Обещанный концерт открыл один из ремейков Киркорова, но на это никто уже не обратил внимания: пассажиры аплодировали и были в полном восторге от объявления Галкиной.

Василий схватился за голову.

Суета в салонах шла на убыль, мамаши вылавливали из-под кресел детишек, все устаканивалось, если не считать двух связанных паксов в хвосте машины.

Василий направился в салон экономкласса, Галкина, профессионально улыбаясь и цепляясь за спинки кресел, не отставала.

Дойдя до конца салона, Василий увидел спеленатых пледами Толяна, Адама и жертву белой горячки. Все трое спали.

Галкина не соврала: запястья Толяна и Адама были перемотаны скотчем.

– А это еще зачем? – проворчал второй пилот, отрывая скотч вместе с волосяным покровом и радуясь, что местная эпиляция под общим наркозом не причиняет мужикам ни физического, ни морального дискомфорта.

Скомкав скотч, второй пилот устремился назад, теперь Маргарита шла впереди, и Василий то поддерживал, то подталкивал бортпроводницу. Едва они оказались за ширмой, Василий Коротких с сомнением оглядел субтильную бортпроводницу:

– Нифигасе! Как это ты – одна двоих мужиков?

– Кло-фе-лин. Вон у той тетки – 36в, – объяснила Маргарита, свесив голову на грудь.

– А сама ты, часом, не хлебнула клофелина? – забеспокоился Василий.

Хозяйка борта уперлась лбом в перегородку – ее качали водочно-клофелиновые волны, язык пересох и не слушался, голос Василия то удалялся, то приближался.

– Слу-чай-но, – вывела Галкина, отделилась от перегородки и припала к груди второго пилота, где ее и накрыло окончательно.

До конца рейса Галкина проспала в гардеробе, причмокивая, как младенец.

Девочки-стажерки, черная и белая, Луна и Солнце, с радостью сообщили командиру экипажа, что эсбэ в отключке.

– Все, допрыгалась, стрекоза. Я на тебя рапорт подам. – Обвинительную речь Лев Ефимович произнес, по обыкновению, в присутствии экипажа.

Дежурный наряд уже увез спящих: моряка, Толяна и белогорячечного. Салон самолета покидали последние пассажиры.

– Стрекоза пела. – Опустив заспанное, помятое лицо, Галкина выскочила из опустевшего салона, сбежала по трапу и пешком отправилась в здание аэропорта.

Вьюжило.

Старшая бортпроводница (уже бывшая!) в полном одиночестве шагала мимо замерзших крылатых машин по летному полю.

– «По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал, как по судьбе. И осталась в небе светлая полоска, чистая, как память о тебе», – пела Галкина и смахивала слезы, наворачивающиеся на глаза то ли от пронизывающего северного ветра, то ли от обиды.

Рев двигателя взлетающего лайнера заглушил пение, Галкина задрала голову, посмотрела в ночное небо. Там, вне досягаемости посадочных огней и осветительных приборов, висел месяц. И был он так надменно-спокоен, так уверен в себе, что Маргарита задохнулась от ярости.

– Чтоб вас черти съели! – заорала она, адресуя сказанное Леве Звенигородскому, морячку, «синяку» и урке.

Черт бы их всех побрал, их и этот високосный новый год! Можно было голову дать на отсечение: он еще покажет себя, потому что как встретишь Новый год, так его и проведешь.

– Ритка, у тебя есть картошка? – Физиономия соседа-алкаша появилась из кухни, когда Маргарита уже надеялась, что ей удалось улизнуть незамеченной.

– За столом в углу, возьми, сколько надо.

– Да не оскудеет рука дающего.

– Что ж ты тогда все время норовишь укусить эту руку? Обмылок человеческий, прости господи…

– Соседей, Ритка, не выбирают, как родственников!

– Еще как выбирают.

По поводу своей коммуналки, в которой она оказалась после развода и раздела имущества, Галкина никаких иллюзий не питала. Эта коммуналка нашептывала по ночам подробности жизни первых жильцов – «врагов народа»: обрусевшего французского дворянина и его жены, прибалтийской немки. Маргарита даже запомнила фамилию полумифических стариков – де Бельпор.

Коммуналка выпускала из своих объятий только к праотцам. Выбраться из нее в более безопасное место можно было либо с помощью мужчины, либо с помощью престижной хорошо оплачиваемой работы, на которую попадают с помощью все того же мужчины или по счастливому стечению обстоятельств. Ни первого, ни второго, ни третьего у Галкиной не было.

Маргарита дождалась окончания новогодних каникул и, движимая храбростью отчаяния, отправилась в агентство недвижимости «Гуд-риелт».

Агентство располагалось в новом микрорайоне. Место было хлебное, и агентство Маргарита выбрала не случайно, а после того, как отследила рейтинги и спрос на недвижимость. Спрос на жилье в микрорайоне превышал предложение.

Игорь Артюшкин – директор агентства, рано начавший полнеть породистый тридцатипятилетний мужчина с привычками нового русского, стал клеить Маргариту прямо на собеседовании.

– С такими данными вам прямая дорога в модельный бизнес, – не спуская глаз с положенных одна на другую, затянутых в черные колготки ног Маргариты, заявил он.

– Демонстрировать наряды для бабушек?

– Наоборот, – не растерялся донжуан, – для внучек. И сколько вам, если это прилично спрашивать у такой женщины?

Игорь заерзал в кожаном кресле, на запястье сверкнули швейцарские часы. Маргарита встречала такие экземпляры на некоторых сановных пассажирах. Внешний вид этих часов способен был приручить самую дикую черкешенку не только в авиаотряде, но и на всем постсоветском пространстве.

Маргарита покачала ногой:

– От босса и врача возраст скрывать нельзя. Мне тридцать восемь.

– Прекрасный возраст, – заверил ее будущий босс, – женщины в этом возрасте вызывают у клиентов доверие. Я уверен, из вас получится отличный риелтор. Готовы учиться?

– Готова, – подтвердила Маргарита с некоторой обреченностью.

– Отлично, – в очередной раз обрадовался Артюшкин, – идемте, я познакомлю вас с коллективом.

Коллектив не разделил восторга шефа.

Девочки-риелторши с бульдожьими челюстями охотились не только на покупателей. С еще большим энтузиазмом они охотились на недавно разведенного Игоря Артюшкина.

Галкину встретили настороженным молчанием.

Через пару месяцев Маргарита научилась самым беззастенчивым образом уводить клиентов у новых коллег. Это оказалось нескучным делом, все было замешано на ревности – к делу, к шефу, к бабкам.

Продравшись сквозь молчаливый сговор молодых хищниц, Маргарита без особого труда отвоевала право на тело Артюшкина.

А через пять месяцев присмотрела на срочной продаже квартиру. Квартира стоила всех унижений, стычек и угроз, которыми была расцвечена карьера Галкиной в агентстве.

После ни к чему не обязывающего секса в коммуналке новообращенная риелторша излила душу Артюшкину.

– Игорь, я такую квартиру взяла в продажу… – Маргарита мечтательно закатила глаза. – Сказка, а не квартира. Сама бы купила, были бы бабки.

– Девочка моя, бабки – не проблема.

Галкина притихла в томлении: неужели Игорь даст денег? Артюшкин засмотрелся на Маргариту: разметавшиеся рыжие кудри, бирюзовые глаза, тонкие черты лица, нежная кожа, не считая того, что скрыто одеялом – неплохо, очень неплохо. Он потянулся за сигаретами, щелкнул зажигалкой, закурил и выпустил дым через нос.

Как приятно быть богом! Или вторым после бога. Сейчас он эту глупую овцу сделает счастливой почти без всякого риска для себя.

– Есть одно агентство ипотечное, там у меня концы, позвоню, договорюсь, дадут кредит.

Схема была простой и гениальной одновременно.

Игорь и его школьный друг Стасик Буйневич кредитовались у местной братвы.

Двоюродный брат Стасика – не последний бандит в группировке – составил протекцию, Стасик получил кредит из воровской казны и раскрутил на кредит два агентства: ипотечное «Атолл» и недвижимости «Гуд-риелт».

Все ипотечники проходили через ласковые руки этих двух деляг – Артюшкина и Буйневича. В одном агентстве клиенту подбирали квартиру, в другом выдавали кредит по упрощенной схеме. И там и там жертва подписывала договор на оплату услуг. На одной сделке зарабатывали дважды: агентские и банковские проценты. Схема работала без сбоев – президентская ипотечная программа набирала силу и не нуждалась в рекламе. Деньги делили на троих: Игорь, Стасик и братва – все по чесноку.