одновременно я не вызываю в тебе никакого страха. Ты называешь при мне вещи своими именами и способна напрямую сказать мне, что я в чем-то не прав, если так считаешь.
Искренний тон его рассуждений только усугубил ее стыд от мысли, что она напрасно попыталась уличить его в каких-то лживых доводах.
Официант подал Джеймсу чек, и несколько минут спустя они уже были на пути к месту проведения гала-приема.
Босс и его помощница подъехали к родовому особняку Роккаттеров далеко не самыми первыми. Впрочем, традиционный тон поведения членов знаменитой династии именно такой непунктуальности и требовал. Судя по числу лимузинов, стоявших вокруг импозантного трехэтажного здания, гостей съехалось уже немало.
Поднявшись по лестнице на просторную веранду с колоннами и войдя в танцевальный зал, они тут же растворились в море знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей, и их тотчас захлестнул веселый гвалт приветствующих друг друга или знакомящихся посетителей.
Представив Кэтрин дюжине встретившихся им гостей, Джеймс наконец обнаружил свою мать и подвел к ней сопровождавшую его спутницу. Миссис Табита Роккаттер была подчеркнуто вежлива, когда сын называл ей имя и фамилию своей новой знакомой, но, как только он закончил фразу, она тотчас, извинившись перед Кэтрин, отвела его в сторону и стала о чем-то с ним шептаться. До слуха Кэтрин донеслись слова «секретарша», «подружка», «упущенные возможности».
Когда он вернулся к ней, женщина заметила, что его губы были плотно сжаты.
— Босс получил головомойку, не так ли? — спросила Кэтрин, стараясь как-то разрядить напряженную атмосферу.
— Нечто вроде того. — Джеймс ухмыльнулся, уловив ее юмористический тон. — Моя мать почувствовала себя обиженной девочкой: я, видишь ли, мог бы привести на такой прием спутницу с более ощутимым донорским потенциалом…
— Послушай, ведь у меня в кошельке припрятана двадцатидолларовая купюра. — Она задорно улыбнулась. — Может быть, мне лучше сразу внести ее в фонд устроительного комитета проходящего мероприятия?
Джеймс громко расхохотался, привлекая к себе любопытные взгляды находившихся поблизости гостей. Кэтрин не изображала из себя женщину, каковой не была на самом деле, и ничуть не стеснялась своего положения на иерархической лестнице, чем вызывала искреннюю симпатию со стороны босса.
— Могу предложить маленькую ознакомительную экскурсию по дому, или ты предпочитаешь потанцевать? — спросил он.
— Ты меня ставишь перед трудной дилеммой. И все-таки я выбираю экскурсию, если ты не против.
— Ничуточки. Сюда, пожалуйста, — сказал Джеймс и взял ее под руку.
Они направились вверх по причудливой лестнице, очень похожей на ту, что она видела в знаменитой киноклассике «Унесенные ветром»; он поддерживал ее под локоть, и, когда его пальцы слегка сжимали ее руку, женщина начинала вся дрожать.
На самом верхнем этаже, в самом уединенном крыле особняка, Джеймс подвел Кэтрин к массивной дубовой двери, открыл ее, включил в комнате свет и, пропуская спутницу вперед, сказал:
— Это наша семейная библиотека.
Просторная комната была обставлена в дорогом античном стиле, и все в ней — высокие шкафы с книгами, дубовые столы, кресла и внушительных размеров кожаный диван у задней стены — было расставлено с тонким вкусом и содержалось в безупречной чистоте.
— Я должна сделать тебе одно признание, — сказала Кэтрин, разглядывая толстые старинные книги на застекленных полках. — Когда мы впервые встретились с тобой на том собеседовании, я была одной из тех глупых женщин, которые считали тебя неким божеством. До нашей встречи я много читала в прессе о тебе, о вашей семье, и ты представлялся мне каким-то нереальным, неземным человеком. Затем, когда я начала работать твоей помощницей, мое мнение о тебе стало изменяться.
— В хорошую или плохую сторону?
— Определенно в хорошую. — Они медленно направились мимо столов в глубь комнаты. — Просто мне хочется, чтобы ты знал: работая рядом с тобой, я получала замечательный жизненный опыт, и я благодарна тебе за то, что ты предоставил мне такой шанс. Поскольку скоро на работу возвращается миссис Марджери, я решила не откладывать и высказать тебе такое признание. Кто знает, позволят ли обстоятельства сделать мне это потом? — Женщина остановилась у стены, где висела картина Ренуара, изображавшая обнаженную натурщицу с пышными формами. Наверняка подлинник, подумала она и услышала голос босса:
— Кэтрин, мы с тобой…
— Джеймс, не надо. — На секунду она прикоснулась кончиками пальцев к его губам, будто прикрывая их. — Не говори, что мы будем видеться. Когда за свой стол снова сядет твоя давнишняя помощница, тебе придется возвращаться в свое нормальное русло, а я, если мне повезет, стану секретаршей в каком-нибудь среднем звене вашей компании. Если мне опять-таки повезет, то в следующем году я, возможно, погляжу на тебя украдкой на пикнике сотрудников «Роккаттера» в Порт-Честере.
— Кэтрин, — произнес он жестким тоном и, схватив ее пальцы и целуя их, притянул женщину к себе, — а теперь, пожалуйста, замолчи.
— Хорошо, — прошептала она и закрыла глаза в тот момент, когда он нежно впился губами в ее губы.
О Боже, какая сладость!.. Да, это произошло! Она так надеялась, что он поцелует ее. Ибо какое же это прощание, если не будет хотя бы одного прощального поцелуя?
И этот поцелуй был восхитителен.
Джеймс притянул ее еще ближе, и женщина, обвив руками его шею, начала гореть и таять в объятиях мужчины.
Его губы щекотали и дразнили ее рот, подбородок, шею, а руки жадно ласкали и ощупывали грудь, талию, бедра — все тело. Но всего этого было недостаточно. Всего этого ей было мало. Ее все сильнее охватывало какое-то дикое, бушующее пламя. Пламя неистового, властного, бесстыдного желания иметь мужчину. Этого мужчину.
Такого сильного, всепоглощающего желания физической близости она еще не испытывала никогда в жизни.
— Да, — прошептала ему на ухо Кэтрин, когда его пальцы остановились на молнии платья.
— Да, милая, — столь же страстным шепотом ответил ей Джеймс. — Подожди секундочку. Я сейчас.
Он подошел к двери, закрыл ее на ключ и вернулся к Кэтрин. Она стояла под ренуаровским полотном и ждала его. Мужчина нежно взял ее за талию и подвел к дивану, который стоял рядом; выдвинув один из ящиков дивана, он достал подушку и простыню и застелил лоснящуюся кожаную поверхность.
Потом, целуя и лаская Кэтрин, раздел ее донага.
Затем полностью разделся сам. И когда предстал перед ней, стройный, мускулистый, с восставшим скипетром мужской красоты и силы, женщина ахнула и закрыла глаза. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, все тело затрепетало. Но через несколько мгновений ее глаза открылись, и она бросила на Джеймса дерзкий, чувственно-вызывающий взгляд. Он подхватил ее на руки и, целуя в губы, осторожно опустил на диван.
Она лежала на спине, и мужчина залюбовался ее белоснежным, упругим телом. Склонившись над ней, он поцеловал ее шею, плечи, потом розовые соски, вызывающе торчавшие над темно-коричневыми ареалами литых грудей. А когда его губы коснулись вьющихся волос на ее бугорке Венеры, а кончик языка слегка раздвинул вход в благоухающую долину любви, женщина затрепетала еще сильнее.
