– А как насчет хорошей еды?

– Хорошую еду они могут купить в «Рой Роджерс». Мы должны продавать им что-то другое. Как, например, ваша подружка Миранда Лейн. Ее книга просто мечта издателя – современная, оптимистичиая, название звучное – японско-карибское. А рецепты – вяленые суши, тофу с красным перцем, жареный папоротник…

– Это же гадость.

– Осторожно, Джасмин, в вас говорит ревность.

– А мне все-таки кажется, что публике понравится хорошая книга о вкусной пище.

– А о токсинах вы подумали?

– О чем, простите?

– О токсинах! Все стараются от них избавляться. Значит так, вы приходите ко мне с кулинарной книгой о том, как готовить без жиров и токсинов, и я подписываю с вами контракт.

Отбой.

Джасмин аккуратно положила телефонную трубку на рычаг. Медленно села за стол и застыла, боясь пошевелиться. Все внутри оборвалось. Она начала медленно, осторожно, глубоко дышать.

Сколько потрачено сил на все эти рецепты, пробы, записывание и переписывание рецептов, повторные пробы, и никто не слушает. Столько работы, и все коту под хвост. И чего я расстраиваюсь, всхлипнула она. Художник всегда страдает. Все, чего она хотела, – сделать своих читателей счастливыми. Заставить их радоваться каждому кусочку пищи. Все, чего она хотела, – это дарить любовь. Даровать пищу и есть даровать любовь. Она предлагала свои услуги. Как разведчик, пробирающийся через чащобу дурной еды к райской пище и ведущий за собой остальных. Но похоже, никто не нуждается в ее услугах и никто не верит, что она на правильном пути. А может, они просто не хотят идти за ней? Джасмин обвела взглядом кухню, все свои сковородки и кастрюли, лопаточки и щипцы, половники и скалки – свою армию, и почувствовала, что бросает их в беде. Она уронила голову на кухонный стол и зарыдала.

Соседка Бетти зашла ее подбодрить.

– Кавалерия прибыла, – объявила она, ввалившись в прихожую. В руках у нее была высокая коробка шоколадного печенья «Энтеманн» с нулевым содержанием жира. Она взобралась на барный стул в кухне, устроилась на нем, как пухлый ангел на булавке, и принялась рассказывать про свою последнюю диету: – Значит, тате, – начала она, запустив руку в коробку с печеньем. – По понедельникам можно есть только дыню. Это все, что можно есть. Завтрак, обед, ужин – дыня. По вторникам – курицу-гриль. Гриль. Чтобы подбросить организму немножко калорий. Ну, не знаю, в общем, ладно – среда. Так, дай подумать… А! По средам – редька. Она сжигает калории. А по четвергам – сырая капуста. Слава богу, Ричард постоянно в разъездах. В пятницу – консервированная тыква. Не знаю почему. Может, это как-то связано с взаимовлиянием химических элементов? Но лучше всего выходные, субботы и воскресенья. Можно есть все, что хочешь. Абсолютно все. И помногу. Потому что, понимаешь, ты всю неделю готовишь свое тело к потере веса, и оно продолжает работать в этом направлении и по выходным, даже если ешь много. Здорово, а? Мужик, который написал эту книгу, – специалист по диетологии. Кандидатскую на этом деле защитил, так что понимает, о чем пишет.

Джасмин разглядывала свое туманное отражение в стеклянной дверце холодильника. Лицо, всегда такое румяное, побледнело. Пышное тело, предмет ее гордости, стало неуклюжим, как у подростка. Да и вообще оно теперь чересчур пышное. Но в отличие от Бетти, считавшей, что Второе Пришествие нагрянет в виде надежной диеты, Джасмин диетами не пользовалась. Во-первых, диеты не помогают. Она на своем веку перевидала немало женщин, то худеющих, то толстеющих, а талия у них становилась тем шире, чем больше они отстегивали денег диетологам. Профессионалам, уверявшим их бархатными голосками, что уж в этот-то раз диета сработает. Все они химичили, даже имя на рецепте не писали, а просто ставили штамп.

А во-вторых, жизнь слишком коротка.

Джасмина всыпала две ложки сахара в свой капуччино.

– Бетти, когда ты в последний раз ела что-то действительно стоящее?

– Стоящее?

– Что-то такое, что тебя абсолютно удовлетворило. Насытило, сделало счастливой, довольной.

Бетти поковыряла печенье.

– Вранье в расчет принимается?

– А к чему врать-то? Почему просто не есть?

Бетти посмотрела на Джасмин с ужасом, будто та предложила ей заняться оральным сексом.

– Это не смертельно.

– Нет, – вздохнула Бетти, – я покачусь по наклонной плоскости.

– Куда?

– Сама знаешь куда. – Бетти раздула щеки.

– А если бы ты не поправлялась?

– То ела бы, сколько влезет.

Джасмин склонилась к ней.

– Знаешь, что я тебе скажу?

Бетти широко распахнула глаза.

– Нет. Что?

– Я скажу, вот и ешь себе, сколько влезет, ты все равно толстая.

Бетти выдернула руку из коробки с печеньем, будто ее укусили. Она допила свою диетическую кока-колу, встала и принялась оправлять на себе брючный костюм, придавая складкам на животе максимально пристойный вид.

– Я думаю, тебе нужно есть меньше сахара, Джасмин. Он тебя ожесточает.

После ухода Бетти Джасмин расстроилась. Все же она была хорошей подругой. Они подружились почти сразу, как Джасмин с Дэниелом переехали в этот район. Бетти была единственной, кто постучал к ним в дверь и захотел познакомиться. В тот день она притащила с собой огромную банку сырно-маслиново-помидорно-лукового соуса и килограммовый пакет кукурузных чипсов, чем немедленно закрепила дружбу. Джасмин и Бетти, на ходу открывая пакет, кинулись в гостиную. Они болтали с набитыми ртами, прерываясь лишь на то, чтобы обмакнуть чипсы в острый соус, и опять говорили и ели, пока не съели все. Именно тогда Джасмин поняла, что нашла верного друга. И вот Бетти ушла, оставив лишь три бутылки из-под диетической кока-колы и пустую коробку «Энтеманн».

Джасмин подняла себя со стула. Взгляд ее упал на рабочий стол, где она в строгом порядке разложила на инвентаризацию свои ножи. Здесь был нож для рубки костей – с гладкой литой ручкой, он всегда так удобно лежал в ее руке; хлебный нож с волнистым лезвием; нож для мяса – с лезвием как у ятагана; универсальный китайский нож, которым можно было крошить, резать, слоить, шинковать и даже рубить куриные кости и мясные хрящи. Здесь был и ее поварской нож с изящно изогнутым треугольным жалом. Японский нож, кривой, как меч самурая; нож для устриц с коротким заостренным лезвием и нож-ломтерезка, чтобы тонко и ровно пластовать холодное мясо. Замыкал ряд филейный нож для рыбы, им удобно было вынимать кости и тонко слоить рыбную плоть.

К выбору ножей Джасмин подходила скрупулезно. Они должны быть жаропрочными и с нескользкими ручками. Сама ручка должна быть толстой и расширяющейся к концу. Лезвие к ручке должно быть приклепано, а не приклеено. Для своего хозяйства она выбрала ножи из высокоуглеродистой нержавеющей стали. Гораздо дороже обычной нержавейки, зато не покрывается пятнами. Трижды в год она отдавала их опытному точильщику. Из всей кухонной утвари ножи она лелеяла больше всего. Джасмин считала, что от хорошего острого ножа при соответствующем уходе пользы больше, чем от красоты.

Она открыла буфет и склонилась над выдвижными полками. Ну чего, чего, чего бы такого хорошего съесть? Картофельного пюре? Нет. Слишком долго готовить. Макароны? Нет. А может, сыру? Чего-нибудь такого сырного, плавленого. Сандвич с жареным сыром. Вот это пойдет. Так. Масло, чеддер, зерновой хлеб и сковородка. И просто, и вкусно. Она густо намазала хлеб маслом и толсто нарезала сыр. Пританцовывая от нетерпения, она лопаткой прижимала сандвич к сковородке, чтобы сыр поскорее расплавился. Он наконец потек, и Джасмин рухнула за стол, придвинув к себе тарелку с сандвичем. Она заглатывала его большими кусками, ее вкусовые рецепторы с каждым укусом набухали и раскрывались. Счастливые-пресчастливые вкусовые рецепторы. Джасмин сидела за кухонным столом и, мерно чавкая и облизываясь, ела сандвич. Она прервалась, чтобы выпить холодного молока, и продолжила.

Пока она ублажала душу сандвичем, в ее голове окончательно созрела мысль… Все-таки права она, а не Гарретт. И не его публика. Они, может, даже и не понимают, что им опротивела вся эта низкокалорийная еда. Нужно им, всем этим людям, навязать что-то такое, что их подпитает, утешит. Нынешний мир жесток, и нет в нем ни верности, ни совести. И смысла тоже нет. Что им нужно, так это полноценное питание. Полноценная вкусная еда, и к тому же с изюминкой.