Максим убежден, что бить надо с умом: или наповал, чтобы забыть навсегда о человеке-проблеме, или больно ранить, чтобы хромая пошкандыбал выполнять, что требуется. Лара тогда удивилась: «Я думала, ты цивилизованный бизнесмен, соперников не отстреливаешь и утюги к их спинам не прикладываешь». Максим рассмеялся и сказал, что ему льстит быть принятым за бандита, но в тюрьме сидеть не хочется. Эпоха отстрела противников в российском бизнесе почти сошла на нет. И самое грозное оружие по нынешним временам – бумага и авторучка.
– Витя Сафонов замечательный человек, – прервала Лара затянувшееся молчание.
– Кто бы сомневался, – процедил Максим. – Но как я-то лопухнулся! И башка не чесалась.
– Какая башка? – не поняла Лара.
– Логично было бы предположить, что, когда рога растут, башка зудит.
– А! – рассмеялась Лара. – С твоей физиологией все в порядке. Работает как часы. Проклятые часы, заведенные дьяволом! Ребенок не Витин, а твой. С Витей у нас ничего романтичного, – она издевательски подчеркнула последнее слово, – не было. Пока не было.
– Тем не менее он на тебе женится? На беременной неизвестно от кого? Он, вообще, в курсе?
– Еще – нет. Мы завтра встречаемся. Сегодня – вечер расставания с тобой.
– Спасибо, что пригласила.
– Сам приперся, выкроил вечерок и ночку в своем жестком графике.
– Значит, ты уверена, что друг детства Витя, как жизнерадостный ишак, понесется к алтарю под ручку с невестой, осеменённой другим мужчиной?
– Макс! Я попросила бы не употреблять уничижительных характеристик в отношении моего будущего мужа. В конце концов, это человек, который станет отцом твоему сыну. И прекрасным отцом, я уверена.
– Почему сыну? Какой срок? Уже пол известен?
– Срок маленький. Пол неизвестен. Но я хочу сына.
– А дочь тебя не устраивает?
– В меньшей степени. Не хочу, чтобы моя крошка мучилась, как я, как мама. У мужиков жизнь гораздо проще и легче.
– Спорно. Так! – Максим энергично растер ладонями лицо, словно онемевшее. – Что мы имеем? Хрень чудовищная! Лара, может, ты пошутила? Разыгрываешь меня? Шутка удалась, меня прошибло, давай вместе посмеемся.
– У беременных женщин с юмором плохо. Тем более в отношении судьбы ребенка, которого носят под сердцем. Слушай, а почему говорят: под сердцем? Там же селезенка.
– Не сбивай меня на анатомию!
– Максимушка, ведь от тебя ничего не требуется. Поцелуй меня в щечку, помаши ручкой, забирай вино и катись распивать его у той, что утешит.
– Какой еще той? Мне, кроме тебя, никто не нужен.
– Сейчас. Но ты быстро и легко найдешь замену. В этом плане я за тебя спокойна.
Лара поднялась и указала Максиму рукой на дверь: выметайся.
– А я за тебя не спокоен! – Максим и не подумал встать. – Вернись на место. Выгоняет она меня! Отца моей девочки!
– Мальчика!
– А мне девочки нравятся.
– Кто бы сомневался. Особенно девочки под тридцать, одинокие и покладистые.
– Сядь, пожалуйста! – попросил Максим. – Что ты стоишь надо мной, как восставшая совесть?
– Иногда полезно, чтобы совесть восстала, – тихо бормотала Лара, опускаясь на стул. – Ты такой умный был всегда, сыночку хорошие гены достанутся…
– Что ты шепчешь?
– Я говорю, – повысила голос Лара, – что ты очень умный человек, а сейчас демонстрируешь тупость. По слогам: ни-че-го от те-бя мне не нуж-но. Это не спектакль, в финале которого герои сливаются в поцелуе, клянутся вместе жить вечно и умереть в один день.
– Если жить вечно, то умереть не получится.
– Логика мышления уже возвращается! Значит, способен усвоить, что отныне свободен, как перелетная птица. Лети, Максим, попутного ветра!
– Образ бытия перелетных птиц мне никогда не нравился. Мотайся по свету, туда-обратно, через моря и океаны, чтобы яйца отложить. Лара, а почему ты мне… мне не предложила стать мужем и отцом моего, как ты утверждаешь, ребенка.
– Я? Я должна предлагать?
– Плохо выразился. Намекнуть и ждать моего ответа.
– Как долгожданного счастья? Вот уж извини. За три года и четыре месяца ты не высказал никакого желания оформить наши отношения. Напротив, говорил, что в ЗАГС и под дулом пистолета не пойдешь. «Стреляйте, но ярма больше не надену».
– Я выражался образно, для красного словца.
– Довыражался, милый! Теперь я выхожу за другого.
– Но ему-то ты, – вспылил Максим, – находишь возможным сама делать предложение?!
– С легким сердцем. И не без мысли, каюсь, что сделаю человека счастливым. В большей степени счастливым, чем буду сама.
– Этот Витёк… он вообще кто? Чем занимается?
– Мхами.
– Чем-чем?
– Мох – растение такое маленькое. – Лара показала фалангу пальца. – Витя ботаник, изучает мхи. Кандидат наук, пишет докторскую диссертацию.
– Чудно! Она выходит замуж за замшелого ботаника!
– Второй раз тебя прошу! Не смей порочить мою будущую семью! Кстати, мне всегда очень нравились академические мужчины. Которые без пафоса и выпендрежа двигают науку вперед. Сидят часами, наблюдая растительные клетки мхов под микроскопом, или тихо изучают особенности стайных рыб, или новый химический элемент…
– Когда я заканчивал институт, – перебил Максим, – меня не только завкафедрой, даже ректор уговаривал поступать в аспирантуру и двигать по науке.
– Но в науке мало платят.
– Копейки.
– Тебя это не устраивало.
– Решительно. В детстве я назавидовался пацанам в фирменных джинсах, имевших игровые приставки к телевизору, а потом и компьютеры. У мамы просить десять рублей на проезд в метро и сиротский обед в занюханной столовой мне надоело.
– Но ты ведь говорил, – мягко напомнила Лара, – что в последних классах школы, в институте, работал – вагоны разгружал, в бетонном цехе трудился.
– Все правильно. Поэтому и не захотел свои выдающиеся способности посвятить науке – в дневное время, а по ночам мешки с цементом таскать. Тему: деньги как свобода личности – предлагаю отложить. Вернемся к нашим баранам. Лара, я прошу тебя не торопиться. Давай подумаем несколько дней. Отмени свою встречу с мховым специалистом. Насколько я понял, жениться на тебе он всегда готов. Вот же гад! Тайный воздыхатель! Как я раньше про него не знал!
– Тебя никогда не интересовало мое романтическое прошлое.
– Верно. Своего через край. Лара! Скоропалительные решения часто бывают ошибочными. Нам нужно взять паузу…
– Макс?
– Да?
– Это, – потыкала Лара пальцами в пол, – моя кухня, а не переговорная комната, где ты морочишь голову партнерам, откладываешь договор, чтобы собрать дополнительную информацию и нанести верный удар. Тут не бизнес! Тут нормальная человеческая жизнь. И твои умения переговорщика не проходят. Извини!
– Но ведь ты приготовила для меня ужин, не захлопнула дверь перед носом, не позвонила мне с ультиматумом: не приходи, все кончено!
– Маленькая женская слабость: указать на порог, предварительно накормив любимыми отбивными с картошкой. Уж прости! Хотелось посмотреть на твою физиономию.
– Понравилось?
– Нет. Мама всегда говорила, что мстить неблагородно, что осуществленная месть приносит не радость, а чувство опустошения. Завтра я поеду к маме, скажу, что беременна, что выхожу за Витю Сафонова. Мама с детства его любила и мечтала видеть нас вместе. Мамино сердце, как врачи говорят, может остановиться в любой момент. Я не хочу, чтобы моя мама умерла с сознанием того, что младшая дочь не устроена – ни мужа, ни детей.
– Лара, не плачь!
– Разве я плачу?
– Не плачешь, только слезы по щекам ручьем. Иди ко мне, я их вытру.
Лара рванулась к нему в раскрытые объятия, но, не долетев, точно наткнулась на стеклянную стену. Ушиблась, опомнилась, помотала головой:
– Плакать мне вредно. Где салфетки бумажные? Вечно я забываю их на стол поставить.
– У тебя за спиной, на подоконнике.
– Спасибо за подсказку!
Лара взяла салфетку, вытерла щеки, высморкалась. Скомкала бумажный клочок. Встала, открыла дверцу кухонного столика, за которой находилось мусорное ведро, выбросила комочек.
