– Нет, благодарю, я вполне справлюсь сам, – исполненный презрения к бывшим колонистам, проговорил лорд Хоу.
– В таком случае начинаю. Помнится мне, вы не можете давать присягу, мистер Воронтсов.
– Совершенно верно, я не могу присягать в вашем суде. Но я могу поклясться говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
– Думаю, этого будет достаточно. Итак, мистер Воронтсов, вам слово. Каким образом вы сумели впутаться в историю со стрельбой.
Здесь я выложил уже приукрашенный рассказ. Не то чтобы лживый, просто утаивающий некоторые моменты. Получилось так, что я в компании бывшего агента ФБР Марка Мишо ехал на его машине в небольшой поселок на Лонг-Айленде. Меня пригласили друзья Мишо, потому что у них была информация об убийстве русской подданной в Нью-Йорке, произошедшем совсем недавно. Когда мы подъехали к дому – началась стрельба, и нам пришлось спасаться. Мне удалось раздобыть винтовку, после чего я зашел во фланг нападавших и открыл огонь по их машине. Нападавшие были убиты, агент Мишо был ранен в перестрелке, и поэтому я не дождался полиции, а отвез раненого в больницу. Вот и все, что я имею сообщить по данному делу.
– Я протестую относительно того, каким образом преподносится дело о гибели русской подданной в автомобильной катастрофе, – заявил барон Хоу, – князь опускается до того, что пересказывает печатающиеся в желтой прессе сплетни и досужие домыслы.
На сей раз я сдержался.
– До вашего протеста мы еще дойдем, барон, – с кислой миной заявил Фрай, – сначала разберемся с заявлением господина Воронтсова. Итак, вы не отрицаете того, что у вас была винтовка и вы сделали несколько выстрелов из нее?
– Не отрицаю.
– И в кого же вы стреляли?
– Я стрелял в машину, которая пыталась скрыться с того места, с которого дом обстреливали.
– И вы видели, кто находился в машине?
– Нет, потому что было темно. Но у меня достаточно опыта, чтобы сделать заключение о том, что это именно та машина, на которой пытались скрыться убийцы, обстрелявшие полицейских.
– Не сомневаюсь в вашем опыте. Вы стреляли на поражение?
– Да, безусловно.
– Но почему же? Как вы могли быть уверены…
– Извините, сэр… – перебил я Фрая. – В Северо-Американских Соединенных Штатах никогда не было терроризма, а у нас он был. Русский терроризм берет свое начало во второй половине девятнадцатого века, и террористическая активность не спадает и поныне. Мы сто пятьдесят лет живем в условиях непрекращающихся посягательств на нашу жизнь, собственность, само наше существование как народа. Поэтому у нас, сэр, принято стрелять на поражение в убийц, которые обстреливают тебя из винтовки пятидесятого калибра. И в любых других убийц мы тоже стреляем на поражение. Мы считаем, сэр, что-либо нужно стрелять на поражение, либо не стрелять вовсе.
Фрай предпочел не развивать эту тему – он прекрасно знал, что будет, если эту запись прослушать, к примеру, на Большом жюри. Североамериканцы – совсем не такие толерантные, какими бы их хотели видеть власти. Им не нравится, что власть ничего не может сделать с бандитами, расплодившимися в больших городах, и не может даже открыто признать, что подавляющее большинство бандитов – либо негры, либо латиноамериканцы. Им не нравится, что в стране существует огромный класс людей, живущих на велфер[2] и годами нигде не работающих. Им не нравится, что сначала в коммьюнити с нормальными белыми законопослушными людьми въезжает одна мексиканская или негритянская семья, потом другая, обернуться не успел – урны перевернуты, ночью в проулках тусуются рэперы и гремит музыка, в соседнем гараже разбирают краденые машины, а наркоманы рыскают по улицам в поисках денег на дозу. И дом, за который семья платила двадцать лет, теперь можно продать только за треть цены. Вопрос тут не в цвете кожи. Вопрос в том, что существует значительная прослойка населения, которая предпочитает паразитировать на обществе, не давая ему ничего взамен, и считает, что законы общества писаны не для него, что можно, к примеру, не знать английский и требовать везде дублирующих надписей на испанском, вместо того чтобы учить язык. И существует другая прослойка общества, которая считает, что таким вот социальным паразитам и эгоистам надо уступать, ущемляя интересы большинства ради интересов меньшинства. В Российской Империи такого не может быть по определению, все подданные равны перед Государем и несут определенный объем обязанностей. О них они должны задуматься прежде, чем о своих правах. А здесь назвать черное черным, убийцу – убийцей означает стать изгоем для общества и подвергнуться судебному преследованию. Но те, кто все же называет вещи своими именами, приобретают опасную популярность, и Фрай не хотел, чтобы в числе таких опасно популярных людей оказался русский дворянин.
– Вернемся к тому, как вы попали в этот поселок, мистер Воронтсов. Кому позвонили эти полицейские, вам или…
– Мишо, сэр.
– Да… Мишо.
– Агенту Мишо, сэр. Вернее – бывшему агенту.
Этот звонок на телефонном аппарате Мишо был, и он был отвечен. Если они будут проверять счета из телефонной компании и закажут деталировку – звонок будет.
– О чем они говорили?
– Сэр, я не могу ответить на этот вопрос, потому что не являлся участником разговора.
– После этого вы сразу выехали…
– Да, сэр. Мы сразу выехали на Лонг-Айленд.
– Откуда?
– Из Манхэттена, сэр. Мы выехали из Манхэттена.
– Хорошо… Мишо работает на вас?
– Нет, сэр.
– Вот как?
– Да, сэр. Бывший агент Мишо работает на компанию «Трианон Секьюрити», где числюсь консультантом и я. Владелица компании – Марианна Эрнандес.
– Вы утверждаете, что компания «Трианон Секьюрити» не находится под вашим контролем?
– Совершенно верно, сэр.
– Какие отношения связывают вас с Мишо?
– Дружеские. И деловые.
– И он готов подтвердить эти слова?
– Сэр, об этом вам лучше спросить у него самого.
Фрай потер подбородок. Он понимал, что просто так меня не проймешь. И под закон RICO[3] «Трианон» вряд ли подходит. Слишком опасные связи у нас наверху. Слишком серьезными делами в вопросах безопасности мы занимаемся.
– Хорошо. Как вы поняли, из чего стреляют? Вы видели стрельбу и стрелявшего?
– Нет, сэр. Но я понял, что стреляют из винтовки пятидесятого калибра, потому что сам стрелок и неоднократно стрелял из подобного оружия. Кроме того, я являюсь владельцем лицензии на стрелковое оружие третьего класса и аккредитован в BATF как импортер и экспортер оружия.
– И все-таки – как вы поняли, по кому нужно стрелять?
– Мишо продвигался впереди меня. У него было помповое ружье. Он вскрикнул, упал, потом я увидел выезжающую машину, как раз с той стороны, куда двигался Мишо. У меня была винтовка, и что я должен был делать?
– Вы слышали выстрел, которым ранили Мишо?
– Нет, сэр. Полагаю, это был пистолет с глушителем.
Фрай пожал плечами. Он пытался меня на чем-то зацепить – и не мог.
– Пистолет с глушителем и в самом деле нашли полицейские. Но он лежал довольно далеко от машины, которую вы обстреляли.
Теперь с улыбкой пожал плечами я. Если вы ждете от меня каких-то домыслов и предположений – не дождетесь, сэр.
– Что вы сделали после того, как обстреляли машину?
– Я подбежал к Мишо и помог ему подняться. На нем был бронежилет, и он остановил пулю. Потом я и Мишо подошли к машине, которую я обстрелял, – там были все мертвы, сэр. Потом мы поехали в больницу.
– Вы видели, какую машину вы обстреляли? Какой она была марки?
– «Фарго», сэр. Это была «Фарго».
Фрай повернулся к высокомерно выслушивающему нас барону.
– Автомобиль марки «Фарго», барон. Был взят напрокат в Монреале.
– Что вы этим хотите сказать?
– Совершенно ничего. За исключением того, что мы проверили, какие рейсы прибывают в аэропорт Монреаля в то время, когда была взята напрокат машина. Лондон и Эдинбург, оба – «Бритиш Эйрвейс». Стоит ли нам копать дальше?
