— Так или иначе, — услышала Эдис свой голос (ее тон был гораздо выше и громче, чем обычно), — нам нужно перестать жить доходами, получаемыми от убийства.

За ее замечанием наступила жуткая тишина. Ее прервал тонкий и резкий свист Джерри.

— Это из книги под названием «Мамуська-коммунистка». Автор — Джеральдина Палмер, — сказала она.

— Мамуська-запятуська, — добавил Том и радостно залился смехом.

— Эдис, — начал Палмер, — я слышал много глупых…

— Том, у нас проблема, — продолжала Джерри, обращаясь к младшему брату. Потом она повернулась к своему старшему, медленно соображающему братцу. — Вуди слаб в науке.

— Эдис, — продолжал настаивать Палмер. — Мне не нравятся такие речи у нас в доме. Я этого не позволю.

— Ты собираешься меня опровергать? — спросила она его.

— Да.

— И что ты будешь делать? Это просто вызов? Или ты представишь мне какие-то доказательства? — повторила Эдис.

— Но если он вызывает тебя на дуэль, вам нужно обменяться карточками, — объявила Джерри.

— Потом вы должны представить ваших секундантов. Я буду секундантом мамочки.

— А кто будет секундантом папы? — спросил Том.

Палмер оглядел сидевших за столом.

— Мы с вашей мамой обсудим все позже, один на один.

— Вы должны встретиться на восходе позади церкви, — предложила Джерри. — Но сначала вам нужно выбрать оружие.

— Черт побери, Джерри! — взорвался Палмер. — Почему ты все превращаешь в телевизионную сценку-шутку?

У Джерри глаза стали круглыми, и она прижала ладошку ко рту. Она замерла в таком положении надолго.

— Прекрати, — приказал ей Палмер. — Эдис, эти дети никого не уважают и ведут себя безобразно.

— Только я, — заметила Джерри.

— Наверное, и я тоже, — добавила Эдис. Она откинулась на спинку стула.

Она и муж часто ссорились в присутствии детей, но это были небольшие ссоры. Когда шел серьезный разговор, они старались закрываться у себя. Но на этот раз серьезный разговор вышел из-под контроля и проходил в присутствии трех свидетелей. Она сразу поняла, что ссора началась, и проблема войны тут ни при чем.

— Хорошо, — медленно начала Эдис, она собиралась с силами. — Мне кажется, что нам не следует откладывать этот разговор, чтобы его не слышали наши дети. Одного из них это коснется после его дня рождения. Другая, наверное, скоро станет назначать свидания юношам, которых тоже могут призвать в армию. Ну, а маленькому осталось всего шесть лет до призыва. Поэтому…

В комнате наступила мертвая тишина, даже Джерри не осмеливалась нарушить ее. Наконец Палмер встал.

— Ты считаешь, — начал он слишком спокойным голосом, — что ты и я можем решать вопросы войны и мира и призыва наших сыновей за обеденным столом? Боюсь, что это зависит не от нас.

— Это зависит от каждого.

— Да, — согласился он, — это — правда. Но существует теория движения и ускорения. Определенный ритм или цикл или что-то еще. Эскалация войны уже началась. Все похоже на то, как камень катится по склону. Но требуются определенные усилия, усилия «умри-или-сделай-это», чтобы остановить этот камень в его падении, но постараться при этом, чтобы тебя не покалечило и не убило. Я что-то не видел никого, кто бы стоял на пути и старался остановить эту лавину. Может быть, ты это видела?

— Один человек? Это невозможно.

Эдис заметила, как за ними следили глаза детей. Они переводили взгляд с одного на другого и внимательно слушали их перепалку, совсем не так, когда равнодушно следили за их обычными разговорами.

— Вот так, — сказал Палмер, как бы закончив дискуссию.

— Но люди могут договориться между собой, — сказала Эдис. Она не могла поверить, что ведет такой важный спор. — Людям придется крепко вцепиться друг в друга. Только так они смогут стать сильными.

Светлые глаза Палмера слегка сузились.

— Эдис, о чем это ты говоришь? О прекращении войны? Или о чем-то ином?

— Об этом и о многом другом.

Он какое-то мгновение пожевал ртом, но не произнес ни звука. Она ждала, когда он снова заговорит. Она помнила, базируясь на прежних аргументах, что может не сходить со своей позиции, когда дело касалось конкретных дел, но он мог переспорить ее, касаясь абстрактных вещей. Она была готова к тому, что он разгромит ее несколькими предложениями. Так уже случалось, и она не удивится, если это случится и теперь, даже в присутствии детей. Но это всегда было очень обидно. Она хотела быть правой в очень важном деле, где была нужна настоящая правда.

— Разве не так? — спросила она. — Нужно выяснить, что же — правда, и держаться всем вместе и защищать ее.

Он опять пошевелил губами, но все еще молчал. Он стоял у своего стула, держа одну руку на спинке. Он был таким худым и высоким, и очень-очень усталым или, может, одиноким и несчастным, он страдал, и все эти определения были уместны.

Если бы у Эдис еще оставались чувства к нему, ей бы было его жаль. Он казался потерянным. Но она уже ничего не могла поделать.

Палмер вместо того, чтобы заговорить, сделал странный жест рукой, которой опирался на спинку стула. Он как бы что-то открыл для себя и выбросил семена, бывшие в его руке. Он их разбрасывал, не сеял, а просто бросал вокруг.

— Итак, мне нужно идти, извините, — сказал наконец Палмер.

— Почему ты извиняешься, Вудс? — спросила его Эдис.

Они взглянули друг на друга. Она подумала, догадывается ли Палмер, что с нею происходит. Что уже длилось всю весну и будет продолжаться до тех пор, пока им не придется окончательно разойтись.

Он медленно кивнул.

— Доброй ночи, дети, Эдис.

Он пошел к двери столовой. Потом сказал Эдис:

— Сегодня буду поздно, не жди меня.

— Доброй ночи.

Он вышел из комнаты. Казалось, тишина все нарастала. Эдис положила свою вилку. Все дети старательно делали вид, что с увлечением жуют. Они опустили головы, их глаза были устремлены в тарелки.

Из-за этого молчания Эдис поняла, что спор был на удивление нетипичным. Она раньше никогда так смело не отстаивала собственную точку зрения. Видимо, это происходило потому, что ей попросту было нечего отстаивать. И, как всегда, он прервал спор на середине. В предыдущих спорах она сдавалась перед неумолимыми увертками Палмера, его образом мышления. На этот раз, кажется, он не мог ей ничего возразить по существу и постарался потихоньку ретироваться, но так, чтобы не подвергнуть сомнению свои способности всегда разбивать аргументы Эдис. Ей показалось, что его способность победить и унизить ее просто испарилась.

Эдис встала.

— Извините меня.

Она вышла из комнаты и устремилась вниз по длинной извилистой лестнице в главный холл у входа. Палмер надевал пальто. Дверь была уже открыта. Холодный мартовский ветерок задувал в помещение.

— Да? — спросил он, глядя на нее.

Она стояла на второй ступеньке лестницы и поэтому казалась выше его.

— Мне бы не хотелось, чтобы все кончилось так.

— Что все?

В его голосе слышались слабая заинтересованность и равнодушие, будто он был банковский кассир, слушавший очередную наскучившую ему историю о перепутанных чеках и потерянной важной квитанции.

— Вудс. — Она помолчала.

— Да? — То же самое спокойствие и равнодушие.

— Ты можешь хотя бы на минуту прекратить относиться ко мне как к просителю ссуды?

Он заморгал глазами. В полутьме холла его лицо почти целиком скрывали тени. Только серые глаза были острыми и наблюдательными. Но они, казалось, не могли долго оставаться на одном месте. Он взглянул на Эдис, быстро обвел взглядом все вокруг и уставился на пол под ногами.

— Когда я выходила за тебя замуж, — снова начала Эдис, — ты не был банкиром. Теперь ты банкир до мозга костей.

— Разве это так трудно понять?

— Банкир до последнего ногтя на ногах, — повторила Эдис. — Холодный, не заинтересованный в людях, холодный даже по отношению к собственной семье. Мне кажется, что тебя интересуют только твои дела в банке.

— Это достаточно обычный синдром, — сухо заметил Палмер.