(№ 1903). « Юлиан Либанию.
… Пришли же свою речь и подай святой совет, но ради Гермеса и муз – быстрее: знай, что этими тремя днями ты меня губишь, если только правда то, что говорил сицилийский поэт: «за день стареют горящие страстным желанием» [Феокрит 12, 2]. Если это так, а это безусловно так и есть, то ты, благороднейший, в три раза приблизил ко мне старость». (Юлиан. Письмо 47 [Юлиан 1970 (№ 3), с.238])
(№ 1904). « Философу Евгению. … Однако я желал бы, как говорит теосский певец [фр.22 Бергк], изменить свою природу и стать крылатой птицей; но, конечно, я сделал бы это не ради того, чтобы взлететь на Олимп или чтобы испускать жалобные любовные вопли, нет – я полетел бы к подножию ваших гор и заключил в мои объятия тебя, «заботу моего сердца», как говорит Сапфо [фр.126 Бергк]» (Юлиан (?). Письмо 17, пер. М.Е.Грабарь-Пассек [Памятники 1964, т.2, с.160])
Трактаты
(№ 1905). «(2) Да, у меня подбородок как у козла, но я мог бы сделать его гладким и безволосым, словно у прелестных мальчиков и у женщин, которых природа наделила привлекательностью, достойной любви» (Юлиан. Враг бороды 2, пер. Ю.Ф.Шульца [Греческая проза 1961, с.652])
(№ 1906). «[ 1 Кор. 6, 9] Как видишь, он [ Павел] говорит, что и они были такими, но освятились и омылись; очевидно, обильная вода способна омыть и очистить, проникая до самой души. Что же, крещение не смывает проказы у прокаженного, … ни малого, ни большого телесного повреждения, а прелюбодеяние, грабежи и вообще все беззакония души оно уничтожает?..» (Юлиан. Против христиан, кн. I [Ранович 1990, с.421])
Григорий Назианзин
(№ 1907). «Они [ христиане] не знают любви страстной, но горят любовью божественной, бесстрастной … А это, конечно, во многом уважительнее, … нежели любовь Сократа к красоте (стыжусь сказать – к отрокам, хотя она прикрывается честным наименованием)…» (Григорий Назианзин. Слово 4. Первое обличительное на царя Юлиана [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.110])
(№ 1908). «Вот, например, … благочестивым делом почитается … у фригийцев – оскоплять себя под сладкие звуки свирелей и после утомительной пляски; у иных – мужеложствовать; у других – блудодействовать; и мало ли еще есть других непотребств, совершаемых при ваших таинствах, о чем я не считаю нужным говорить отдельно!» (Григорий Назианзин. Слово 4. Первое обличительное на царя Юлиана [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.133])
(№ 1909). «Не захотят ли они учить целомудрию, призывать к воздержанию? Убедительные образцы недалеко: вот сам Зевс, принимавший все виды для обольщения женщин, превращавшийся в орла по неистовой любви к фригийским отрокам, чтобы как можно веселее пировали боги, смотря, как подносят им вино бесчестные любимцы Зевса…» (Григорий Назианзин. Слово 4. Первое обличительное на царя Юлиана [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.146])
(№ 1910). «Прекрати свои гнусные и тьмы исполненные ночные сборища; и я восстановлю священные и светлые всенощные бдения. … Дионис опять андрогин и водит с собой толпу пьяных; великое твое таинство – бог Фалл страждет любовью к прекрасному Просимну». (Григорий Назианзин. Слово 5. Второе обличительное на царя Юлиана [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.167])
(№ 1911). «Нам [ богачам] нужно, чтобы пол у нас усыпаем был часто, и даже безвременно, благоухающими цветами, а стол орошен был самым дорогим и благовонным миром, для большего раздражения нашей неги; нужно, чтобы юные слуги предстояли перед нами – одни в красивом порядке и строе, с распущенными, как у женщин, волосами, искусно подстриженными, так чтобы на лице не видно было ни одного волоска, - в таком убранстве, какого не потребовали бы и самые прихотливые глаза». (Григорий Назианзин. Слово 14. О любви к бедным [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.258])
(№ 1912). «Ревность воспламеняет; дух делает кротким; надежда ожидает; любовь связует и не дает рассеиваться тому, что есть в нас прекрасного, хотя по природе мы и рассеянны». (Григорий Назианзин. Слово 22. О мире [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.398])
(№ 1913). «Сама любовь пролагает путь вере; пламенеющий любовью, уневещивая себе деву, сам уневещивается Христу; огонь страсти угасает, возгорается же огонь истины». (Григорий Назианзин. Слово 24. В похвалу св. Киприану [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.427])
(№ 1914). «Наделен ли он цветущей красотой? В одной красоте просияет у него другая, в телесной – душевная. Сохранился ли без повреждения цвет его красоты? Он углублен сам в себя, и не знает, смотрят ли на него другие. Безобразна ли его наружность? Зато благообразен сокровенный его человек, как цветистая и самая благовонная роза, которая еще не раскрылась из своей оболочки, не имеющей ни цвета, ни запаха». (Григорий Назианзин. Слово 26. О себе самом [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.462])
(№ 1915). «Даже прекрасное не прекрасно, если произведено вне порядка, как, например, совершенно неприличны цветы зимой, мужской наряд на женщине и женский – на мужчине, геометрия во время плача и слезы на пиру». (Григорий Назианзин. Слово 27. О богословии предварительное [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.471]
(№ 1916). «Как и с какими, думаешь ты, понятиями примет слово об этом тот, кто одобряет прелюбодеяние и деторастление, кто поклоняется страстям и не может ничего представить выше телесного, кто вчера и за день творил себе богов, богов, отличающихся делами самыми постыдными?» (Григорий Назианзин. Слово 27. О богословии предварительное [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.472-473])
(№ 1917). «Но отлучив от слова чуждое и многочисленный легион, поступивший в глубину, послав в стадо свиней, обратимся к себе самим (что составляет второй предмет нашего слова) и как изваяние высечем богослова во всей красоте» (Григорий Назианзин. Слово 27. О богословии предварительное [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.473])
(№ 1918). «У тебя нет другого занятия? … Рази Платоновы идеи, переселения и круговороты наших душ, воспоминание и вовсе не прекрасную любовь к душе ради прекрасного тела…» (Григорий Назианзин. Слово 27. О богословии предварительное [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.475]
(№ 1919). «Но думаю, что иные, желая угодить властителям, прославить силу, изъявить удивление красоте, чтимого ими сделали со временем богом, а в содействии обольщению присоединялась какая-нибудь басня». (Григорий Назианзин. Слово 28. О богословии второе [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.487])
(№ 1920). «Какая же это картина, которую уподобляю описываемому событию? [ деяниям ариан] – Она представляла безобразную пляску женщин, из которых каждая имела свое искривленное положение (в мифологии такие женщины называются менадами). … Среди пляшущей толпы находилось изображение мужчины [ Диониса], но это было вместе с тем что-то женское, по виду неопределенное в рассуждении пола, образец изнеженности, нечто среднее между мужчиной и женщиной. Представленный был в состоянии расслабления, как бы в усыплении или в упоении, лежал небрежно на роскошной колеснице, которую по хороводу менад возили звери, и на него обильно лилось из чаши вино». (Григорий Назианзин. Слово 35. В память мучеников и против ариан [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.607]
(№ 1921). «Когда же по прошествии некоторого времени открыли мы друг другу желания свои и предмет их – любомудрие, тогда уже стали мы друг для друга всем – и товарищами, и сотрапезниками, и родными; одну имея цель, мы непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу. Ибо любовь плотская и привязана к скоропреходящему, и сама скоро проходит, и подобна весенним цветам. Как пламень, по истреблении им вещества, не сохраняется, но угасает вместе с тем, что горит, так и страсть эта не продолжается после того, как увянет воспламенившее ее. Но любовь по Богу и целомудренная, и предметом имеет постоянное, и сама продолжительна. Чем большая представляется красота имеющим такую любовь, тем крепче привязывают к себе и друг к другу любящих одно и то же. Таков закон любви, которая превыше нас!» (Григорий Назианзин. Слово 43. Надгробное св. Василию [Григорий Назианзин 2000, т.1, с.746]