Она даже мысленно представила себе чистый лист бумаги, по которому бегут аккуратные буквы, перечисляя самые важные слагаемые, из которых должна была сложиться сумма: четырнадцать лет брака, семья, которую она привыкла считать идеальной. Дом, достаток, сложившийся круг общения. Казавшийся незыблемым уклад жизни, в котором она – жена, мать, хозяйка дома. Самоуважение и ответное уважение окружающих. «Кажется, все», – удивившись своему странному спокойствию, больше похожему на ступор, кивнула Лина. И опять подвела черту.

И что в итоге? У мужа есть другая женщина.

Лина никогда не была наивной. В конце концов, она прекрасно понимала, что чем выше поднимается мужчина по социальной лестнице, тем больше рядом с ним женщин, готовых разделить с ним «бремя удачи», если не в роли жены, то в роли любовницы. Но она никогда не примеряла этот шаблон к своему мужу. И уж тем более, как выяснилось, совершенно не была готова увидеть вот так воочию, своими глазами… За все годы их совместной жизни Лина никогда не видела мужа таким легкомысленным и таким счастливым, как сегодня. Ее память впитала все его жесты, все его движения, реакции – но было совершенно невообразимо, чтобы ее сильный, жесткий, целеустремленный, властный и черт-знает-еще-какой муж мог вот так смеяться, по-щенячьи гоняться за листьями и прислушиваться к кому-либо так, согнувшись, будто в поклоне. Он всегда был – негнущийся. А она, Лина, – мягкая, гибкая – приспосабливалась, и это было правильно! Потому что она признавала за мужем право сильного и главного. В густой пелене перед ее глазами всплыл силуэт уходящей пары: женщина говорила, он – слушал. Ее, Лину, муж так не слушал никогда.

«Лучше бы он умер, – так же спокойно подумала Лина. – Можно даже сегодня. Авария, например. Тогда бы я его жалела, оплакивала и любила. Было бы все просто и понятно». И на этот раз она даже испугалась своей невозмутимости. Наверное, всю злость она вложила в ту царапину на дверце ни в чем не повинной машины.

Но раз он не умер, а продолжает жить и радоваться жизни (поцарапанный «Лексус» все же не повод для уныния), то ей, Лине, надо немедленно решить, как жить рядом с ним дальше. Не в далекой перспективе, а хотя бы сегодня вечером. И ночью. И завтра утром. И днем. И следующей ночью. «Если не знаешь, что делать, – не делай ничего», – вдруг насмешливо прозвучала в голове любимая поговорка Сергея. Он часто так отвечал на ее вопросы, которые не казались ему достаточно серьезными, чтобы их обсуждать. Поскольку других предложений так и не поступило, а машина уже выскочила на Кольцевую дорогу и до коттеджного поселка Чистые Ключи оставалось десять минут езды, Лина приняла решение, достойное мудрой женщины, – молчать. Пока молчать. До принятия собственного решения. Тем более что один необдуманный поступок она сегодня уже совершила – вообще-то он и ее саму немало удивил.

Сергей вернулся домой около десяти – как всегда. Конечно, директор крупнейшей в городе строительной корпорации не может уходить с работы в восемнадцать ноль-ноль. Лина вышла ему навстречу поздороваться, спросить, как дела, – тоже как всегда. Любящая жена встречает главу семьи с работы.

– Хреново, – с порога пожаловался муж. – Какой-то козел поцарапал мне машину. Причем не то чтобы цапанул, выезжая, а нарочно чем-то острым саданул. Двух месяцев не проездил. Вот ведь народ, твою мать!

– А где ты машину оставил? – сочувственно поинтересовалась Лина.

– В аптеку заскочил, голова болела. У входа припарковался. И не было меня всего минут пять-семь, – пробурчал муж из глубины гардеробной. – Андрюха хоть дома?

– Дома. Кажется, на компьютере играет – на весь дом стрельба слышна. Есть будешь? – задала Лина обязательный вопрос, на который не ждала ответа – муж никогда не ел после восьми, и даже ужин их «домоправительница» Елена Степановна всегда готовила только для Андрея.

«Получается, что он почти никогда не ужинал дома», – осенило Лину. И вовсе не оттого, что заботился о своем весе. Наверное, он ужинал где-то в другом месте и в другой компании. Как все просто.

– Хоть бы показался, охламон. Нет, есть не буду, чаю попью.

Они озвучивали свои привычные реплики, почти не слушая друг друга, лишь соблюдая очередность. Вопрос – ответ. Чашка чая перед сном тоже была традицией, как и то, что Лина всегда сидела рядом, молчала, если чувствовала, что муж не хочет говорить, слушала, если он готов был о чем-то что-то рассказать, или говорила сама – если он не очень устал за день и соглашался слушать. Лину этот милый семейный ритуал никогда не раздражал, более того, она очень ценила эти моменты общения. Но сегодня, глядя на мужа, она вдруг подумала, что ему, вполне возможно, неприятно ее присутствие, и он с куда большим удовольствием выпил бы свой чай в одиночестве, не отвлекаясь на дирижирование отлаженным оркестром в составе одного опытного музыканта.

– Пойду я спать, – Лина старательно зевнула. – Ты тоже ляжешь или тебе работать надо?

– Да какая, к черту, работа? – мрачно отмахнулся муж. – Наработался уже на сегодня. Коньяка выпью – и спать. Ты ложись, не жди меня.

Они помолчали. Сергей сосредоточенно размешивал ложечкой сахар.

– Сережа… А я вас видела сегодня. В парке, – неожиданно брякнула Лина, начисто забыв о своих благих намерениях и решении молчать, быть терпеливой, мудрой и сдержанной.

Ложечка звякнула о край кружки и замерла. Опять повисла долгая пауза. Сергей отставил чашку и поднял глаза на жену. Взгляд был непонятный, тяжелый.

– Понятно… Так это ты, значит? Отомстила?

– Я тебе звонила! А ты сказал… Хотя вы с ней… – сбиваясь, торопливо залепетала Лина.

Не говоря ни слова, Сергей встал и вышел из кухни. Лина засеменила за ним через холл, поднялась по лестнице на второй этаж, шла рядом по балкону до кабинета и говорила, говорила, не выбирая слов, да и не понимая толком их смысла. И замолчала на полуслове, только оказавшись перед захлопнувшейся за мужем дверью кабинета. Постояла, прислушиваясь, – изнутри почти сразу же заорал телевизор. Лина растерялась. Она ждала упреков, извинений, оправданий, ссоры, скандала – всего чего угодно. Но не этого непонятного молчания и захлопнутой перед ее носом двери. На глаза навернулись слезы, и, боясь разрыдаться прямо тут, под дверью, она повернулась и побрела в спальню.

Войдя, Лина щелкнула замком, запирая дверь изнутри: если муж опомнится и придет просить прощения, то пусть знает – она шокирована и оскорблена до глубины души и его изменой, и его реакцией, поэтому извинения ей не нужны. В семье случилось такое, что извинениями тут дела не поправишь.

Впрочем, как выяснилось через некоторое время, запиралась она совершенно напрасно: Сергей и не собирался просить прощения. Как не собирался ничего объяснять. Это было вполне в его духе: ни ей, ни сыну он не любил подробно объяснять мотивы того или иного решения, зато неукоснительно требовал его выполнения. Лина давно уже к этому привыкла, тем более что все действия мужа всегда казались ей разумными и оправданными. А себя она считала женщиной умной, снисходительной к мужским недостаткам. (Вот, например, не так давно они вместе отправились в салон покупать ей новую машину. «Лексус»-седан – это был выбор Сергея, у нее не было никаких оснований возражать. Но ей ужасно понравился цвет гранатовый, а муж снисходительно объяснил, что гранатовых «Лексусов» не бывает, это фигня, а не «Лексус». «Лексус» должен быть цвета металлик. А если уж ей так хочется, то в крайнем случае – бежевый металлик. Лина не возражала: пусть будет бежевый металлик, ей уступить нетрудно.) Правда сын, вступив в опасный подростковый возраст, несколько раз пытался раздвинуть границы дозволенного, но быстро понял, чем это чревато, и отложил свои протесты до лучших времен. Справедливости ради надо признать, что глава семейства нечасто вмешивался в ежедневную жизнь супруги и сына – только в редких случаях, когда его участие было действительно необходимо, и такой расклад всех, в общем-то, устраивал.