— Придется мыть машину. Босс будет недоволен.
— Конечно, недоволен! — поддакнул Шмидт. — Может, тебе по-быстрому смотаться на мойку?
Реваз молча прикидывал, успеет ли он обернуться до выхода Буцаева.
Шмидт словно прочитал его мысли.
— Успеешь, — сказал он. — Сейчас… — он заглянул в салон. — Всего-то второй раунд.
Реваз посмотрел на часы, потом на пятно из горчицы и кетчупа. Затем снова на часы… И махнул рукой.
— А, ладно! — он сел за руль, завел двигатель, и черный лимузин сорвался с места.
Шмидт проводил его взглядом. Когда «Кадиллак» скрылся за поворотом, движения Дмитрия стали вдруг резкими, и порывистыми. Он запрыгнул в салон, выключил трансляцию боксерского матча, вышел в главное меню и нашел систему спутникового слежения за наземными объектами. Благодаря своему увлечению самолетами он изучил современные навигационные системы вдоль и поперек. Шмидт выбрал из списка буцаевский лимузин и нажал «ввод». На экране показалась мерцающая точка, удалявшаяся на северо-запад от «Мэдисон сквер гарден».
В стекло с противоположной стороны кто-то постучал. Шмидт отключил блокировку замков и открыл дверь. Витек скользнул на переднее сиденье.
— Ты чего так сильно пинаешься? — сердито сказал он.
— Чтобы все выглядело по-настоящему.
— По-настоящему? — Витек потер ушибленное место. — В следующий раз ты будешь бродягой, а я сяду за руль. Тогда посмотришь, что значит «по-настоящему».
— Если мы сейчас с тобой оплошаем, — веско сказал Шмидт, продолжая наблюдать за светящейся точкой на экране, — то, следующего раза может и не быть. Понял?
Витек кивнул. Шмидт медленно тронул машину с места. Он ехал на северо-запад, следом за «Кадиллаком» Буцаева. Компьютерная система работала в режиме спутниковой навигации, поэтому он не мог видеть трансляцию боя…
XLI
Второй раунд и перерыв уже закончились, и начался третий раунд. Степанцов постарался взвинтить темп до предела. Он работал обеими руками, наскакивал на Пейтона, бил классические комбинации — двойки и тройки — и вовремя уходил от ответных ударов, особенно остерегаясь правой руки Ларри.
Пейтону ничего не оставалось, кроме как принять навязанные ему правила игры. Стоять у канатов было себе дороже: тогда длиннорукий Степанцов расстрелял бы его со средней дистанции. Чемпион мира пробовал сбить накал. Он несколько раз пытался провести акцентированный удар в корпус претендента, но его железный кулак неизменно попадал в пустоту.
Когда удары не достигают цели, боксер устает гораздо сильнее, чем если бы он бил по защите соперника. К середине третьего раунда Пейтон оставил эту затею —, сбить скорость Степанцова несколькими точными ударами в туловище. Он больше не шел вперед, а, наоборот, терпеливо дожидался Сергея, вытягивая его на себя.
Но Степанцов хорошо знал-этот прием. Хотя он и действовал очень быстро, но при этом был весьма расчетлив. Любые попытки Пейтона войти в клинч он пресекал молниеносным уходом на дистанцию; причем отходил всегда с ударом, так что Ларри не решался его преследовать.
Степанцов разрывал расстояние, делал короткую паузу, за которую успевал наметить новые направления атаки, и снова шел вперед. И шел обязательно с ударом. В третьем раунде он полностью овладел ситуацией на ринге. Пейтон держался хорошо, но только сам Сергей видел, чего ему это стоило. Не имея возможности сблизиться и войти в клинч, он принимал тяжелые удары Степанцова. И хотя Ларри пока не плыл и полностью ориентировался в обстановке, но ему нечего было противопоставить, он не мог взорвать ход поединка. В перерыве, перед четвертым раундом, Белов спросил боксера:
— Может, отпустишь немного? Если Пейтон выстоит, что тогда?
Они оба прекрасно понимали, что будет тогда. Пейтон начнет отыгрывать отданное преимущество — удар за ударом, ситуацию за ситуацией. Измотанный Степанцов сбавит обороты, и бой пойдет под диктовку чемпиона. Перед ними стоял выбор: провести пару раундов вполнакала, экономя силы до финала боя, либо пойти до конца, выложиться, не жалея ни соперника, ни себя.
— Воды! — прохрипел Сергей и наклонил голову.
Ватсон полил ему из пластиковой бутылки на затылок и шею; затем Степанцов прополоскал рот и выплюнул воду в ведерко. Медведь на его плече хищно скалился. Он был точь-в-точь таким, какого они встретили на пустынной поляне в сибирской тайге. Широкая грудь боксера вздымалась; четыре параллельных шрама стали еще заметнее.
До гонга оставалось несколько секунд. Сергей собрался. Он, не отрываясь, следил за Пейтоном и пробовал угадать: хватило ли чемпиону этой минуты, чтобы передохнуть? Перед глазами плавали темные мушки; сердце работало в предельном режиме, насыщая мышцы свежей кровью, но мозг оставался холодным. Степанцов чувствовал огромную силу за своей спиной; прочную, будто каменная стена. Отступать было некуда, да и незачем.
— Я сейчас его прикончу, — тихо сказал Сергей.
Белов кивнул и хлопнул боксера по плечу.
— Тогда — вперед!
Прозвенел гонг. Этот звук еще висел в воздухе, а Степанцов уже был на середине ринга. Пейтон успел сделать лишь два шага из своего угла. Сергей резко сократил расстояние и, не раздумывая, ринулся в бой. Казалось, действовать быстрее, чем в третьем раунде, было уже невозможно, но Степанцов превзошел себя.
Красные перчатки мелькали в застывшем воздухе так быстро, что боковые судьи не успевали фиксировать удары, которые Сергей наносил с такой силой, что настил ринга дрожал под его ногами. Он шел ва-банк; так, словно забыл, что у панчера всегда есть шанс.
Реваз подъехал к бензоколонке «Тексако». К счастью, мойка была свободна. Он загнал лимузин на автоматический конвейер, вышел из машины и направился к магазинчику, чтобы расплатиться. Пожилой пузатый мужчина в зеленой бейсболке, дежуривший на заправке, неохотно оторвался от экрана телевизора.
— Что желаете? — хрипло спросил он — таким тоном, словно хотел сказать: «А не пошел бы ты, парень, куда подальше».
— Помыть машину, — ответил Реваз и сел на высокий табурет рядом со стойкой. — Как дела? — спросил он, кивнув в сторону телевизора.
— А-а-а… — пузатый махнул рукой. — Старик Лар-ри как-то очень быстро спекся. Полгода назад он отделал Джона Чивера, как котлету. Но этот русский очень хорош. Парень здоровый, как… — он помолчал, подбирая подходящее сравнение. — Как… медведь, во! Остается надеяться только на знаменитый пейтоновский панч, во всем остальном Ларри проигрывает. Реджи! — крикнул он куда-то в подсобку.
На пороге возник молодой негр в комбинезоне и форменной спецовке.
— Реджи, иди помой лимузин мистера! — приказал ему дежурный в бейсболке.
— Ага! — сказал негр, нажал на большую кнопку включения щеток и не тронулся с места. — Сейчас!
Реваз давно жил в Штатах и понимал, что призывать негра проявить трудолюбие в такой момент может только очень наивный человек или святой вроде Иоанна Второго, Папы Римского. Но, поскольку Реваз не был понтификом, да и наивность как-то подрастерял на кривых дорожках своей жизни, он только вздохнул и заказал себе кофе. Пузатый налил ему в пластиковый стаканчик коричневой бурды. Реваз с опаской отхлебнул и поморщился. Но выбора не было. Приходилось пить, что дают.
Он поднял глаза на экран, чтобы хоть как-то скрасить неприятное впечатление от местного кофе и нерасторопности этого болвана Реджи. То, что творилось на ринге, невозможно было описать.
Сергей применил домашнюю заготовку — смену стойки. Ой закрутил движение по рингу в одну сторону, потом вдруг резко повернул туловище и вместо традиционной левосторонней стойки занял правостороннюю, как у левши. Пейтон был сбит с толку, но не показал виду. Он попробовал достать Степанцова в корпус, но Сергей отскочил и снова стал правшой.
Каждую новую атаку он начинал в новой стойке и наконец добился своего — в какой-то момент Ларри запутался и пропустил длинный левый хук. Голова его дернулась, ноги подогнулись. Пейтон ухватился рукой за канаты и опустился на одно колено. Рефери грудью бросился на Степанцова, оттесняя его в сторону, но Сергей и не думал бить поверженной) противника. Он стоял и ждал, когда рефери скомандует «Бокс!».