2
Предобеденный прием, в котором принимала участие сотня наиболее важных гостей, уже начался, когда Джеф спустился из своего «люкса». Губернатор Мичигана беседовал с министром труда. Президенты четырех крупнейших компаний страны образовали маленькую группу. Джеф быстро обвел взглядом зал. Клер еще не приехала, но Доктор и Спенсер Гоулд стояли в углу возле бара. Заметив Джефа, Доктор радостно улыбнулся и кивнул ему, приглашая подойти. Джеф начал продвигаться мимо мужчин в смокингах и женщин в вечерних платьях, узнававших его с изумлением и трепетом.
Хотя ему нравилось то, что его узнавали, он всегда находил в этом нечто дешевое. Снова повторялось родео. Когда он добрался до Доктора, его представили сенатору из Мичигана. Им удалось обменяться лишь несколькими фразами, потому что каждый гость и его супруга хотели познакомиться с Джефом. До появления Старика Джеф стал центральной фигурой. Периодически он осматривал зал, надеясь найти Клер.
Затем прибыл Бичер, и в помещение впустили фотографов. Старику пришлось позировать со всеми знаменитостями по очереди. Но Бичер попросил Джефа не отходить от него. Джеф согласился. Он заметил, что Бичер заметно постарел. Похоже, инсульт был не легким, а тяжелым.
Наконец пришло время начинать торжества. Тысяча гостей, собравшихся в зале для проведения балов, ждали обеда, который нельзя было подавать до тех пор, пока глава нью-йоркской епархии не прочитает молитву. Хотя Бичер не был католиком, он весьма активно участвовал в католических благотворительных акциях, поэтому кардинал счел своим долгом появиться на торжествах и благословить их.
Все гости, кроме Бичера, кардинала и Джефа, отправились к своим столам. Когда все сели, Бичер вошел в зал. С одной стороны от него находился кардинал, с другой — Джеф. Старик слегка опирался на руку актера.
При появлении виновника торжества собравшиеся встали и громко зааплодировали. Трое мужчин направились к помосту. Овации усилились. Джеф шагнул в сторону, уступая центральное место Старику. Аплодисменты Джефа породили новую волну оваций.
Когда зал успокоился, Джеф приблизился к микрофону.
— Я попрошу вас не садиться, пока Его Преосвещенство будет просить Господа благословить наше собрание и пищу, которую нам дадут.
Джеф склонил голову.
Когда молитва закончилась, Джеф поднял глаза и увидел входящую в зал Клер. Она, очевидно, из вежливости ждала за дверью, пока звучала длинная молитва. Она была в простом черном платье, контрастировавшем с ее светлыми волосами. Красота Клер приковала к ней взгляды многих мужчин. Клер направилась к столу ТКА, за которым сидели Доктор, Спенсер Гоулд, Фредди Фейг и их жены.
Во время еды Джеф поймал ее взгляд. Она улыбнулась, и на душе у него стало теплее. Обедая, Джеф обменивался отдельными фразами с губернатором Нью-Йорка, который сидел справа от него, и министром торговли, сидевшим слева от актера. При этом Джеф поглядывал в свои записи, дожидаясь момента, когда он должен будет представить выступающих и дать им слово.
Наконец Джеф направился к кафедре. Пока звучали речи, Доктор пытался определить, какие отношения связывают Клер и Джефа. Он не верил в то, что они не встречались после телепостановки «Алюмко». Сейчас он пытался развлечь себя этими гаданиями. Многолюдные обеды и речи всегда нагоняли на него скуку.
Пришло время Джефу произнести свою речь. Материал Эйба Хеллера прозвучал весьма хорошо. Джеф почувствовал это. Больше всего собравшимся понравилось признание Джефа в том, что он, бывший профсоюзный лидер, возглавлявший Гильдию киноактеров в ее лучшие годы, боровшийся с индустрией и сотрудничавший с ней, в конце концов научился ценить тех, кто, по выражению Эйба, «сидел по другую сторону стола».
Под конец он отдал дань уважения лично Старику. Потом повернулся к Бичеру и протянул ему золотой диск. Бичер уставился на Джефа, но не сдвинулся с места. Умоляющий взгляд Старика заставил Джефа понять, что волнение или последствия инсульта парализовали его. Джеф наклонился и помог старику встать. Обхватив одной рукой плечи Бичера, актер подвел его к кафедре. Прочитал надпись на золотом диске и вручил его Старику. Бичер взял диск, но когда Джеф начал убирать свою руку, которой он поддерживал его за плечи, актер почувствовал, что тело старика заваливается. Он явно нуждался в помощи. Джеф остался возле Старика. Бичер обрел чувство безопасности, которое требовалось ему для произнесения ответной речи.
— Я не думал, что это произойдет таким образом. Я знал, что когда-нибудь уйду в отставку. И этот день пришел. Потому что сейчас я никуда не езжу без темного костюма и черного галстука. У меня есть друзья по всему свету. Они, как и я, уязвимы для времени. Это пробуждает в нас ярость. Не то чтобы человек хочет жить вечно. Но ему больно покидать многих людей. Он бы хотел устроить все как можно лучше для тех, кого он любит…
Старик без стеснения говорил о себе, о своих чувствах. Все это время он опирался на Джефа; актер поддерживал Старика и восхищался им.
Эта картина глубоко тронула аудиторию. Более молодой мужчина поддерживал старого, который дрожал, с трудом подыскивая слова.
В глазах многих женщин, даже не знавших Старика, появились слезы. И в глазах некоторых мужчин, знавших его, — тоже.
За столом ТКА Спенсер Гоулд, Фредди Фейг и их жены замерли в смущении. Много лет проработав в шоу-бизнесе, кобры не знали, как реагировать на проявление искренних чувств. Клер с восхищением смотрела на Джефа. Доктор подался вперед, сузил глаза и словно что-то прошептал. Никто не услышал, что он сказал. Ни Клер, сидевшая слева от него, ни Спенс, сидевший справа, не посмели спросить, чтобы не нарушить атмосферу, охватившую большой зал. «Он на своем месте… на своем месте…» — вот что прошептал Доктор.
Все собравшиеся встали, отдавая дань уважения Старику и Джефу Джефферсону. Доктор поднялся вместе со всеми. Люди, хлынувшие к помосту, повторяли: «Джеф… Джеф…» Они стремились пожать руку актеру; женщины хотели просто коснуться его. Все кричали: «Джеф!»
Доктор стоял и слушал реплики: «Разве Джеф не великолепен?», «Как Старик прижался к Джефу!», «Правда, это трогательно — Джеф и Старик?»
«Джеф». Люди, впервые оказавшиеся в одной комнате с ним, ощущали, что знают его достаточно близко, чтобы обращаться к нему по имени. Он как бы стал членом их семьи. Почему бы и нет, подумал Доктор. Они видят его каждую неделю — чаще, чем родственников. Сейчас они теснили губернаторов, сенаторов, членов правительства, чтобы приблизиться к Джефу.
Внезапно Доктор ясно увидел решение своей проблемы.
Если люди предпочитают общение со звездой любой встрече с политиком, зачем возиться с последними? Если этому человеку удалось затмить политическую и церковную верхушку, собравшуюся на помосте, неужели он не сможет затмить любого политика, который станет его конкурентом? Подумай об этом, сказал себе Доктор. Люди видят Джефа Джефферсона чаще, чем президента Соединенных Штатов!
Он вспомнил свои слова, которые он сказал Джефу, когда пытался продать его на телевидение: «Придет день, когда нам понадобятся политики, похожие на актеров. Или актеры, похожие на политиков».
Вот оно!
Люди, обступившие Джефа, были не либералами, а убежденными республиканцами. Джеф Джефферсон, которого кое-кто обвинял в левизне, составлял одно целое со Стариком, его окружением, его политиками.
Если поместить Джефа в подходящую среду, он сможет претендовать на место в конгрессе, Сенате и, кто знает, даже на пост губернатора. В Калифорнии — штате с непредсказуемыми избирателями — возможно все. По политической силе и численности населения Калифорния занимала сейчас второе место среди всех штатов. Влияние в Калифорнии обеспечит влияние в Вашингтоне.
Что касается подготовленности Джефа к этой работе, то кто-то сказал о нем однажды: «Он — никто, поэтому может быть кем угодно». Кто произнес эти слова? Ну конечно, Ли Манделл, когда они обсуждали готовящееся выступление Джефа перед комиссией.