В назначенный день все это общество собирается в салоне, входит Тирезий, но вот меня зовут, и, к моему великому сожалению, я вынуждена Вас на сегодня оставить.
Маргарита
Париж, 1 июля 1792
Моя дорогая Луиза,
Такая, какой я Вас знаю, то есть живая и полная любопытства ко всему, что в мире есть необычного, Вы наверняка с нетерпением ждете, чтобы я описала Вам, каким образом проходил аукцион Тирезия, и кто его купил. Господин Визариус, после продолжительного ощупывания товара? Господин Барботен, членом которого можно колоть орехи? Брат и сестра Изамбар, живые шары, у которых от похотливости чуть глаза не вываливаются?.. Ах, придется Вам еще немного подождать.
Итак, все это общество собралось в большом салоне. Медленно открывается дверь, и появляется Тирезий, одетый лишь в домашние туфли с пряжками и ярко-фиолетовый атласный корсет, который, будучи туго зашнурованным, подчеркивал грудь и бедра. Черные волосы, завитые щипцами и посыпанные золотой пудрой, ногти, соски и головка члена выкрашенные сусальным золотом, пучок страусиных перьев торчит из задницы - в таком виде Тирезий жеманно выступает, пряча полуулыбку за веером. Амур собственной персоной!
При виде его сладострастные возгласы раздаются в собрании и, угадав по ним приближение предмета вожделения, Визариус на ощупь направляется к Тирезию, начинает трогать, ласкать, мять, тискать, обнюхивать, и тоже издает крики и хрюканье. Я возвращаю его в кресло, и тут же все руки тянутся к ширинкам, а пальцы госпожи Изамбар исчезают под юбкой, и никто не обращает внимания на мороженое, принесенное Ворчуньей. Я хлопаю в ладоши, чтобы призвать собравшихся к порядку и начать аукцион, и объявляю первую цену: две тысячи ливров; тут же Визариус предлагает две тысячи триста. Не удивляйтесь, дорогая Луиза, столь значительной сумме, но примите во внимание чрезвычайную редкость предмета, сластолюбие присутствующих и слабость плоти. Если Вы мне возразите, что я плачу двенадцать ливров в месяц Жаку и Жакетте на двоих, что большой мешок слив можно купить за двадцать су, а платок из индийского муслина стоит девять ливров, то напомню Вам, что всё здесь дорожает изо дня в день, и что не следует ждать значительной потери стоимости ассигнаций. Вернемся к нашему аукциону: не успел Визариус договорить, как поднимается Барботен, размахивая руками и тем, что торчит у него из ширинки, и предлагает две тысячи шестьсот. Брат и сестра подскакивают, словно от укуса тарантула, и сумма достигает двух тысяч семисот ливров; Визариус рычит, как тигр, Тирезий заливается смехом, а Ворчунья роняет поднос, все вазочки с мороженым падают на пол и разбиваются вдребезги. Визариус еще поднимает цену, Барботен не желает уступать, и, в конце концов, побеждают Изамбары со скромной суммой в три тысячи двести ливров! Можно сказать, землетрясение в Лиссабоне. Ворчунья подметает осколки стекла и стирает с пола следы мороженого, а я распоряжаюсь подать всем шампанского, которое приносит мой Жак со строптивым видом. Изамбары вне себя от радости, они хотят немедленно испытать те удовольствия, которые обещает им гермафродит. Я пытаюсь отослать двух других, но те умоляют разрешить им остаться и подглядывать. Делать нечего, я позволяю.
Мы входим в большую розовую комнату, которая ничем не обита, в мгновение ока все раздеваются, и Тирезий, указывая в небо, но отнюдь не пальцем, вызывает новые крики восхищения. Без промедления мы приступаем к действию.
Растянувшись на спине, месье Изамбар возбуждает свою сестру, которая, улегшись на него, сосет член Тирезия, а брат проникает ему в вагину. Одновременно я приникаю к розочке гермафродита, лаская его светлую шелковистую спину... При виде этого Барботен два раза кряду спускает в турецкую подушку и бросается на слепца. Тот, занятый сосредоточенной мастурбацией, вдохновленной всем, что он смог ощупать, и теми звуками, которые он слышал теперь, наотрез отказывается быть проткнутым и, плавая в своей ужасной тьме, встает, падает и разбивает драгоценную вазу из поддельного китайского фарфора, за которую ему придется дорого мне заплатить. Все ревут, икают, стонут, вопят, пукают, хрюкают, рычат, вздыхают, задыхаются, в то время как струи, лужицы, излияния, эякуляции, ручьи, реки, озера растекаются по ковру. Но это было лишь первое действие балета, ибо, вспомнив, что на кухне у меня есть двое детей еще невинных, я послала Ворчунью за ними, чтобы добавить крепости в наше пойло. И вот второе действие:
Представьте себе гермафродита, который галантно обслуживает спереди мадемуазель Изамбар; ее содомизирует брат, привыкший регулярно проделывать это по пятницам вот уже двадцать лет, в то время как слепец лижет розочку Тирезия, а вызванный из кухни мальчик сосет Визариусу член. Обезумевший, весь измазанный собственной слизью Барботен выкрикивает бессвязные слова и мастурбирует со скоростью света, чтобы кончить между ягодиц сосущего мальчика. При этом он не забывает засунуть три пальца в девочку и разорвать ей плеву. Маленькая цветочница, похищенная на Марсовом поле, ревет белугой. После завершения этой композиции третьего действия не последовало, поскольку шампанское и сорбет с ромом отрезвили нас. Конечно, дорогая Луиза, Вы спросите, где были мои руки все это время...
Маргарита
Париж, 30 июля 1792
Попытаюсь, моя дорогая Луиза, ответить на практические вопросы, которые Вы мне задаете. Скажите себе, что всякая девственность эфемерна, как бы ни возмущался господин Май со своим уксусом. Ребенок, хорошо приученный к фелляции, обеспечивает наилучший доход, но надо уметь его как следует подготовить. Если его красота в данном случае играет меньшую роль, чем если бы он был предназначен к соитию или педерастии, следует все же провести некоторую предварительную работу. Например, попробуйте рассмешить ребенка перед тем как похитить его, дабы убедиться, что его рот подходит для дела. Нужно, чтобы он не был ни слишком узким и неудобным, ни широким, как лоно христианской роженицы. Тонким губам цена грош, они должны быть, напротив, полными, хорошо вывернутыми и подвижными. Дыхание должно быть легким и свежим, зубы здоровыми, и никаких затруднений при глотании, иначе клиент может обидеться, что его семя изрыгают как блевоту. Когда Вы изучите ребенка - я советую Вам выбирать возраст семи-восьми лет - и доставите его к себе, подрежьте ему основание языка, как мы это сделали, например, Мелани-Лизунье. Затем Вам следует обучить его, а для столь юной особи это не так-то легко. Многие девочки и мальчики впадают в такое глубокое отчаяние, попав в наши руки, что пытаются укусить член, который им пихают в рот. Вы должны бороться с этой склонностью маленьких чертей, угрожая им самыми страшными казнями, если они осмелятся такое сделать. Опишите им во всех подробностях игру в хирурга, которой увлекаются люди вроде супругов Монтьель. Распишите им в красках раскаленные щипцы, ножницы, крепкие веревки и прочее в том же духе, чтобы подавить их дух и вразумить их. Вам это удастся без труда.
Я с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы, дорогая Луиза, не бойтесь спрашивать! Я знаю, что Вы слишком совестливы на этот счет, и благодарна Вам за Вашу необыкновенную доброту.
Маргарита
Париж, 8 августа 1792
Дорогая Луиза,
Я хотела написать Вам еще на прошлой неделе, но моя Жакетт, которая так славно вела хозяйство, умерла от лихорадки. Позванный мною
Луазель не смог определить причину болезни. Жак, который хромает с тех пор, как сломал себе ногу, но способен еще натирать паркет, рыдает как теленок, утешается кларетом и наяривает Монашку на кухонном столе среди корзин и тряпок. В запасе у меня осталось всего трое детей, включая Мелани-Лизуныо, которая никак не хочет поправляться; эти трое всё чаще и чаще запевают свои мрачные и странные песни, о которых я Вам уже говорила.
Мир в наши дни ужасен, а в качестве примера я посылаю Вам письмо, которое мне только что подсунули под дверь: