Через три месяца поручик Константин Корнеев свыкся с провинциальной жизнью. Правда, шампанского было чуть меньше, и, отнюдь, не французского производства, а местного калужского качества, что разливалось на заводе некоего местного графа. Оно было недурным и даже приличным, а уж наш герой знал толк в игристом напитке.

Вскоре Константин заметил, что и женщины калужской губернии – милы и привлекательны, правда, – дуры дурами, но что поделать, – не Москва и не Санкт-Петербург. Впрочем, глупых барышень и столицах хватало сполна.

Так что, поручик Корнеев расправил, как говорится, «грудь колесом» и вновь получал удовольствия от жизни.

С дисциплиной в Гусарском полку явно хромало. Полковой командир был откровенно ленив и всячески пренебрегал своими профессиональными обязанностями, проводя время за карточным столом или в заведении мадам Жужу, Венеры калужского масштаба.

Мадам Жужу, по паспорту Евдокия Жукова, – собственно оттуда и Жужу, – вот уже пять лет содержала в Калуге небольшое заведение, особо почитаемое всем Семнадцатым гусарским полком.

Молодые повесы, томимые скукой и бездельем, – в 1832 году никаких боевых действий для полка, слава Богу, не предвиделось, – прожигали свою молодость в объятиях девочек мадам Жужу, и исправно оставляли ассигнации за карточным столом.

Однажды Константин Корнеев и его несколько полковых друзей, верхом возвращались из заведения развеселой мадам Жужу. Они не спешно двигались по центральной улице, расточая пламенные взоры на местных барышень. Те же в свою очередь строили гусарам «глазки». По калужской статистике, каждая пятая барышня города, будучи навыдане, просто мечтала выйти замуж за красавца гусара.

Итак, совершая свой безмятежный путь, гусары, удовлетворенные сполна в заведении Евдокии Жуковой, пребывали в дивном настроении, отчего все им казалось сплошным «шарман».

Мимо них проезжала пролетка с откинутым верхом. В ней сидела миловидная барышня, одетая по последней весенней столичной моде: платье из тонкой шерсти дивного терракотового цвета, коричневую накидку, отделанную тесьмой в тон платья и широкополую шляпку, дабы защитить лицо прелестницы от яркого весеннего солнца, а весна в этом году, надо сказать, выдалась ранней и не в меру теплой.

Поручик Корнеев взглянул на барышню и… обомлел: до чего же хороша!

Пролетка проследовала далее, а гусары не преминули задеть своего сотоварища:

– Что поручик, хороша девица?

– Да, просто прелестна. И в столице такую красавицу не сыщешь! – восторженно воскликнул Корнеев.

Гусары дружно рассмеялись.

– Поручик, вы право уж отвыкли от столичной жизни, коли в каждой смазливой барышне видите красавицу!

– Но позвольте заметить, сударь, – высказался один из гусаров, – сия девушка – явно из приличной семьи, возможно даже дворянка. И, увы, вряд ли окажет услуги, которые мы привыкли получать в заведении мадам Жужу.

Корнее промолчал, так как был вполне согласен со своим однополчанином: на такой девушке можно только жениться, но…

С того самого дня, как поручик Корнеев увидел «барышню из приличной семьи в широкополой шляпке», он потерял покой. Ему было неловко сознаваться друзьям, что незнакомка поразила его воображение – непременно засмеют и обвинят в излишнем романтизме. Как говорил один из гусаров: мон шер, это же – сплошная «байровщина[2]»!

Постепенно поручик Корнеев стал скучен и всю середину апреля провел в тоске и ожидании грядущего чуда. И как ни странно, оно свершилось…

В один из погожих апрельских дней, когда солнце нещадно палило, как в июле месяце, поручик Корнеев, решив скоротать свободное время, а надо сказать, при отсутствии должной дисциплины, такового было слишком много, совершал конный променаж по Калуге.

Его привлекла внимание барышня, – уж больно она напомнила ту незнакомку, – которая была поглощена платьем, выставленным на витрине модного магазина. Над изысканным туалетом красовалась табличка: последний фасон из Парижа…

«Да уж, – подумал поручик, – и откуда здесь могут быть наряды из Франции? Наверняка пошиты в местной портняжной мастерской…»

Неожиданно его размышления по поводу несоответствия таблички и наряда были прерваны. К барышне подошла то ли горничная, тот ли компаньонка, до Корнеева донеслось имя предмета его вожделенных мечтаний: Наталья Дмитриевна…

Теперь гусар был просто уверен: перед ним именно та девушка, сразившая его своей красотой, теперь он еще и знал ее имя. Но что это дает? Поручик не знал…

Наталья Дмитриевна вошла в модный магазин. Корнеев спешился с лошади и, направившись в торговке цветами, купил у той огромный букет роз, выращенных видимо в это время года в оранжерее. Торговка удивилась:

– Сударь, вы на свадьбу собираетесь?

Корнеев растерялся: правда, а на что он рассчитывает? – он и сам не знал, решив действовать с Натальей Дмитриевной по-военному, как при взятии крепости. Чай не выдержит напора и уступит… А может и нет… В общем, как Бог даст.

Поручик ожидал предмет своих воздыханий недолго, вскоре Наталья Дмитриевна вышла из дверей магазина, ее компаньонка несла шляпную коробку. Корнеев понял: вот он, то момент, когда надо действовать!

Он бросился к Наталье Дмитриевне и, встав на колени, театральным жестом протянул ей цветы, в душе ужасаясь свершаемому поступку, готовясь к тому, что «дама его сердца» возмутиться или того хуже – начнет звать городничего на помощь. Правда, здешний городничий уже вяло реагировал на выходки гусаров, уж слишком они утомили почтенного служителя порядка.

Наталья Дмитриевна округлила глаза и откровенно растерялась, не зная, как реагировать на столь дерзкую выходку, причем на глазах калужан. Публика, завидевшая сию сцену, замерла, желая увидеть всю прелесть последующей развязки. И она не преминула последовать.

– Сударыня! – начал Корнеев тоном, словно в дурной пьесе. – Наталья Дмитриевна, молю не гоните меня! Я не знал, как познакомиться с вами, ведь все, чтобы я не сделал, показалось бы со стороны не приличным. Поэтому-то я и решился на неслыханную дерзость. Примите от меня эти цветы… Конечно, они не столь красивы, как вы… Но, увы, это все, что я могу подарить вам на данный момент…

Публика зашушукалась, женщины и юные барышни умилились: о мон шер, как он хорош и романтичен…

Корнеев, стоя на коленях, пребывал в ужасе: «Вот сейчас она закричит, начнет ругаться, оскорбиться, и поделом мне дураку…»

Но реакция Натальи Дмитриевны была весьма неординарной: она звонко рассмеялась. Публика, наблюдавшая за любовной сценой, расслабилась, понимая, что девушка принимает ухаживания гусара.

– Сударь, вы право же поразили меня! – воскликнула красавица. – Это так неожиданно… Глаша, – обратилась она к компаньонке, которая застыла в ужасе от происходящего, – возьми цветы у господина… А как ваше имя? Да и поднимитесь с колен в конце-концов, уже вся Калуга на нас смотрит.

Корнеев поднялся, опешившая Глаша, приняла у него цветы.

– Я – Константин Владимирович Корнеев, служу в Семнадцатом гусарском полку, что расквартирован в Красном городище.

– О! В том самом, где служат одни дуэлянты! – воскликнула восхищенная барышня.

Корнеев замялся.

– Собственно говоря, да… – протянул он.

Реакция Натальи Дмитриевны вновь была самой неожиданной:

– Ах, как это романтично, сударь. Вы непременно расскажите мне, из-за чего стрелялись!

– Я дрался на шпагах…

– Ах, неужели! Как французский дворянин из-за прекрасной дамы? – восхищению барышни не было конца.

– Почти…

– Ах, сударь, вы так скромны! Кстати, откуда вы знаете мое имя? Вы следите за мной?

Поручик опять растерялся, не зная, что и ответить, решив, что самое простое в данной ситуации говорить правду.

– Да, сударыня, каюсь, я следил за вами…

– Ах, как это напоминает мне романы Понсона Дю Терраль! Вы читали их?