Славим не неапрасно

Этот мир прекрасный

Вместе встречаем зарю,

Шепчем ночами “люблю”

За нами следуют тени

Эти странные слуги времени

Время безвозвратно

Ника покосилась на сестру Изабеллу, пытаясь угадать сердится та все еще на нее или уже нет, и встретила ее взгляд. Похоже, в этот момент сестра Изабелла простила ей все.

И нет пути обратно

Встретимся может в раю,

Снова скажу что “люблю”

За нами следуют тени -

Эти странные слуги времени.

Орган и хор, оттенял бархатистую глубину голоса, который затихая, истаивал в торжественных аккордах органа, пока наконец не наступила тишина.

Толпа прихожан не сразу сдвинулась, зашевелилась и начала продвигаться к дверям. Большинство людей оставалось в храме, чтобы помолиться святому Асклепию, украсить его алтарь и статуи цветами, хотя подножия, каждой из них, уже утопало в пестрых астрах. По обе стороны алтаря, высились вазы с букетами белоснежных и бордовых гладиолусов. С перил хоров свисали гирлянды из мелких осенних роз, а плиты пола были сплошь усыпаны их лепестками. Медовые свечи распространяли сладкое благоухание. Через несколько часов начиналась полуденная праздничная служба, после шла вечерняя. В перерывах между ними монахини должны были принимать, кормить и одаривать одеждой нищих, убогих и калек и молиться вместе с ними святому, прося об их исцелении, а после лечить их. Всю седьмицу будет длиться праздник и все эти семь дней ворота монастыря останутся открытыми и ни кому не будет отказа в его нужде: будь то питье, крыша над головой, одежда и обуви, которую монахини, собирали весь год и которую, обычно, оставляли в монастыре богатые путешественники, или крестьяне приносили то, что оставалось от почивших родственников. Каждая сестра обители должна была обмыть ноги, прибывшего в монастырь нищего и одарить его чем нибудь из одежды.

Все это еще предстояло пережить Нике, сейчас же ее занимало одно — успеет ли она сбегать до полуденной службы в скрипторий. Высматривая среди монахинь сестру Терезию, Ника вполуха слушала выговор сестры Изабеллы, за то, что своим опозданием чуть все не сгубила. Взгляд Ники, не задерживаясь, скользнул по сестре Текле, что-то нашептывающей на ухо, склонившейся к ней матери Петре, которая перебирая четки, внимала словам кастелянши. Как вдруг, в тени колонны, Ника разглядела фигуру в темном плаще, в низко надвинутым на лицо капюшоном. Сердце Ники подскочило в груди. Режина! Ника сорвалась с места, оставив сестер из хора и уже, вполне, успокоившуюся, давно закончившую выговаривать ей, Изабеллу в недоумение. Наплевав на устав, Ника сбежав по лестнице вниз, проталкиваясь через прихожан, поспешила к ней, пока дорогу ей не преградил Джон. Появившись из-за колонны, он оттолкнул какого-то бродягу, глазевшего на цветной витраж, разинув рот. Его вид поразил Нику и она остановилась, настороженно глядя на него. Мальчишка опирался на костыль, одна рука его висела на перевязи, а всегда холодные глаза были подозрительно красными и припухшими.

— Помнишь еще меня? - резко спросил он. - Это ведь ты пела? Ты?

— Ну я, и что дальше? - грубовато ответила Ника. Высматривая, но уже не видя темный плащ Режин.

— Отец привез меня сюда, чтобы я вымолил у Асклепия исцеление и… я… исцелился… когда ты запела, — шмыгнул он носом и криво усмехнулся.

— Прости, — прошептала растроганная Ника. — Я не хотела поступать с тобой так жестоко.

— Брось. Передо мной тебе нет нужды извиняться. Ты выбрала мою судьбу и я принимаю этот жребий, потому как самому себе дал такой зарок о котором должен сказать тебе.

— Может присядешь, — Ника заботливо обхватила его за плечи, чтобы отвести к ближайшей мраморной скамьей, но парень, скинул ее руки, резко передернув ими.

— Ничего со мной не случиться, — строптиво сказал он. — Пусть, вон, калеки садятся. Меня, знаешь, все в деревне боялись и до сих пор боятся, даже после того, как ты, монашка, поколотила нас. Думаешь, я не соображал, что поступаю дурно, отбирая монеты у этого идиота, Пига? Но меня никто не мог остановить, потому как почти никто не знал, что мы обираем Пига, а кто знал об этом, помалкивал, боясь меня. Тогда положил я себе зарок: коли Вседержитель есть — Он остановит меня и спасет меня от самого себя. И тому, через кого он остановит меня, я буду служить всю свою жизнь. Коли это будет рыцарь, буду ему последним слугой, коли воин — увяжусь за ним вслед, чтобы спасать ему жизнь в бою и тем отплачу, коли горожанин или ремесленник какой нибудь, пойду к нему в подмастерья. А видишь, как все повернулось — меня скрутила девка. Не будь ты монашкой, я бы женился на тебе и был бы верным мужем.

— Что же ты предпримешь сейчас? - спросила Ника, слушавшая его с интересом.

— Ты так глупа, что еще не поняла моего предназначения?

Ника покачала головой, во все глаза глядя на него.

— Как срастется моя рука и нога, так постригусь в монахи. Это мой путь.

— Подожди… - Ника прижала стиснутые ладони к груди. — Ты уверен, что правильно истолковал Его волю? Может, он, наоборот, хотел освободить тебя от обета…

— Брось молоть ерунду, — оборвал ее парень. — Я знаю свой путь и теперь меня никто с него не собьет.

— Что ж, ты принял решение и я буду молиться за тебя, Джон и… не держи на меня зла…

Теперь уже Джон смотрел на нее во все глаза и, после, обреченно вздохнув, пробормотал, с досадой, качая головой:

— Нет, ты и впрямь глупа, как гусыня. Ты так ничего и не поняла, как я тебе не растолковывал, — и он, развернувшись, ловко поковылял от нее.

“Да, все я поняла, Джон” — смотрела ему вслед Ника, прижав, стиснутые ладони к подбородку. Просто она не хотела быть ничьей предвестницей судьбы. И не такой она видела судьбу Джона. Хотя, кто знает, может это для него самое правильное решение. Вздохнув, Ника огляделась: конечно возле колонны, где она видел Режину, уже никого не было. Но, то что она не догнала ее, теперь не слишком огорчило ее. Нике было довольно и того, что Режина оправилась настолько, что нашла в себе силы, прийти на праздничную службу. Представить только — ведьма на святом богослужении. И как все же искусна во врачевании безотказная Терезия. А она, Ника? Она до сих пор не могла поверить, что смогла спеть так, чтобы перевернуть душу Джону. Наверное от того, что впечатление от ночных событий были еще ярки и не изгладились и поэтому быть может, Ника и пела с таким воодушевлением.

Она пробиралась к выходу, за сестрами, спешащих в трапезную, чтобы принять там многочисленных гостей монастыря, когда ее призвала к себе мать Петра. Судя по ее выражению лица, не предвещающее ничего хорошего, кастелянша донесла до настоятельницы в самых ярких красках о недопустимом поведении Ники. И Ника, ожидая законной выволочки, опустив голову, подошла к ней.

— Поспеши в скрипторий, — негромко сказала настоятельница. — Час тому назад, сестра Режина оставила этот мир.

— Что?!

— Тише… - подняла ладонь мать Петра, увидев, что на них начали оборачиваться. — Ступай к сестре Терезии, она расскажет тебе все. Но поспеши. Скоро нам принимать, пришедших за подаянием и милостыней, несчастных.

Ника, едва вспомнила, что надо поклониться и сдерживая бег, поспешила из храма. Она была уверена, что мать Петра ошиблась. Быть того не могло, чтобы Режина умерла, ведь она только что, собственными глазами, видела ее в храме, возле колонны. Настоятельница просто неверно поняла, что ей сказали о ней. Наверное, Режина была настолько слаба, что Терезия, на всякий случай, поспешила доложить об этом матери Петре, думая, что больная вот-вот умрет, а Режина, тем временем, оправилась настолько, что нашла в себе силы прийти в храм. Так, теряясь в догадках, Ника, срезая путь через кладбище и сад, спешила к скрипторию, иногда переходя с быстрого шага на бег.

Во дворе монастыря царило оживленеие, возле распахнутых ворот, гостиницы и больницы толпились гости и нищие, стояли телеги и повозки знати, а служки заводили коней в монастырскую конюшню, а потому спешащая куда-то монахиня, не вызвала ни удивления ни нарекания.