– Варфоломей Петрович… Мы должны пройти какие-то процедуры при въезде в страну, как я понимаю, это нужно сделать, здесь не свободный въезд…

– Да… я взял на себя смелость захватить таможенного офицера, он вон в той машине. Извольте ваш паспорт, ваше превосходительство.

Паспорт мне выдали новый – даже не в зеленой, дипломатической, а в коричневой обложке. Такие были только у чиновников по внешним сношениям – в ранге не ниже Чрезвычайного и полномочного посла, а внутри Российской империи – как минимум надо было дослужиться до тайного советника. Тиснение на обложках выполняли настоящим золотом.

Буквально выхватив у меня паспорт из рук, господин Кондратьев поспешил к полицейскому внедорожнику, заговорил что-то на незнакомом мне языке со скоростью пулемета. Да… фарси мне надо будет учить, чтобы хотя бы на бытовом уровне объясняться. Без этого задание будет выполнить проблематично, а вот попасть в ловушку, наоборот, проще простого.

Таможенные формальности заняли на удивление много времени, я-то помышлял, что с дипломатическим паспортом проблем будет меньше. Наконец Варфоломей Петрович подбежал с паспортом ко мне.

– Покорнейше прошу простить… Здесь ужасная бюрократия. Фарда, пасфарда[21] – их любимые слова. Но зато сразу визу и на выезд тоже поставили…

О как!

– А что, здесь есть и виза на выезд?

– А как же? И на въезд, и на выезд…

Первый раз с таким сталкиваюсь. Обычно визы ставятся только на въезд. А чтобы ставили и на выезд…

– А что, и подданным такие визы ставят?

– Подданным-то как раз и ставят. По Венской конвенции дипломатический персонал перемещается беспрепятственно, но лучше все-таки поставить. Мало ли, наткнешься в аэропорту на какого-нибудь… вчера от кетменя. А нервные клетки – они не восстанавливаются, знаете ли…

– Может быть, поедем в посольство? Признаться, здесь жарко.

– Да, да, конечно, ваше превосходительство…

«Руссо-Балт» был, конечно же, «Руссо-Балтом». Восьмилитровый мотор и гидропневматическая подвеска, на которую специально купили лицензию. Летишь будто, а не едешь.

Первым делом я поднял стекло, отделяющее салон лимузина от водительского места – я сильно удивлюсь, если водитель машины посла не завербован местной службой безопасности. Равно как и весь технический персонал посольства.

– Варфоломей Петрович… у меня к вам небольшое предложение.

– Весь внимание.

– Видите ли… Я не имею никакого опыта в представлении интересов страны. Тем более в ранге чрезвычайного и полномочного посла. Честно говоря, меня тяготит повседневная работа. Если бы вы согласились исполнять ее, как исполняли раньше… тем самым вы бы заслужили мою признательность и солидную прибавку к жалованью. Надеюсь, что эта просьба с моей стороны не будет сочтена за дерзость?

– О, ничуть, – торговый атташе даже обрадовался, – мне это нисколечки не в тягость, Ваше превосходительство. Я даже буду рад продолжать исполнять те же обязанности, что и раньше… со всем уважением к вам, конечно.

Первая проблема решена. И решена как нельзя лучше. Общеизвестно, что должностью посла часто награждают родовитых людей, либо людей, которых надо отправить в почетную ссылку, подальше от Санкт-Петербурга. Готов спорить на червонец, что про мои петербургские похождения знает все посольство. И меня здесь воспринимают именно как сосланного в почетную ссылку. Поэтому моя просьба совершенно нормальна и ожидаема. А я тем самым выиграю время – для исполнения других, тайных обязанностей, его потребуется немало…

Проскочив на скорости ворота VIP-терминала, машина, сопровождаемая полицейским внедорожником, выскочила на отличную, шестиполосную – по три в каждую сторону – бетонную автостраду, ведущую в город. Случайно или нет, но в Тегеране три аэропорта – и все три располагались как минимум в двадцати километрах от города.

Машин было немного – грузовики, автобусы, обычные легковушки. В основном белого цвета, что ожидаемо – жара. Ехали довольно быстро, места на дороге хватало.

На обочине мелькнул громадный плакат, настолько огромный, что я даже удивился – высотой по меньшей мере с четырехэтажку.

– Что это? – я указал пальцем за окно.

– Это… Это тут везде. Белая Революция, через полтора месяца очередная годовщина. Главный государственный праздник страны, три дня не работают.

– Белая Революция? Что это означает?

– Белая Революция – это главное событие в жизни всего прогрессивного человечества в двадцатом веке. Благодаря Белой революции слабый и продажный режим Пехлеви был свергнут, и к власти пришел царь всех царей шахиншах Хосейни. Да святится, да пребудет, да здравствует в веках и все такое прочее…

Ирония русского дипломатического работника мне была хорошо понятна. Нормальный человек не станет себе воздвигать плакат с четырехэтажку высотой.

– Собственно говоря, шах Хосейни и в самом деле немалого добился. До него Персия просто продавала России нефть и газ, а все, что нужно, закупала, тем и жила. Теперь шах старается строить какую-никакую промышленность, здесь даже автомобили по лицензии производятся. Атомные реакторы есть, сталь варят, удобрения делают. Только нефть по-прежнему нам продают, потому что таковы условия договора. А мы здесь просто поджариваемся, как на сковородке…

– А чем в основном посольство занимается?

– Ну, в основном – обслуживание торгового обмена. Есть аппарат Главного военного советника, все контакты по армии – на нем. Здесь народ особенный, русские купцы понятия «фарда» не понимают. А суда здесь нормального нет, перс перса не осудит никогда. Ну, когда приходит время вмешиваться – вмешиваемся. Только осторожно. А то недавно к шаху вошли с жалобой, что кто-то из местных товар не поставил и деньги не вернул. Денег так и не дождались, а купчину этого через пару дней безо всякого суда казнили. Еще недавно скандал был – партию рефрижераторов задержали, всего-то на пять суток, а крика-то было, крика… Так что тут осторожнее надо быть. Вот это вот строительство, промышленность развивающаяся – и есть Белая революция. Есть программа развития, она так называется. Каждые пять лет шахиншах обращается к народу на тему, что сделано и что сделать еще предстоит. Неплохо, на мой взгляд.

– Неплохо, – согласился я, – а как тут дела с мятежами, с терроризмом? Я слышал, тут спокойно…

– Спокойно… как в морге. Это в прямом смысле. Хватают по одному подозрению. Двое разговаривают – один потом обязательно донесет, о чем бы ни шел разговор. Но иногда схватить не успевают – вы понимаете, о чем я?

– Понимаю…

– Недавно совсем было, на днях. Взорвали мост, по которому должен был ехать шах, он сам едва уцелел. Об этом – ни слова. Ни в одной газете, ни на одном телеканале.

– Шах жив?

– Жив… а вот директор САВАК пропал вместе со всей семьей. И никто даже вопросов не задает – был человек, и нет человека…

– И кто теперь директор?

– Генерал Абумаджид Тимур. Раньше отвечал за контрразведку.

– А предыдущего…

– Здесь в таких случаях даже не судят. Пропал человек – и все.

Тегеран вырастал на горизонте – загадочный, почти европейский, судя по безликим квадратным корпусам серого бетона.

– Что здесь производят?

– Да много всего. Это не Китай. Шах умный человек. Здесь у людей есть собственные авто, собственные корабли, собственные железнодорожные локомотивы. Многое выпускается по лицензиям, но есть и свое. Недаром шах огромные деньги вкладывает в атомную энергетику – здесь у Атомспецстроя целый город построен.

– Город?!

– Ну да. Екатеринбург-300 называется. Восемь с лишним тысяч постоянных жителей плюс те, кто вахтовым методом работает.

– И сколько уже построено?

– Двенадцать реакторов введены в строй. Из них – десять тысячников[22], два – полуторатысячники. Есть шесть строящихся, четыре из них полуторатысячники – вот и считайте.