С признательностью и благодарностью я приняла его поддержку. Высота превратила мои ноги в бескостное желе. В то же время я испытывала странное чувство, словно плыву в воздухе после бокала очень крепкого шампанского.

— Если все будете делать медленно, ваше тело скоро привыкнет к разреженному воздуху. — Он погладил мою руку на своем плече. — Вам следует принимать наше очарование малыми дозами. Особенно после вашей флегматичной Британии.

Мы медленно шли по бетону.

На площадке обозрения группа людей махала высадившимся пассажирам. На ограде готовые к бизнесу индейцы развесили свои многоцветные пончо и шали. Через балюстраду перегнулись шесть-семь мальчишек-индейцев с какими-то предметами, похожими на ярко раскрашенные ящики для апельсинов.

Когда мы подошли к барьеру, они закопошились, оживленно размахивая руками, прыгая и вскрикивая резкими пронзительными голосами. Объектом их волнения явно был дон Рамон.

Смеясь в ответ, он покачал головой и строго опустил уголки рта.

— Простите их, сеньорита, они спрашивают, не привез ли я невесту. Они думают, что вы прилетели на медовый месяц.

Конечно, маленькие индейцы попали пальцем в небо, потому что у барьера очарование закончилось. Красавец дон Рамон и я были разлучены, он — индейцами-чистильщиками, которые усыпали ступени зала ожидания и ссорились за привилегию почистить туфли дона Рамона, а я крепкой рукой, ухватившей мое предплечье, сухим голосом над ухом. И то и другое — уравновешенные и безошибочно британские.

— Мисс Брэдли?

Не успела я ответить, как незнакомая рука по тащила меня к «Иммиграции». Я выпрямилась во весь рост и повернулась, чтобы взглянуть на мое го похитителя с высокомерием дона Рамона. Подниматься моим глазам пришлось долго. Я увидел высокого крепко сбитого мужчину лет тридцати. У него был квадратный непреклонный подбородок, коротко стриженные каштановые волосы и холодные серые глаза, резко выделявшиеся на загорелом лице. Он носил выгоревшие синие джинсы и белую хлопковую рубашку с короткими рукавами, расстегнутую на шее. Ни галстука, ни платка я не заметила. Его грудь и руки загорели так же, как лицо. И как ноги в кожаных сандалиях, которые бесцеремонно вели меня к калитке с табличкой «Иммиграция».

— Дипломат, — бросил он чиновнику, держа в охапке меня и мой багаж, словно ему не терпелось вытащить меня из зала.

Снаружи под палящим солнцем ждал старый «лендровер» с дипломатическим номером и нарисованными на двери водителя львом и единорогом. Поверх ветрового стекла — маленький Юнион Джек.

Мужчина швырнул мой чемодан на заднее сиденье. Он не выглядел ни шофером, ни дипломатом, скорее инженером или лесорубом. Меня осенила тревожная мысль. Я вспомнила предостережения дона Рамона о том, что в Чарагвае исчезают люди и вещи.

— Полагаю, у вас есть какие-нибудь документы? — холодно спросила я, когда он открыл для меня дверь.

Он мрачно усмехнулся:

— Не беспокойтесь, мисс Брэдли, я не пытаюсь вас похитить. Боже упаси! Я отвезу вас прямо в резиденцию. Вы будете жить там, поскольку приехали всего на несколько недель. Но сначала должен вам кое-что сказать, поэтому садитесь в машину.

В тоне явно ощущалась мрачная враждебность. Я сделала как велено и вскарабкалась внутрь. Кожаная обивка была горячей на ощупь. Я чувствовала, как она обжигает кожу под колготками — неудобство бесконечно более выносимое, чем смущение в мыслях. Я следила, как молодой человек усаживался рядом и вытаскивал из кармана брюк связку ключей. Он выбрал ключ зажигания, вставил в замок, но не повернул. Вместо этого он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлек карточку безопасности и протянул мне в сложенном виде.

Прежде чем я открыла ее, он сжато и без предисловий потребовал:

— Какого черта вы устроили сейчас такое представление?

— Я? Представление? Когда? Как? Что вы имеете в виду?

— Ну-ну, мисс Брэдли. Почему, вы думаете, мы уезжаем в такой спешке?

— Не знаю. Сама удивляюсь.

— Подумайте, мисс Брэдли. Подумайте.

— Хотите сказать, из-за дона Рамона?

— Из-за вас и вашего поведения с такой личностью, как дон Рамон.

— Я нашла его очаровательной личностью. И очень полезной.

— Не сомневаюсь, — тихо, но мрачно согласился мужчина. — Как большинство женщин.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что я не большинство женщин, и снова закрыла.

— Вы обычно прибываете на новую работу под руку с незнакомцем? — продолжал он.

— Мне стало плохо, — запротестовала я, — я потеряла сознание.

С его суровых губ не сорвалось ни слов сочувствия, ни полезного совета об опасности высокогорья.

— Как удобно! Значит, дон Рамон познакомился с вами таким способом?

— Нет. Раньше.

— Понятно. В самолете?

— Да.

— Вы не тратите время зря, мисс Брэдли.

— Протестую против этого замечания, — бросила я.

— Отклоняется.

— И это не ваше дело, мистер…

— Фицджеральд. Джеймс Фицджеральд.

Он жестом предложил открыть карточку. Фамилия пробудила некоторые воспоминания, но смутные и слабые. И к тому же я была слишком сердита, разгорячена, разочарована и измучена, чтобы слушать внутренний голос. Карточка оставалась крепко сжатой и закрытой в руке.

— И ваше дело очень даже мое.

— Я подчиняюсь послу, — с ледяным достоинством сказала я.

— Конечно. Но, как вы знаете, посол вчера уехал на Вашингтонскую конференцию. — Внезапно он включил зажигание. — Его не будет еще две недели.

— Машина набрала скорость и отъехала от тротуара. К тому времени, когда он остановился на перекрестке, я придумала ответ.

— В таком случае я подчиняюсь только его заместителю, — внушительно сказала я.

Он еще более внушительно протянул:

— Вот именно, мисс Брэдли. Вот именно.

— Первому секретарю, — сказала я слабо угасающим голосом.

На малой скорости мы ехали по дороге, обгоняя ослиные и бычьи упряжки и большие скоростные американские автомобили. С пересохшим ртом я перевела взгляд с сурового профиля рядом на карточку в моей руке. Он слишком молод, слишком красив (если вам нравятся суровые атлеты), слишком просто одет, слишком… Он не может, не должен!

Я открыла карточку. Он был.

Джеймс Фицджеральд. Первый секретарь, британское посольство, Куича. Сквозь пластиковое покрытие фотографии меня буравили суровые глаза мужчины за рулем.

Только этого недоставало, подумала я. Ссора с самого начала. Временная секретарша ударяет лицом в грязь перед временным боссом. И боссом, обладающим огромной, абсолютной властью.

— Вы не похожи на первого секретаря, — сказала я в свою защиту.

— А вы встречали хотя бы одного?

Он умело свернул с главного шоссе на обсаженную деревьями улицу. Я снова учуяла эту сладкую смесь цветочного запаха. С тех пор, как я высадилась на этой земле, ошибочно названной Шангри-Ла, прошла казалось, целая жизнь.

— Нет.

— Тогда как вы можете судить?

Ответить было нечего. По своему ограниченному знакомству с личными делами первых секретарей я помнила, что иногда они в самом деле были растущими молодыми людьми, выполнявшими трудные заграничные назначения. Они всегда отвечали за безопасность и дисциплину. Следовательно, можно ожидать, что они крутые, бескомпромиссные и резкие. Но я никогда не встречала их «живьем».

— Я не ожидала, что меня встретите вы, не ожидала… то есть… Обычно…

На уступку он оказался способен.

— Возможно. — Он сбавил скорость и свернул в открытые двойные белые ворота на подъездную дорогу, обрамленную кустами мимозы. — Но здесь все очень неформально.

Я метнула на него полный недоверия взгляд, который он проигнорировал.

— У миссис Маллёнпорт сейчас играют в теннис. Иначе за вами поехала бы Хестер.

Что-то в том, как он произнес это имя, заставило меня взглянуть на него. С Хестер Маллёнпорт связано сильное чувство. Симпатия или антипатия, приятие или неприятие. Я не была уверена, какое именно.

— Впрочем, я рад, что поехал. — Тон первого секретаря лишил эти слова даже тени возможной лестности. — Следует пресечь взаимоотношения в корне. Мисс Брэдли, пока вы здесь, вы не будете завязывать знакомства с чужими мужчинами в самолете. И продолжать дружбу с доном Районом.