Однажды, когда "старшая" "не так заплела локон", "младшая" разозлилась и ударила собственную сестру зеркалом по голове. "Старшей" девочке пришлось накладывать швы…

Знаете, чем все кончилось? "Младшая" объявила, что "за обиду" она теперь будет платить собственной сестре "на десять рублей более ежемесячно" и та… "с радостью согласилась". Общество опять впало в шок. Господи, да кто ж воспитал этих деток, когда в одной семье все настолько продается и покупается?!

Это не все… Все мы — грешны, и у всех нас — много любовниц. Большинство мужей моих пассий знают о природе сих отношений, и это не повод, чтоб их убивать. Отношения меж мужчиной и женщиной никогда не были поводом для убийств, за исключением состояний аффекта. Но тут уж…

В случае ж с Пушкиным в "постельную борьбу" вмешалась политика. Я уже доложил вам о моем отношении к России и Власти.

Повторюсь: "Не так Важно, кто у нас будет Царь. Важней того — чтобы Смена Царствований не приводила к массовым экзекуциям с конфискациями. Ибо сие не пускает к нам Капитал, а без частной помощи Империю не поднять!"

Из этого следует, что я — Монархист. Но Монархист не "Абсолютист" навроде Адлерберга с Клейнмихелем, иль пуще того — Нессельрода, но "Конституционный" — по английскому образцу.

Прежний Царь хорошо это понял. Он осознал, что если бы я хотел Власти — я сам бы рвался в Цари. Но сие — Путь к Погибели. Я могу быть Великим Царем, сие не решает главного — нехватки денег в Империи.

О чем можно что-либо говорить, когда наша казна составляет пять миллионов рублей серебром? А мои личные капиталы — около сорока! При том, что в гульдене пять рублей, а Англия была должна частным лицам более полу-миллиарда гульденов и смогла сей долг потихонечку выплатить?!

На Руси не желают о том говорить, но гигантская наша Империя — нища в сравнении с Англией, или — Францией! О чем идет речь, ежели Российская Империя имеет бюджет равный шведскому?! ШВЕД-СКО-МУ! Повторю еще раз по буквам — Ш-В-Е-Д-С-К-О-М-У.

И это при том, что мы умудряемся обгонять чуть ли не всех по развитью Науки и прочему… Отсюда вывод — русским подданным во всем недоплачивают! Люди наши живут в нищете в сравнении с большинством стран Европы.

Русский офицер регулярно не получает ни малейшего жалованья и живет с доходов от собственного же поместья! Убейте "Крепостное Право" и вы разрушите армию. Отнимите доход у русского офицерства и никто не захочет служить на Благо Империи!

Следовательно, — сперва мы должны всемерно ограничить Власть Императора. Привлечь иностранные, или — частные инвестиции. Добиться роста имперской экономики. Провести, наконец, реформу в нашей же армии. И лишь затем (при условии сносной жизни русского офицерства!) отменить позорное Рабство. А уже отменив тотальное Рабство можно думать — насчет нормального развития экономики.

Прежний Царь это все прекраснейше понимал. Ему нужна была Власть неважно какая. Поэтому он и поддержал мою партию.

На престол же взошел "неважно кто". Человек — Никто. Нищий, безмозглый, неумелый бастард не имеющий никакой опоры ни в Правительстве, ни в Церкви, ни — в Армии. Идеальная фигура для "переходного периода" от Абсолютной Монархии к Конституции.

Первое время он и вел себя как "Никто". Этакая вешалка для мундира и царской Короны. Но затем нашлись люди…

Нессельрод был… Я по сей день — не могу понять, зачем он все это затеял. Он стал бегать вокруг Царя, нашептывать ему на ухо, и сей манекен, этакий "голем Франкенштейна" стал потихоньку проявлять "монаршую Волю". Так как он не знал, и не понимал ничего — Воля сия в сущности была "Волею Нессельрода". И жиду — вроде бы все удалось.

За вычетом одного. Он сам не знал, какой ящик Пандоры он открывает. Ибо через какое-то время Несселя оттеснили от трона Адлерберг и Клейнмихель. Ребята "без тени ума и сомнения на породистой морде". Первое, что они сделали, — заявили Его Величеству, что "Нессельрод — жид и надобно его держать, как — жида, — советчиком, но ни в коем случае — не товарищем!" И — понеслось…

Внезапно для всех выяснилось, что единственною преградой для идиота на троне остаюсь я и мои егеря, да жандармы. Вдруг все увидели, что человек, не бывший дня в армии, получает (извините меня за подробность!) сексуальное удовольствие при виде повешений…

О Франкенштейне и Шелли речь позже, но многие зашептались, что — сие неспроста. Бездушный, безмозглый, безденежный голем взбунтовался против собственного же Создателя.

Именно в сие время и возникла История с Пушкиным. Дело не в том, что Пушкин "стерпел". Пришел день, когда он сказал девице:

— Моя жена спит с Царем. За это Царь дозволяет мне спать с тем, с кем мне хочется. Пойдешь ли ты против Воли Его?!

Девица не решилась. Через год "дон-жуанский" список негодника вышел за рамки всякого воображения. И мы осознали, — хотим мы того, или — нет, — все это на обыденном уровне — на руку Николаю с Адлербергами, да Клейнмихелями.

Мы стали пытаться выслать Пушкина из столиц. Государь (по наущению хитрого Несселя) принялся его возвращать. С его точки зрения сие оказался "хитрый политический шаг.

Но… Пушкин был внуком "палача" и "ночного горшка". Близость с ним значила всякую потерю Чести для женщины. А отказать они не могли (верней не пытались, — поклонение Барину у русских в Крови!).

Вообразите же ситуацию, — мерзкий черномазенький коротышка вяжется к любой Честной женщине, а та даже не может его отогнать, ибо жена черномазенького спит с Царем, а стало быть…

В Европе из того факта, что с его женой спит Король, ничего бы не вытекло. В России — наоборот. И вышло так, что уничтожение Пушкина стало делом первоочередным и, увы, — политическим.

В нашей касте и без того довольно признаков разложения, чтоб… Еще этакое.

Я часто беседовал о том с моим сыном. Он неверно понял меня.

Однажды, "чтоб привесть Пушкина в чувство", сей повеса написал на него мерзкий пасквиль. Карикатуру с подписью — "Рогоносец Его Величества". Пушкин, правда, не слишком хорошо зная французский язык, перевел ее "Король Рогоносцев.

Как бы там ни было — возник скандал. Все кругом стали показывать на старшего сына Пушкиных чуть ли не пальцами и рифмоплету пришлось завести разговор про дуэль.

Сын мой — боевой офицер. По роду службы и опыту он обязан — просто обязан убивать штатских противников. Но сие нанесло б чудовищный удар его Чести! Ведь для армейского офицера убить шпака, — все равно что — отнять денежку у юродивого…

В нашем обществе — офицер настолько выше любого из штатских, что простейшая дуэль с ними — огромное испытание.

В сиих обстоятельствах сын мой, решившись на дуэль с Уклонистом от Армии, рисковал своей Честью. Надо было сделать все так, чтоб победа не оставила ни малейших сомнений — ни в моральном, ни нравственном превосходстве его.

Многие говорили мне: "Не дозволяйте вы этого! Дуэль с потомком Палача да Ночного Горшка не прибавит ничего вашему отпрыску, а отнять может многое. Сошлите черномазого за тридевять земель. Отмените все. Сие в вашей Власти!"

Я понимал это. Я понимал также и то, что ежели Пушкин каким-либо образом выживет, — сие может стоить сыну моему карьеры и Чести. Еще я знал, что Пушкин — Гений и его нельзя убивать! И, наконец, я догадывался, что все мои противники политические сейчас потирают ладошки, да хихикают в кулачок!

Еще бы, — на дуэли должны сойтись мой сын и мой протеже, — коему я предоставил Печатный Станок всей Империи. И ежели я отменю дуэль, скажут: "Испугался за сына!", да "Пощадил Сутенера и Труса!" И то, и другое в казарме — грех непростительный.

Случилась дуэль. Мой сын приехал ко мне и радостно крикнул: