Итак, вообще говоря, божественная красота именно такова – она словно бы хорег божественной радости, близости и дружбы, ибо именно при ее посредстве боги соединяются между собой, радуются друг другу и восхищаются друг другом, находят удовольствие в создании неких собственных общностей и образований и не покидают того чина, к которому они извечно принадлежат среди собственных устроений. Платон также сообщает о трех собственных признаках этой красоты.

В «Пире» речь идет о нежности. В самом деле, совершенное и наиблаженнейшее в силу своего участия в благости становится прекрасным. [Платон] говорит об этом так: « Но по д линно прекрасное нежно, совершенно и блаженно» [«Пир» 204с4-5].

Таким образом, нежность есть первый признак красоты, второй же, о котором мы узнаем из «Федра» [«Федр» 256d8], - это зримость. Действительно, [Платон] говорит о красоте вот как: « Сияющую красоту можно было видеть тогда…» [«Федр» 250b6], далее: « Как мы и говорили, красота сияет среди этого» [«Федр» 250с8-d1], чуть ниже: « Когда мы прибыли сюда, мы стали воспринимать ее сияние всего отчетливее посредством самого отчетлив о го из ощущений» [«Федр» 250d1-3], и наконец: « Ныне же только одной красоте выпало на долю быть более всего зримой и эротичной» [«Федр» 250d7-8].

Пусть эти два признака красоты будут приняты во внимание. Третий же – это ее эроти ч ность, на которую, как мне кажется, [Платон] указал, назвав красоту в только что приведенном отрывке более всего эротичной[«Пир» 204с4]; во многих других местах он также соотносит с красотой любовное безумие, а саму любовь ставит в зависимость от монады красоты: « Ибо Эрот – это любовь к прекрасному» [«Федр» 265b2-с3].

Итак, поскольку красота обращает все к себе, приводит его в движение, возбуждает божественную одержимость и призывается при помощи Эрота, она эротична, так как возглавляет всю любовную последовательность; она словно подкрадывается на цыпочках[Еврипид. «Ион» 1166] и вызывает у всего вожделение и изумление. Поскольку она насыщает последующее радостью и божественной легкостью, очаровывая и прельщая все и возвышая вед омое и сопровождаемое ею своими высшими сияниями, она нежна[«Пир» 204с5], и так о ней и говорит Платон. Далее, поскольку красота завершает рассматриваемую триаду собственных признаков, словно бы склоняется перед неизреченным единством богов и в умопостигаемом сиянии освещает таинственную благость и сообщает о ней, она также именуется сияющей[«Федр» 250b6], блистающей[«Федр» 250d3] и зримой[«Федр» 250d8]. В самом деле, благо богов оказывается высшим и более всего похожим на единое, а мудрость уже в некотором отношении испытывает муки рождения умопостигаемого света и самых первых видов; в свой черед, красота располагается на вершине всех видов, сияет божественным светом и первой открывается идущим вверх: она блистательнее, чем любой источник света, ее приятнее видеть и обнимать и со страстью воспринимать ее проявления» (Прокл. Платоновская теология I 24 [Прокл 2001, с.81-83])

(№ 2019). «Стихии красоты, в свой черед, являются идиомами третьей триады умопостигаемого: это, как мы сказали выше [I 24], эротичность, нежность[«Пир» 204с4] и зримость[«Федр» 250b5-6]. Так вот, эротичность, которая занимает положение, аналогичное вожделенности, соответствует генаде – пределу, нежность, относящаяся к предметам того же ряда, что и самодовление, - беспредельной силе, заключенной в прекрасном, а зримость – умн ому своеобразию» (Прокл. Платоновская теология III 22 [Прокл 2001, с.213])

(№ 2020). «[ Характеристика двенадцати свободных богов] Наконец, что касается последней, возвышающей, триады, то Гермесесть хорег философии; при ее посредстве он возводит души ввысь и благодаря диалектическим силам сближает как всеобщие, так и частные души с самим благом.

Афродита– это первая действующая причина эротического дыхания, пронизывающего всё; она сближает те души, которые ведет ввысь, с прекрасным.

Аполлонпосредством музыки доводит до совершенства и преображает, все совместно вращая[«Кратил» 405d4], как говорит Сократ, а также возводит к умн ой истине и к высшему свету при помощи гармонии и ритма» (Прокл. Платоновская теология VI 23 [Прокл 2001, с.494-495])

Дамаский

(№ 2021). «Соразмерность предоставляет от себя всему порядок, красота – слияние между собой в сопереживании, а истина – подлинное наличное бытие; единое же таинственно созидает все вместе». (Дамаский. О первых началах (33) I 66, 1-3 [Дамаский 2000, с.72])

О «цвете ума». (Дамаский. О первых началах (70) I 151, 20 [Дамаский 2000, с.169])

(№ 2022). «…прекрасному соответствует любовный ум, справедливому – ум Дике, благу – ум благого демона и, вообще говоря, каждому из видов – собственный для него». (Дамаский. О первых началах (95а) I 238, 21-23 [Дамаский 2000, с.268])

(№ 2023). «…если Эрос рождается от Афродиты … то выход за свои пределы оказывается неединовидным, поскольку Эрос покинул Афродитовы пределы … и тем не менее, конечно же … Эрос [обладает чем-то] Афродитовым, почему они и владеют чем-то, принадлежащим к тому же виду, что и породившие их. … Ведь соответствующие общие состояния сопутствуют тому, что принадлежит к одному виду, например когда речь идет о многих Афродитах, поскольку демиургическими среди них оказываются все те, которые являются всенародными, и все они – тоже умы и богини». (Дамаский. О первых началах (97а) I 247, 3-12 [Дамаский 2000, с.278])

(№ 2024). «…объединенное есть сверхумозрительный образ [метаноэма] всех подобных умозрительных представлений … это даже и не эйдос … [ с.336] … а само единое, которое является цветом эйдоса. Однако ведь это не то единое, которое в согласии с природой, расцветает подле одного из эйдосов, например подле триады, и, конечно же, не то, которое связано со всеми эйдосами, вместе взятыми». (Дамаский. О первых началах (117) I 299, 23-300, 3 [Дамаский 2000, с.335-336])

(№ 2025). «…даже если он [ Гесиод] не считает Хаос вторым среди двух начал, то уж Гея-то, Тартар и Эрос оказываются триадическим умопостигаемым, при том, что Эрос занимает третье место, поскольку рассматривается в возвращении (в самом деле, такие имена им дает также Орфей в «Эпических песнях»), Гея – первое … а Тартар – промежуточное…

Акусилай, мне кажется, считает первым началом Хаос, поскольку он совершенно непознаваем, а двумя следующими за единым – Эреба в качестве мужского начала, а Ночь в качестве женского; последнее начало замещает у него беспредельность, а первое – предел. От их соития, как он говорит, появляются Эфир, Эрос и Мудрый – а это три умопостигаемые ипостаси; первым он ставит Эфир, промежуточным – в силу его природной срединности – Эроса, а третьим – Мудрого в качестве уже самого досточтимого ума». (Дамаский. О первых началах (124) I 320, 3-16 [Дамаский 2000, с.356])

(№ 2026). «…предметы, созданные Отцом, по своей природе еще не могут быть восприняты ясным и привычным ощущением; напротив, чувственно воспринимаемы они лишь по своей сущности. Данные же боги изукрасили изображение красками, фигурами и всеми остальными чувственно воспринимаемыми признаками, словно некими нарисованными цветками; пример такого изображения – это предшествующий человеку человек, явленный вовне». (Дамаский. Комментарий к «Пармениду» (341) II 202, 26-30 [Дамаский 2000, с.606] )

О женоненавистничестве и времени (Дамаский. Комментарий к «Пармениду» 388 [Дамаский 2000, с.644])

Псевдо-Дионисий Ареопагит

(№ 2027). «(11) И да не подумает кто-нибудь, что мы вопреки Речениям почитаем имя Любовь [έρως]. Ведь, в самом деле, неразумно и глупо, мне кажется, обращать внимание на букву, а не на смысл речи. Это не свойственно людям, желающим уразуметь божественное, но присуще лишь тем, кто воспринимает одни звуки, а их смысл в свои уши для восприятия извне не допускает и знать не желает, что такое-то выражение означает и как его можно прояснить с помощью других равнозначных и более выразительных выражений – людям, пристрастным к бессмысленным знакам и буками, непонятным слогам и словам, не доходящим до разума их душ, но лишь звучащим снаружи, в пространстве между губами и ушами. …