Джасмин взглянула на часы. Раз уж собиралась готовить, надо идти. И вдруг она придумала:

– Я как раз сегодня собираюсь готовить жаркое. Приходите, вместе и займемся.

Девушка ошеломленно смотрела на нее, будто Джасмин предлагала ей свою левую почку.

– Не может быть. Правда? Ой, вы, наверно, так заняты…

– Да нет, в самом деле приходите.

– Правда? – Девушка прижала руки к груди. – Ой, в самом деле? Серьезно? О господи! Это просто… Ой, спасибо вам огромное! Вот здорово! – И она запрыгала от радости. Ноги у нее, подумала Джасмин, отменно длинные.

Карим стояла на ступеньках лестницы перед входной дверью Роджера и переминалась с ноги на ногу.

– Заходи, – распахнул он дверь.

Карим быстро оглянулась, моля бога, чтобы никто из знакомых не увидел ее на пороге дома Роджера Джонсона.

– Да нет, я здесь подожду. Мне надо домой. Заниматься. Сам понимаешь…

– Они наверху.

Роджер оставил дверь открытой и побежал наверх. Карим заглянула внутрь и нерешительно шагнула в прихожую.

– Ух ты, – крикнул Роджер, выскочив на лестницу из комнаты наверху. – Ты только посмотри, – он развернулся и опять исчез.

– Что там? – позвала Карим, но ответа не получила.

Карим огляделась и, толкаемая любопытством, стала медленно подниматься по лестнице.

– Сюда, – позвал он из комнаты за прихожей.

Ступив за порог, Карим попала в спальню подростка: три плаката с мотоциклами «BMW», два с Дюком Эллингтоном и один, что забавно, с Генрихом VIII В качестве компьютерной заставки у него была фотография аборигена, писающего в консервную банку. За дверью стоял Роджер и внимательно смотрел в стеклянный аквариум.

– Посмотри, он линяет.

На гравиевой подстилке в аквариуме лежала ярко-красная змея с черными полосками. Глаза у нее были тусклые, как жемчужины. Кожа вокруг головы поднялась и задралась назад, тонкая, как папиросная бумага. Карим оценивающе взглянула на змею.

– Моя полиняла на прошлой неделе, – сказала она.

Роджер недоверчиво посмотрел на нее.

– У тебя есть змея?

– Угу.

– Какая?

– Сетчатый питон.

– Вот это да! Класс.

– Мать говорит, чтобы я ее отдала, когда она дорастет до трех метров.

– А сейчас сколько?

– Два с половиной. Еще пара дюймов, и она станет такой крепкой, что сможет задушить меня во сне.

– Здорово.

– А потом я заведу домового ужа. Они едят гремучих змей.

– Да, это будет круто.

– Твоя – из семейства Colubridae. Ты знал?

– Нет.

– Вот так.

– Правда?

– Да.

Мозг Роджера быстро заработал в поисках интересной информации.

– Кобра плюет ядом прямо в глаза жертвы. В Индии от них погибает сто тысяч человек в год.

– А я слышала, что десять тысяч.

– Может быть. Но все равно немало.

Карим промолчала. Она просто откинула волосы назад размашистым, летящим движением. Потом облизала губы и поставила брови домиком.

– А ты знаешь, что обыкновенный уж умеет притворяться мертвым? Это у него основной способ защиты. Он тоже из семейства Colubridae. Ну и про стеклянную змею ты тоже, конечно, знаешь.

– Ага.

– Что именно?

– Э-э-э… не знаю.

– Это безногая ящерица.

– Правда?

– Угу.

– Из какого семейства?

Карим смутилась – она не знала. Холодно взглянув на него, она сказала:

– Я ухожу.

Роджер смотрел на Карим с неприкрытым восхищением. Она оказалась лучше, чем он думал. Карим протянула ему руку. Он уже собрался ее пожать, как вдруг вспомнил, за чем она приходила. Схватив со стола тетрадь, он отдал ее Карим. Карим повернулась на каблуках.

– Ему сейчас нужен витамин Е. Хорошо для кожи. Я прокалываю капсулу и выдавливаю содержимое на капустный лист. Ну, пока.

И она ушла.

Переполненный чувствами, Роджер рухнул на кровать.

Дома Джасмин развернула свои покупки. Мясо. Джасмин обожала мясо. Она облизывалась, произнося ласкающие слух слова: филе, баранья нога, плечо, вырезка, грудинка. Колбасный хлеб, фарш. Свинина, тушенная с медом и тмином. Жаркое из кролика. Жареная говядина. Свиные ребра по-гонолульски – с имбирем, медом и соусом из острого красного перца, свинина по-техасски с коричневым сахаром, элем и острым соусом из зеленого перца. И бифштексы. Ох, конечно, бифштексы. Зажаренный на гриле бифштекс из филейной части, чуть подсушенный сверху, ярко-красный внутри и сочный, – Джасмин чуть не исходила сладкими слезами благодарности.

Она купила мясо в местной бакалейной лавке. Ей нравилось туда ходить – острый запах крови, красные капли на белом фартуке мясника, свисающие с крюков несчастные мясные туши. Выживают сильнейшие. Джасмин знала о бакалейных продуктах абсолютно все. Она бросила взгляд на домашнюю колбасу, пухлую и розовую, в молочно-белой упаковке, повосхищалась ярко-алыми пластами филе миньон, гранатовым блеском телячьих почек. Но в этот раз она пришла за мясом для жаркого. Ко дню рождения Дэниела. Пробный забег.

– Килограмм лучшей оленины, если вас не затруднит.

Берт Герри был из тех мясников, которые знали, что ела перед смертью его скотина. Это был маленький человечек, опрятный, как бельевой шкаф. Он менял фартук по три раза на дню. Никогда не возмущался малыми порциями покупок, никогда не сопротивлялся и отрезал требуемый кусок. Это был профессионал высшего класса – педантичный и любезный. Кроме того, он умел развлекать свою публику. Если бы у него в магазине были столики со стульями, Джасмин сидела бы там целыми днями. Попивала бы капуччино и смотрела.

– Вот ваш килограмм, миссис Марч.

Он всегда вручал ей покупку с таким видом, как если бы протягивал поднос с шампанским – легкий поклон и рука за спиной. Однажды, когда она попросила особый кусок, он повел ее на экскурсию в заднюю комнату. Там свисали с крюков говяжьи туши, покрытые слоем белого жира. Их еще не обезглавили, и они выглядели как привидения. Он выбрал одну и прорезал ее электропилой сверху вниз, разделив пополам. Джасмин в белом халате и пластиковой шапочке смотрела как завороженная и поглаживала пальцем бидон с темно-красными говяжьими сердцами.

Сейчас она стояла у кухонного стола, держа в руках толстые ломти мяса. Она слегка сжала их пальцами – упругие и сочные. Прекрасно. Если предстать с этим в руках перед судом, подумала она, то могут обвинить в преступном умысле. Вменить преднамеренность, особую изощренность и склонность к ритуальным действиям. Ну и, конечно, умелое обращение с ножом.

Джасмин, улыбаясь, поглядывала на стоящую рядом с ней молодую женщину. Что может быть приятнее, чем помочь юной паре соединиться. Да-да-да, пища и любовь. Переплетены в одно, не существуют друг без друга. Джасмин уголком глаза посмотрела на нее. Она уже запомнила, что девушку зовут Тина. Актриса. Симпатичная. И вообще милая. Жалко, друг ей попался привередливый. Да, теперь девушкам приходится с этим мириться. И ведет она себя так, будто никогда не была на настоящей кухне.

– О-о-й, – протянула Тина, – какая плита! Красавица… Целых четыре горелки, да еще и гриль. – А эти до чего хороши, – восторгалась она, подбрасывая в воздух венчики и сбивалки.

Джасмин их убрала. Девушка полезла в свою огромную сумку, вытащила оттуда микрофон и пристроила его рядом с весами.

– Буду записывать. А то ничего не запомню.

Джасмин приняла поварскую стойку – уперлась животом в стол, расставила ноги и расслабила колени. Тина повернулась к столу спиной и оперлась на него локтями. Будто соблазняя кого-то невидимого.

– Так, – сказала Джасмин. – Начинайте резать мясо.

Тина придвинула микрофон поближе.

– Куски должны быть одинаковые, размером примерно с зефирину.

– С зефирину, – повторила Тина.

– При обжаривании не выкладывайте на сковородку все сразу. Иначе начнут упариваться. Это нам не годится.

– Нет?

– Нет, нужно, чтобы они поджаривались.

– Поджаривались, но не упаривались, – пробормотала Тина в микрофон.

По выражению, с которым она произнесла эти слова, Джасмин поняла, что объяснение терминов «обжаривать» и «упаривать» ей хотелось бы поискать в словаре.