Сидорович терпел страшные убытки за счет неустоек, а это отражалось на заработках ребят, работавших на него. К тому же военные по неизвестной причине озверели вкрай и убивали всех и вся, кто только смел приблизиться к границе Зоны. У меня в голове на миг возникла идиотская мысль, что всему причиной могло быть наше загадочное появление здесь. Что породил весь этот беспредел факт загадочного появления в Зоне нашего отряда «горожан», сейчас почти уничтоженного… Но я тут же отмахнулся от этого откровенного бреда. Не могла жалкая кучка городских неудачников поднять на дыбы такого монстра, как регулярная армия.

Заметив, что я испытываю, мягко говоря, неприязнь к наемникам, Доберман ненавязчиво рассказал о себе и о своих товарищах, пытаясь донести до меня мысль, что «дикие гуси» тоже люди. Каждый из них не от хорошей жизни очутился в Зоне. Почти все деньги, что здесь зарабатывали ребята, они отправляли остро нуждающимся в них родным и близким людям. У кого-то в «большом мире» остался больной ребенок, которому необходимо постоянное и дорогое лечение, у кого-то другой родственник с подобного рода проблемой, а кто-то просто «попал» в свое время на большие деньги и сейчас пытался отработать долги.

Дискутировать с ним я не стал, как и не стал объяснять причин своей неприязни к наемникам. Но к рассвету под воздействием речей Добермана моя натренированная логика уже полностью охладила бесконтрольную ненависть ко всем подряд, кто называл себя наемником.

Доберман презентовал мне, от себя лично, глушитель к АКСУ, заверив, что этот причиндал мне сильно поможет, и притащил из бункера своего хозяина груз — тот самый кейс. Чемоданчик оказался бронированным и очень тяжелым, с электронным замком высшей степени защиты, маячком и прочими наворотами. К тому же в него была встроена система самоуничтожения, почему, собственно, военные и носили кейс на выкуп старому лису. Вскрыть его и добраться до ценного содержимого они сами не могли. Поэтому довольствовались денежной компенсацией торговца, каждый раз, когда перехватывали и убивали его курьера.

Едва небо над Зоной просветлело и на нем начали растворяться звезды, мы вышли из поселка. Утренняя дымка тумана здесь, на кордоне, была чисто символичной. Это не было то густое молоко, которое заливало охотничьи угодья Панкера. Но здесь, так же как и на пустырях, полностью отсутствовал ветер.

Я минут пятнадцать полз на брюхе, чтобы занять свою стартовую позицию, расположенную возле деревянного забора воинской части. Здесь, между двух низких, но очень густых елок, в двадцати шагах до забора, я и залег. Над «колючкой» виднелась крыша казармы, а правее отлично просматривались двухэтажные пристройки, стоящие по обе стороны баррикады из заградительных бетонных стоек и мешков с песком. Пулеметчик на втором этаже дальней пристройки находился на посту в своем обшитом металлом «скворечнике». Я сейчас был в «мертвой зоне» его обстрела, и потому меня больше волновали патрули. Лишь бы не поднять шум раньше времени, тогда все должно пойти легко, как по маслу.

Я аккуратно выглянул из колючих веток и прикинул расстояние, отделяющее меня от первого окна ближней пристройки, через которое я должен был послать гранату «Мухи» в цель. Риск, конечно, большой. Факт, что дверь в пристройке по-прежнему отсутствовала, подтвердил утренний разведчик. Но стоило кому-либо в ненужный момент встать в проеме двери, и выплеск энергии аномалии поджарит и меня самого. А если кто-то в этот момент займет огневую позицию в этом окне, тогда вообще придется на забор вылезать, чтобы пустить гранату.

Я взял в руки гранатомет и подготовил его к стрельбе, как меня учил Сашка. Мушка подскочила вверх, все готово. Ну что, перед смертью не надышишься. Я сам себя мысленно подогнал и вышел на связь с Доберманом.

— Я на позиции, стрелять готов, — прошептал я в микрофон гарнитуры выданной мне рации, торчащий из-под уха.

— Принял. Мы начинаем. Жди команды, — тут же раздался в наушнике голос Добермана.

Еще несколько бесконечно долгих секунд продлилась тишина, и единственным звуком, разлетающимся по округе, было одинокое щебетание какой-то лесной птицы.

Над блокпостом взвыла сирена, возвещая о начале нашей операции. Сразу же в пристройках засуетились военные. На миг стало страшно, но теперь уже отступать было слишком поздно. Я вжался в землю и с замиранием сердца ожидал команды.

Загромыхал пулемет, а из укреплений высыпали военные. Солдаты открыли огонь в том направлении, где сейчас за камнями и деревьями у туннеля укрылся отряд Добермана. Солдат появлялось все больше и больше, и все они, как муравьи, заполняли собой пространство. Вот еще несколько военных, сбежав по ступеням со второго этажа ближней пристройки, выскочили за бетонные стойки блокпоста и, поливая короткими очередями пространство, двинули к туннелю.

— Бизон, твой выход! Мы долго их не сдержим! Их здесь больше, чем мы рассчитывали! — в наушниках на фоне стрельбы раздался отчаянный крик наемника.

Я вцепился в «Муху», приподнялся и, пригибаясь к земле, быстро перебежал к доскам забора. Вдоль них я прокрался к тому самому окошку. Рев сирены и громыхание стрельбы не умолкали. Напротив, они раздавались с новой силой, к ним еще добавились хлопки разрывов гранат. Мне сейчас было не просто страшно — холод первобытного ужаса разлился по моему телу. Весь мой праведный гнев скромно остался лежать в засаде под теми двумя елками, а желание выместить все накопившееся зло на военных — спряталось в маленькую и темную норку где-то в подсознании.

Выступающий угол пристройки полностью скрывал меня от глаз вояк, и я осторожно глянул через решетку окна. Сейчас в пристройке никого не было, все солдаты ломанулись в низину, которая расстилалась на той стороне дороги. Как и говорил Доберман, через окно в пустом проеме двери отлично просматривалась цель. Казарма.

Я выпрямился во весь рост, осторожно просунул трубу гранатомета через решетку и стал целиться, прикидывая на глаз, куда нужно попасть, чтобы меня не задел разряд. И когда я уже был готов выстрелить, отчаянный крик, прозвучавший в наушнике, остановил меня.

— Внимание всем, кто меня слышит, прошу вашей помощи!!! — перекрывая шум стрельбы, орал Доберман. — Военные нас прессуют у туннеля, ведущего на Болота! Путь к топям отрезан аномалиями! Сталкеры, помогите, иначе нам крышка! В долгу не останемся! Помогите хоть кто-нибудь!!!

Этот отчаянный крик, умоляющий о помощи, вмиг разбудил во мне память. Я вдруг вспомнил девушку, хладнокровно убитую в Припяти военным. Вспомнил Анютку, которой я так и не смог помочь. Вспомнил Алину и нашего Доктора, растянувшихся на баррикадах аванпоста «Долга». И последний предсмертный крик Женьки, погибшего в отчаянной попытке спасти нас всех, зазвенел в моих в ушах…

«А вот вам, суки!!!» — эта фраза громыхнула внутри меня, и вновь поднялась в душе волна ярости и гнева. И последней каплей, сорвавшей мне крышу, оказались лица Руслана и Кати, залитые их собственной кровью. Что-то вдруг щелкнуло в голове, и план действий резко изменился. Все будет так, как Я решу, все будет правильно и честно. Все будет по справедливости, по МОЕЙ справедливости!

Я рывком вытащил тубус гранатомета из решетки, пригнулся и быстро просочился вдоль стены пристройки к самой дороге. Здесь, за углом здания, возле навалов мешков с песком и бетонных стоек я на миг замер. Через дорогу на втором этаже пристройки громыхал пулемет. Внутреннее пространство блокпоста пустовало, все военные спустились в низину и сейчас уверенно стягивались к туннелю. Отсюда, из-за угла пристройки, почти все пространство просматривалось как на ладони.

— Доберман, это Бизон, — я вышел на связь с наемником, — живо укройтесь в туннеле! У вас есть пять, четыре, три, две, одна…

Закончив отсчет, я нажал на спусковой рычаг шептала. Бахнул вышибной заряд, и граната устремилась к цели. Всю низину и мельтешащих там военных накрыло огромное, ослепительное белое одеяло электрического разряда. Громыхнуло так, что еще некоторое время в ушах стоял звон. Моментально смолкло многоголосое стрекотание «калашей», и даже пулеметчик, шокированный увиденным, на несколько секунд прекратил огонь.