Сентябрь 1941 года, город Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

– Садитесь, товарищ Жуков.

Георгий Константинович прошел вперед, отодвинул стул, сел. Сталин сидел во главе стола и задумчиво курил трубку. На длинном столе была разложена карта Ленинграда. Жуков успел это заметить, он понял, что разговор пойдет об обороне города.

– В последние дни, – Иосиф Виссарионович выпустил небольшой клуб дыма и положил трубку на хрустальную пепельницу, – под Ленинградом сложилась тяжелая… я бы сказал безнадёжная ситуация.

Жуков едва заметно дернул головой. Он знал, что четвертого сентября немцы начали обстрел самого города, а восьмого захватили Петрокрепость.

– Видимо, пройдёт ещё несколько дней, и Ленинград придется считать потерянным. – Верховный умолк и пристально посмотрел на генерала.

– Считаю, что Ленинград можно и нужно удерживать! – Жуков четко произнес каждое слово.

– Ворошилова я уже распорядился отозвать. Мне доложили, что маршал лично водил солдат в атаку. Не хватало еще, чтобы Первого маршала страны убили или взяли в плен. Вот будет германцам забава.

Жуков не поверил своим ушам. Пусть в кабинете кроме них двоих никого не было, и все же генералу не верилось. Сталин был откровенен как никогда.

– Есть мнение, – продолжил верховный, – назначить вас, – он сделал ударение на последнем слове, – командующим обороной Ленинграда. Поезжайте и сделайте все возможное.

Георгий Константинович понял, что беседа окончена. Он встал, чуть слышно щелкнул каблуками.

– Разрешите идти.

– Идите.

Жуков развернулся и уверенной походкой покинул кабинет Верховного.

Тринадцатого сентября Георгий Константинович прибыл в осажденный город. Вместе с ним прибыл комиссар госбезопасности третьего ранга[1]. В последний момент сам товарищ Берия попросил Жукова взять комиссара с собой, мол, у него ответственное поручение в Ленинграде. Машины уже ждали. Расстались быстро. Первым отошла машина с новым командующим ленинградским фронтом, следом сопровождение.

– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, прошу в машину. – Старший лейтенант залихватски козырнул и услужливо открыл дверцу.

Комиссар в длинном кожаном плаще с пристегнутым меховым воротником молча сел на заднее сиденье. Машины покинули взлетное поле и выехали на хорошо укатанную дорогу.

– Что у вас, Каргуль?

Лейтенант обернулся с переднего сиденья.

– Так все исполнено, согласно плану. Точно в срок. Товарищ Самойлов ждет.

– Хорошо.

Машину внезапно подкинуло на ухабе, и офицеры красиво приложили водителя по всей его родне.

Сентябрь 1941 года, город Ленинград, проспект Володарского, дом 4, Управление НКВД.

– Товарищ старший майор[3], у нас все готово, – по-военному вытянувшись, доложил человек в медицинском халате. Это подобие армейской выправки ему совершенно не шло.

Его профессорская бородка торжественно топорщилась, а пенсне, съехавшее на кончик носа, придавало человеку вид светила науки.

– Показывайте, Илья Михайлович, – спокойно ответил старший майор.

– Прошу сюда.

Два шага по коридору – и они оказались перед массивной металлической дверью. Профессор принялся крутить кремальеру. Огромный штурвал с трудом вращался и поскрипывал от натуги.

Старший майор терпеливо ждал. Его длиннополый кожаный плащ был наглухо застегнут. Какие бы то ни было знаки различия на плаще отсутствовали – оно и понятно, обмундирование-то не табельное. Но его здесь знали в лицо. Сергей Николаевич Самойлов, начальник секретной медицинской лаборатории при Ленинградском НКВД, был человеком особо приближенным к… и тут палец шушукающихся сотрудников всегда тянулся вверх.

– Прошу, – коротко пригласил профессор, вытирая испарину со лба.

Старший майор переступил через массивный порог и оказался в просторной лаборатории № 1, в вотчине профессора Никодимовского Ильи Михайловича. Хорошо освещенное помещение хранило абсолютную тишину. Персонал был эвакуирован еще сутки назад, и теперь рабочие столы сиротливо стояли вдоль стен. Сотни пробирок, спиртовок, колбочек, скляночек и прочих емкостей отсвечивали разноцветными жидкостями. Инструменты были аккуратно сложены на большом столе посреди лаборатории. Везде чистота и порядок.

– Вся документация здесь. – Никодимовский прошел к центральному столу и бережно, словно ребенка, взял огромную бумажную папку. – Тут все отчеты о проделанной работе. Результаты опытов и финальная формула.

Начальник лаборатории молча кивнул и принял папку. Но его взгляд холодных серых глаз продолжал буравить профессора в ожидании главного ответа.

– Прошу сюда, Сергей Николаевич. Все в сейфе.

Профессор провел начальника к высокому несгораемому сейфу, на дверце которого красовался императорский двуглавый орел и надпись – «Сейфы Акинфа Пронина, С-Пб, 1909 г. поставщикъ Двора Его Императарскаго Величества». Сейф был политически совершенно не выдержан, но зато прекрасно хранил секреты первой лаборатории.

Никодимовский набрал шифр, вставил ключ и повернул запорную ручку. Дверь бесшумно отворилась.

– Вот, – торжественно изрек профессор, рукой указывая на содержимое сейфа, – сто восемьдесят четыре колбы с готовым раствором.

Самойлов склонился и цепким взглядом пробежался по полкам сейфа, уставленными стойками с маленькими емкостями.

– Все колбы опечатаны сургучом.

– Гарантия?

– Сургуч надежно защищает состав. Проникновение, испарение равно нулю. – Профессор поправил пенсне. – В нужный момент их можно…

– Я понял… – перебил его начальник.