– Рахт! – разнеслось над поляной. Готовые сорваться стрелы так и остались на приготовленных к стрельбе луках, к телеге со сдвоенной клеткой стелющимся шагом хищной кошки подошел «давур».

Гынуг сжалась в комок и забилась в дальний угол – подальше от черноволосого великана. «Давур» остановился в полуметре от телеги, уставившись на убившего караванщика раба холодным, безжизненным, как у змеи, взглядом. Андрею было абсолютно насрать, где и как умирать, за последние несколько дней он перестал бояться смерти – еще один маленький пунктик ненормальности его поведения. Он так же, распрямив плечи и опершись на копьецо, твердым взглядом смотрел на начальника охраны. Породистое лицо мужчины украшала замысловатая татуировка на правой щеке, еще одна вязью растительного рисунка выползала из-под кольчуги на шею. Тыльные стороны ладоней «давура» пестрели множеством тончайших шрамов, он протянул к клетке правую руку и несколько раз покачал ладонью, говоря жестом – отдай копье! Андрей посмотрел на протянувшего руку мужчину, на напрягшихся «самураев», оттянувших тетивы луков до самых ушей, и резким движением сломал свой трофей между прутьев решетки, кинув обломки под ноги главного охранника. Лицо «давура» осталось бесстрастным, но в глазах мелькнуло уважение, или Андрею показалось? В следующую секунду под ногами строптивого мальчишки разбилась стеклянная колба, поваливший из нее едкий дым окутал Андрея. Последнее, что он запомнил, перед тем как впасть в забытье – это недовольный взгляд гиганта, брошенный им на парня с медальоном в виде восьмиконечной звезды на груди. Гынуг называла его «гаджын», она соглашалась, что он «рылдор» и, ткнув пальцем в себя и Андрея, добавляла, что они тоже «гаджын». Кто знал, что этот «гаджын» окажется настоящим гадом и будет травить его дымом…

Очнулся он от резкого запаха, кувалдой долбанувшего по мозгам, перед лицом мелькнула рука с грязной вонючей тряпкой. Возвращение в мир было не из приятных, противно чувствовать, что ты лежишь на бревне, связанный по рукам и ногам… Над головой свистнула плеть, спину ожгло нестерпимой болью. В горле образовался какой-то ком, может быть, поэтому Андрей не закричал. Второй удар плетью вызвал стон, на седьмом или восьмом ударе он потерял сознание…

Качалась телега, качалась клетка и вместе с ней весь мир, набатом в голове отзывался стук колес по мостовой. Все тело от пятой точки до шеи отдавало в мозг резкой ноющей болью, спина горела как термитная шашка, ноги подгибались сами собой. Кусая от боли губы, порой до крови, Андрей думал, почему его не засекли до смерти, как того орка? Руки затекли так, что совсем не ощущаются, может быть, потому, что он висел на них? После экзекуции его не стали возвращать в «родную» клетку, а разместили в отдельной, предварительно снабдив металлические браслеты на руках новой цепью. Ноги закрепили в специальных держалках, прикрученных к полу, цепи оттянули в стороны и вверх, теперь он напоминал букву «X» или косой Андреевский флаг. Сделать что-либо в таком положении было невозможно. Сколько он получил плетей, Андрей не знал, очнулся уже подвешенным. Караван к этому времени выехал из леса и двигался к замку на скальном утесе, клином вдававшемся в широкую реку. Дорога к замку была вымощена желтым кирпичом, прям как в сказке про волшебника Изумрудного города. Не хватало только Страшилы с Железным дровосеком и Трусливого льва для полного счастья. Довиляв своим желтым телом до утеса, дорога повернула влево и подставив правый бок путешественников замковым стенам, вывела караван к перекидному мосту через широкий ров с водой. А мостик-то не простой – опрокидывающийся. Между узких бойниц правой фланкирующей башни мелькнул островерхий шлем солдата из замкового гарнизона. Несмотря на боль в спине, Андрей с любопытством разглядывал каменные стены, он много читал об архитектуре средневековых замков, но в реале видел впервые.

Низ стен был сложен из мощных каменных глыб, поднимались они до высоты пять метров, выше шла кладка из красного кирпича, общая высота стен была не меньше десяти метров. Верх украшали узкие бойницы для лучников, чередовавшиеся через три метра с плоскими, расширенными по краям арбалетными. На углах стен выделялись выдвинутые вперед фланкирующие башни. Перед замком был вырыт глубокий ров, дугой выгибающийся к дороге и заполненный водой, за рвом предусмотрительные инженеры и строители насыпали палисад, утыкав его как ежа кольями, такой же палисад был и перед рвом. Упиралась дорога в высокую надвратную башню, украшенную совсем не шуточными смоляными носами.

Караван остановился напротив надвратной башни, и от него отделилось два всадника на лошадях. Пара людей проехала по подъемному мосту, металлическая решетка приподнялась ровно на то время, за которое можно проехать под ней, и с грохотом опустилась на место, встав острыми концами в специальные выдолбы. За высоким бруствером галереи, крытой деревянным навесом, то и дело мелькали шлемы солдат замкового гарнизона.

Андрей закрыл глаза и постарался расслабиться, ничего другого ему не оставалось. Мама раньше часто ходила на йогу и занималась аутотренингом, в доме было полно специфической литературы, которую он периодически перелистывал – читать занудные книги и брошюры не получалось. Минут через тридцать-сорок на него нападал сон, веки сами собой становились тяжелее металлических заслонок и захлопывались намертво, но кое-что он почерпнул. И теперь, следуя описанным в брошюрах методикам, отделил себя от мира и сконцентрировался на горящей спине, получилось неожиданно легко. Андрей заметил, что в новой клетке, куда его поместили, сделанной из простого железа, а не из серого металла, ему стало намного легче душевно. Старая клеть была словно энергетический вампир, отнимающий энергию и довлеющий над жертвой неумолимым роком, каменной стеной, перекрывающей солнечный свет и энергию… В новой клети все ощущения, что его ампутировали от мира, пропали, стоило закрыть глаза и сконцентрироваться, как тьма вокруг сменялась целыми потоками радужного света, где-то за гранью восприятия морским прибоем шумел целый океан энергии. Словно жаждущий воды путник в пустыне, он потянулся к теплому океану за кромкой, неожиданно тонкая грань лопнула, и холодным освежающим водопадом на него обрушился целый поток энергии. Действуя интуитивно, Андрей распределял энергию по организму, направив основную часть на больную спину. Вырывая его из мягкой нирваны внутренней концентрации, дернулась телега, Андрей выпал из транса. Если бы он мог видеть себя со спины, то поразился бы молодой розовой кожице, покрывающей бывшие кровавые рубцы. И еще неимоверно хотелось есть, он был готов слопать даже ту бурду, которой кормили рабов…

Наконец после часа ожидания в башне заскрежетали механизмы, решетка поднялась, и первая подвода каравана двинулась внутрь укрепления. Миновав надвратную башню, телега с клеткой Андрея очутилась в узком каменном дворике, за первым рядом стен оказался второй, пониже наружного. За вторым рядом стен, миновав еще одни врата, подводы опять попали в мешок из высоких стен. Оборону в замке, видимо, предполагалось держать серьезную. Под навесами стояли большие котлы, лежали кучи дров, рядом с котлами стояли бочки со смолой, под стенами были аккуратно сложены пирамиды булыжников. Кругом порядок и чистота – командир гарнизона не зря ел свой хлеб. После второго каменного мешка телега выкатилась на широкий двор, в дальнем конце которого высилась башня донжона, но не она привлекла внимание Андрея.

В середине широкой площади, меж двух высоких столбов был сооружен помост и отсыпаны заезды на него. Промеж столбов, в воздухе, колебалось голубое марево, внизу крутился десяток людей в белых балахонах с нарисованными восьмиконечными звездами на спинах. Первая телега поднялась на помост и пропала, следом поехала вторая и повторила судьбу первой. «Телепорт!» – догадался Андрей. Вскоре дошла очередь и до его подводы. Возница хлестнул по крупам лошадок вожжами и гужевое транспортное средство покинуло замок на скальном утесе, оказавшись на широкой площади, окруженной стенами из белого камня, по пешеходной галерее ходили солдаты в кольчугах со взведенными арбалетами в руках. Андрей, насколько это было возможно в его состоянии, вывернул шею назад. За спиной осталась высокая арка, подсвеченная голубоватым маревом в середине.