Они выпили кофе возле бассейна, а потом Венеция долго, не спеша плавала. Она обнаружила, что только Аннина и дон Андре любили плавать. Аннина сейчас же к ней присоединилась. Аннина несколько раз порывалась попросить Венецию не раскрывать ее тайну, но так и не отважилась. Всем своим видом — в котором сочеталось чувство вины, раскаяние и страх — она умоляла об этом.

Венеция сейчас не собиралась говорить с доном Андре, но решила держать глаза открытыми.

На следующий день появилось несколько подтверждений того, что ожидается нечто особенное. В зале Венеция застала сеньору де Квеведо за аранжировкой цветов, превосходящей даже ее обычные прекрасные аранжировки. Она жила с мужем во внутреннем домике замка и работала садовницей. У нее не было детей, и, возможно, цветы в какой-то мере заменяли ей их.

Днем прибыл парикмахер и сделал прически сестрам, прежде чем уделить внимание сеньоре. Венеции было отправлено послание, сообщавшее, что она может воспользоваться услугами дамского мастера. Но девушка привыкла сама управляться со своими длинными волосами и с благодарностью отказалась.

Спускаясь в sala, Венеция была вполне довольна своим видом: бледно-зеленое платье, зеленоватая бархатная ленточка с золотым медальоном, золотой браслет, подарок ко дню рождения, золотые босоножки на высоких каблуках, а свои золотистые волосы девушка уложила в замысловатую прическу.

В зале стоял такой шум, что никто не услышал, как она открыла дверь. Большая группа людей в центре комнаты, очевидно, только что закончила взаимные приветствия. Мужчины стояли вместе, поодаль от дам. Первое, что бросилось в глаза Венеции, — все были одеты в черно-белых тонах.

Пятеро из мужчин были в белых смокингах, сеньор де Квеведо в черном фраке, а отец Игнасио в своей рясе. У Венеции сложилось впечатление, что все они высокие, стройные и самоуверенные, все темноволосые и с удлиненными лицами испанских аристократов. Девушка подумала, что видит перед собой настоящих испанских грандов! На самом деле не все из них были высокими и стройными — сеньор де Квеведо, например, принадлежал к типу людей с более округлыми формами, которые были здесь не редкостью, но таково было первое впечатление Венеции.

Две сеньоры выглядели очень строго, одна в шелковом платье стального цвета с великолепными бриллиантами, другая в черном туалете с огромными изумрудами. Аннина и Хоакина были в белом. Но Эмилия разбавляла этот черно-белый колорит своим нарядом в голубых тонах, слишком бледным для желтовато-болезненной кожи ее лица. Единственная среди присутствующих гостья красовалась в платье нежного абрикосового оттенка, необыкновенно шедшего ей.

Это, должно быть, и есть Фернанда де Трастамара, о которой Венеция так много слышала и которая теперь поразила ее своей красотой.

Она была выше дочерей сеньоры, с прекрасно сформированной стройной фигурой. Черные, густые, блестящие волосы были уложены в великолепную прическу, темные глаза, окаймленные длинными, густыми ресницами, сияли и светились внутренним светом. Ее макияж был безукоризненным, но Венеция подумала, что при таких ярких природных красках она не нуждалась в нем. Красавица выглядела необыкновенно ухоженной даже для страны, где так много женщин казались самим совершенством. Хоакина была права: Фернанда необыкновенно красива и обаятельна. Она обладала той красотой, при взгляде на которую любая женщина впадает в уныние, чувствуя себя серой мышкой.

Когда Венеция вошла в sala, все повернулись в ее сторону, и она невольно оказалась в центре внимания. Дон Андре подошел к девушке, чтобы подвести к гостям и представить тем, кого она не знала. Так Венеция оказалась лицом к лицу с сеньоритой Фернандой де Трастамара.

Девушки улыбнулись друг другу. В выражении глаз обеих светилось искреннее любопытство. Фернанда — настоящая красавица, подумала Венеция. Они сразу разговорились с искренностью и живостью, отсутствующей у других девушек, на смеси английского и испанского, которая их очень забавляла и заставляла смеяться. Они не замечали дона Андре, внимательно наблюдающего за ними с другого конца комнаты, и не сознавали, какой контраст представляют собой: одна — жгучая брюнетка, другая — блондинка с золотистыми волосами, и обе излучают сияние юности.

По испанской традиции разговор продолжался долго, Венеции показалось, много часов, прежде чем подали ужин. Слуги зорко следили за порядком, наполняли стаканы, подавали закуски. Гости говорили быстро и не всегда разборчиво. Но Венеция рада была слушать и старалась понять. И вообще, наблюдала за происходящим с искренним интересом.

Больше всего ее поразило очевидное высокомерие и самодовольство мужчин и безусловное соблюдение этикета женщинами. В их манерах присутствовали сдержанность, обходительность и желание казаться обворожительными. Венеция попыталась припомнить, где она читала о том, что каждый испанец думает о себе как о доне или о гранде. Безусловно, здесь она наблюдала все это в полной мере. Самым привлекательным из мужчин был дон Андре, непринужденно и превосходно исполняющий роль хозяина. А самой очаровательной из женщин, несомненно, была Фернанда. Венеция отметила, что Фернанда в совершенстве владела всеми женскими уловками, описанными в книгах, — ее улыбка, то, как загорались ее глаза, когда она разговаривала с мужчиной, то, как она пользовалась веером, неотъемлемой частью туалета испанок…

Увидев, что Венеция на минуту осталась одна, Фернанда пересекла комнату и села возле нее.

— Аннина сказала, что вы учите ее говорить по-английски.

— Я учу всех сестер, — улыбнулась Венеция.

— Думаю, они злоупотребляют добротой своей гостьи.

— Нисколько. Я с удовольствием делаю это.

— Они говорят по-английски лучше меня! Мне кажется, если мне позволят, нужно приходить к вам почаще и совершенствовать язык.

— Ваш английский не нуждается в совершенствовании, сеньорита. Он очень хороший и очаровательный.

— Но мое произношение не совсем правильное. Как долго вы пробудете в castillo, сеньорита?

— До тех пор, пока Хоакина не уедет в Англию.

— А…

«Может, она хотела выяснить именно это», — вдруг подумала Венеция.

— Надеюсь, вы навестите нас до отъезда, сеньорита, — широко улыбнулась Фернанда.

— С удовольствием.

— Как хорошо опять вернуться в Испанию! Нам с мамой очень нравилось жить в Южной Америке, но не терпелось вернуться. Нет ничего лучше Испании.

— Это естественно, я полагаю. Для меня нет ничего лучше Англии.

Болтая, они не заметили, как дон Андре пересек комнату и, улыбаясь, подошел к ним.

— Так много красоты на таком маленьком пространстве, — шутливо возмутился он, поклонившись.

— Я говорила сеньорите, Андре, как рада возвратиться в Испанию, а она сказала, что не может жить без Англии.

— В самом деле? — Он бросил на Венецию изучающий взгляд из-под темных бровей.

— Не совсем. — Она не желала позволить Фернанде выиграть состязание. — На самом деле я сказала, что для меня нет ничего лучше Англии.

— Разве это не одно и то же? — усмехнулся он.

— Не совсем, сеньор. — Их взгляды встретились, и Венеция отвела глаза, только заметив, что Фернанда наблюдает за ними, слегка озадаченная.

Они втроем направились к столу. Традиционное испанское застолье продолжалось долго. Только за полночь перешли к кофе. К тому времени Венеция поняла, что между этими семействами существовали определенные матримониальные планы. Хоакина правильно предположила, что между Рамоном и Эмилией возможен брак. Венеция решила, что эти двое вполне подходят друг другу — Рамон показался ей таким же скучным, как Эмилия, и столь же верным заведенным порядкам. Но больше всего ее заинтересовало открытие, что очарование Фернанды определенно было направлено на дона Андре и что снисходительные улыбки, коими обменивались обе сеньоры, казались благословением возможной помолвки Фернанды и дона Андре. Венеция не думала, что кто-то может сосватать его. Он наверняка поступит так, как захочет или как спланировал сам. Но все, что смогут сделать для сближения Фернанды и дона Андре члены их семей, без сомнения, будет сделано.