– Зачем вы мне все это рассказываете?

Джасмин прервалась и высыпала в раковину окаменевшие останки макарон.

– Потому, – наконец проговорила она, – что вы мне симпатичны, и я не хочу, чтобы вы впустую тратили время на человека, которому совершенно неинтересны.

– Мы с вашим мужем регулярно трахались на протяжении последних трех недель.

– Это ваши фантазии. Вы никому о них не рассказывали?

– Он помешан на моих ушах. Бросается на них, как на закуску.

Джасмин выронила тряпку. Ее качнуло, она накренилась к столу. Тина шагнула к ней, чтобы подхватить под руку.

– Сядьте, сядьте, пожалуйста.

Джасмин вырвала руку.

– Когда? Где?

– Сядьте.

– Здесь? – похлопала она по крышке стола. – Как в кино? – Она схватила с полки нож и начала молотить им по столу.

Тина отпрянула. Нож так и мелькал в воздухе.

Джасмин, чуть толкнув ее, прошла мимо и отправилась через прихожую в спальню. Она распахнула дверь и, остановившись рядом с кроватью, уставилась на цветастое одеяло, как будто обратившийся в комара Дэниел все еще прятался в его складках.

Тина наблюдала за ней, стоя в дверях. В крохотной спальне Джасмин казалась еще более громоздкой.

– И вам абсолютно наплевать на то, что он женат?

– А я что – полиция нравов? – пожала плечами Тина.

– Я никогда так не поступала. Конечно, предложения были, но я всегда думала… Знаете, что я думала? Что если бы я спала с женатым мужчиной, то не смогла бы влюбиться, потерять голову. А именно к этому и нужно стремиться – чтобы было хорошо и чтобы голова шла кругом.

– Дурацкое основание.

– Вы так считаете?

Джасмин скользнула мимо Тины в коридор. Тина устремилась за ней.

– А нож! – окликнула она.

Джасмин взглянула на нож, прикинула в руке его вес.

– Дорогой, я думаю. Должно быть, подарок. Верно?

– Может быть.

– Им можно резать, слоить, удалять внутренности и, если как следует постараться, рубить кости. Точить его нужно каждый день. Начинать следует от основания, двигать лезвие мягко, не дергать. Главное в заточке – скорость и частота. Тогда нож будет действительно острым.

Джасмин наклонилась к Тине и направила на нее острие ножа.

– Вы что, собираетесь убить меня этим ножом? – фыркнула Тина.

Джасмин рассмеялась.

– О господи, конечно нет. Убить – это еще не самое сложное. Я могла бы пробить вам голову, сбить машиной, утопить, сбросить со скалы… Нет, проблема в том, куда девать тело. Нет тела – нет улики. – Джасмин бросила нож в сумку и вышла за дверь. – Вот для этого я и могла бы его использовать.

Джасмин сидела в машине перед домом Тины и ругала себя последними словами. Ну как можно быть такой дурой? Слепой. Идиоткой. Простофилей. Ока уронила голову на руль. Его возбуждали уши этой потаскухи. Он целовал, покусывал и лизал уши этой проститутки. А она-то думала, что он входит в раж только от ее, Джасмин, ушей. От ее чистых, нежных, прекрасных ушей. Джасмин прикрыла уши руками, словно защищая их. С самого первого, того раза, она знала, что ее уши действуют на него безотказно. И вот теперь он нашел замену.

Сгорбившись на сиденье, она думала о наглой, тощей девице, от которой только что ушла. О том, как Дэниел целовал, как ласкал, как… Джасмин крепко зажмурилась. Одна лишь мысль об этом пронзила ее иглой. Тело ослабло. На ее небосводе взошла темная луна, озарив мир светом одиночества. О господи, не собирается же он бросить ее из-за этой женщины? При мысли об этом у Джасмин перехватило дыхание.

А потом пришла еще одна мысль. Карим. Господи, Карим! Что она ей-то скажет?

Джасмин склонилась к рулю и, уронив на него руку, задела гудок. Он затрубил, как опечаленный слон. Она заставила себя выпрямиться в кресле. Будь она проклята, если позволит этой потаскухе испортить жизнь Карим! Она ей устроит, покажет, на что способна, и нечего тут миндальничать! Она не позволит ей превратить Карим в единицу статистического учета. Доченька у нее – врагу не пожелаешь, но своя, родная, и года через два все эти подростковые проблемы уйдут. Карим опять станет нормальной, начнет вести себя по-человечески, и они снова будут друзьями. Джасмин уже видела, как это будет. Дочка придет из колледжа, они вместе отправятся за покупками, будут есть замороженный йогурт, и Карим расскажет ей про свою напряженную учебу, про однокурсников, про общежитие, а Джасмин будет есть шоколадно-ванильное мороженое и, не отрывая взгляда от лица дочери, слушать, слушать…

Если Тина не уймется, она вытолкнет Карим во взрослый мир, а девочка к нему еще не готова. Она свыкнется с мыслью, что мужчина может устать от женщины, бросить ее. Она потянется к пресыщенным парням с острыми, как у котов, когтями. С извращенной сексуальностью. И за покупками они будут ходить молча. Карим будет скрывать от нее то, что знает об отце и его любовнице. Открытого разговора не получится, они будут беседовать сдержанно и немногословно.

Надо положить конец этому его приключению. Нужно что-то делать. Найти какой-то радикальный, решительный способ. И сейчас, прежде чем начать, она должна… поесть картошки. Да, жареной картошки. Из «Макдоналдс». Никакая другая не подойдет. Даже собственного приготовления. Ей нужна жирная, соленая, сочащаяся маслом картошка. Она представила огромную порцию картошки на подносе, как она берет сразу по три, нет, по четыре ломтика, макает их в кетчуп в картонной соуснице и засовывает в рот. По одному ломтику не пойдет, надо сразу четыре, а лучше пять штук за раз, а потом сочно захрустеть этими горячими солеными ломтиками, разжевывая их в мягкую сочную массу. Джасмин всегда подходила к еде серьезно и сейчас полностью сосредоточилась на соли, масле и божественном вкусе жареной картошки.

Она во весь опор кинулась в ближайший «Макдоналдс», небрежно припарковала машину, ворвалась в кафе и, очутившись у прилавка, громким уверенным голосом сделала заказ:

– Пожалуйста, две большие порции.

Прыщавая девушка со значком «Лучший работник месяца» на выпуклой груди щелкнула кнопкой кассового аппарата.

– Яблочного пирога не хотите?

– Нет, – сказала Джасмин.

– Что будете пить?

– Ничего.

– Гамбургер?

– Не надо.

– Салат?

– Нет.

Щелк, щелк, щелк.

– С вас четыре доллара восемь центов.

Кассирша сняла картонную заслонку с выходящей из стены конусообразной трубы и залезла в огромную фритюрницу, где поблескивали солью и маслом короткие тонкие ломтики картошки. Она наклонилась и профессиональным движением зачерпнула два больших совка. Джасмин наблюдала за ней. Ей хотелось, чтобы девушка зачерпнула побольше, чтобы попался именно тот, самый вкусный ломтик. Кассирша поставила картонную коробку на поднос, а Джасмин все смотрела на два ломтика, которые плюхнулись обратно во фритюрницу.

Джасмин наклонилась к ней.

– А два упали обратно.

– Простите?

– Два. Посмотрите. Упали, когда вы зачерпывали порцию. Не могли бы вы достать их для меня?

Девушка оглянулась на фритюрницу.

– Посмотрите, вон они лежат, у самого края.

Девушка уставилась на Джасмин.

– Я что, не по-английски говорю, что ли? Два ломтика картошки свалились обратно, когда вы зачерпывали. Можете положить их в мою порцию?

Девушка толкнула локтем контролера. Контролер, нацеленный на карьеру в бизнесе быстрого питания, оторвался от кассы и устремил взгляд на Джасмин.

– Чем могу помочь?

– Я всего лишь прошу во-он те два ломтика.

– Какие два ломтика?

– Те, что были уже в моей коробке, но выпали, когда она зачерпывала.

– Они выпали?

– Да.

– При зачерпывании ломтики всегда выпадают.

– Не сомневаюсь. Но те выглядели особенно аппетитно.

– Вы что, хотите уличить нашу сотрудницу?

– Нет. Я просто хочу…

– У нас в этом отношении есть определенная политика. Видите?

Он указал на плакат. «Насилие недопустимо».

– Я вовсе не собиралась ее побить за эти два кусочка. Но вы не возражаете…