—   Кроме носового торпедного отсека, она была сухая, когда я ее покидал.

—   Если там ничего не трогали, я могу освободить торпедный отсек и запустить лодку за четыре часа.

—   Расписание дает вам четыре с половиной часа. Остается запас всего в полчаса.

—   Не очень много времени.

—   Сколько есть.

Кроухейвен печально покачал головой.

—   Самоубийство, вот что это такое.

—   Вы, конечно, понимаете, что, возможно, вхо­дить на субмарину придется с боем.

—   Я же сказал, я не коммандо. Потому и позвал этих убийц со стальными глазами. «Котиков».

Питт посмотрел на тех пятерых, на кого указал Кроухейвен. Элита служб безопасности флота. Невозможно не признать, что выглядят они внушитель­но. Сидят отдельно от всех, постоянно проверяют и перепроверяют оружие и снаряжение — массивные, молчаливые профессионалы, обученные и рукопаш­ному бою и готовые к нему — даже под водой. Питт снова повернулся к Кроухейвену.

—   А остальные?

—   Подводники, — гордо ответил Кроухейвен. — Немногие работали в субмарине такого размера, как «Старбак», но если кто-то и способен привести лодку обратно в Перл-Харбор, так только они. Если, конеч­но, будет работать хоть один реактор. Если придется начинать с холодными реакторами, нам ни за что не уложиться по времени.

—   Реактор работает, — уверенно заявил Питт. Он старался казаться спокойным. По правде говоря, не­возможно было сказать, на месте ли еще лодка и ра­ботает ли реактор. Жди и надейся, промелькнуло у него в голове. Больше ничего сделать нельзя, только ждать препятствий и быть готовым к этому. — Но если возникнут проблемы, к 4:30 убирайте оттуда своих людей.

—   Я не герой, — с сомнением сказал Кроухейвен.

Питт похлопал его по плечу, повернулся и пошел назад в кабину.

Адмирал Хантер в двадцатый раз за последний час взглянул на часы. Раздавил в пепельнице сигарету, которую нервно курил, встал и пересек забитый людь­ми оперативный штаб, чтобы взглянуть на огромную карту на стене. Возле нее на стуле с жесткой спинкой сидел Денвер, положив ноги на другой стул. Деланное равнодушие Денвера ни на миг не обмануло Хантера. Когда пришло сообщение о положении самолета, он мгновенно выпрямился.

—   Малыш, говорит Папаша. Прием.

—   Готовлю экипаж к высадке. Направляюсь к клетчатому вымпелу. Прием.

Питт сообщал, что они спускаются к уровню волн и готовятся к посадке в районе подводной горы.

Радист в микрофон ответил:

—   Награда ждет победителя. Прием.

—   Увидимся в круге для победителя, Папаша...

Голос в микрофоне смолк на полуслове.

Хантер схватил микрофон.

—   Давай, Малыш. Говорит Папаша. Прием.

Наступило молчание. Потом послышался чуть

измененный голос:

—   Простите за задержку, Папаша. Прошу инст­рукций. Прием.            

—   Инструкций? — медленно переспросил Хан­тер. — Вы запрашиваете инструкции?

—   Да. Прием.

Словно в трансе, Хантер опустил микрофон и от­ключил его.

—   Боже, это они, — механически выговорил он.

Денвер не пытался скрыть потрясение.

—   Это не голос Питта, — не веря себе, сказал он. — Передатчик Дельфи настроился на нашу частоту.

Хантер медленно опустился в кресло.

—   Не следовало соглашаться на этот безумный план. Теперь Кроухейвен не сможет связываться с нами с борта лодки.

—   Он может передавать кодированные сообщения через коммуникационный компьютер, — предполо­жил Денвер.

—   Разве вы забыли? — нетерпеливо сказал Хан­тер. — К первому выходу «Старбака» в море коммуни­кационные компьютеры еще не были установлены. Радио может работать только на стандартных часто­тах. Пока морская пехота не захватит передатчик Дельфи, он будет следить за всеми открытыми часто­тами. Даже если Дельфи до сих пор не знает наших точных планов, то точно узнает, как только Кроухей­вен начнет передачу.

—   И нападет на «Старбак» или разнесет его на куски, — закончил Денвер.

Тихо, так что слова были едва слышны, Хантер

сказал:

—   Да поможет им бог. — И добавил: — Только он это и может.

Питт сорвал наушники и бросил на пол.

—   Ублюдок отрезал нас! — выпалил он. — Если Дельфи догадается, что мы задумали, он точно подго­товит западню.

—   Как приятно знать, что у меня есть такой друг, — сказал Джордино с саркастической улыбкой.

—   Тебе повезло. — Питт не улыбнулся в ответ. — Вероятно, адмирал Хантер молит бога, чтобы мы пре­рвали миссию.

—   Это невозможно, — серьезно ответил Джорди­но. — Кстати, ты переоцениваешь этого желтоглазого болвана. Ставлю ящик доброй выпивки на то, что ему и в голову не пришло ждать в гости двух величайших подводных грабителей во всем Тихом океане.

—   Твои бы слова да Богу в уши.

—   Подумай сам, — высокомерно сказал Джорди­но. — Никто в здравом уме не станет добровольно сажать самолет в море среди ночи — кроме тебя, ко­нечно. Этот Дельфи, вероятно, считает наш полет разведывательным. И до начала дня ничего не запо­дозрит.

—   Мне нравится твой оптимизм.

—   Мама всегда говорила, что на словах у меня хо­рошо получается.

—   А как же наши пассажиры?

—   Никто их сюда не заманивал. Вероятно, сочи­няют себе некрологи. Зачем их разочаровывать?

—   Ладно, начинаем.

Питт постучал по шкале альтиметра. Маленькая белая стрелка почти коснулась самого нижнего деления. Он включил посадочные огни и увидел, как мчится под фюзеляжем вода: стрелка спидометра дрожала у отметки двести семьдесят узлов. Питт надел вторые наушники и некоторое время внимательно слушал.

—   Сигналы подводного маркера близки к пику громкости, — сказал он. — Лучше пролететь чуть дальше и снова проверить перед посадкой.

Джордино лениво вздохнул, расстегнул ремень, передвинулся к приборной панели и передал Питту список проверочных вопросов.

—   Читай.

Питт читал по карточке, а Джордино отвечал.

—   Опережение зажигания?

—   Двадцать процентов, в пределах нормы, — от­ветил Джордино.

—   Уровни смеси?

—   Проверены.

Питт продолжал зачитывать скучные, но обяза­тельные вопросы, а сам то и дело поглядывал на море всего в пятидесяти футах под ним. Наконец он дошел до последнего пункта на карточке.

—   Клапаны центрального крыльевого бака и пе­реключатели подачи топлива?

—   Закрыты и отключены.

—   Все, — сказал Питт, смял карточку и бросил за плечо на пол кабины. — Больше это никому не пона­добится.

Джордино склонился к приборам и показал:

—   Звезды у горизонта прямо по курсу... они блед­неют.

Питт кивнул.

—   Это туман.

Зловещее пятно вскоре наползло на черную ли­нию горизонта. Питт постепенно сбрасывал скорость, пока спидометр не показал сто двадцать узлов.

—   Волшебный миг, — тихо сказал Питт. Он на мгновение заглянул в темные глаза Джордино: его друг не улыбался, его лицо оставалось спокойным и невозмутимым.

—   Поверни закрылки на сто градусов, — сказал Питт. — Потом ступай к остальным и веди себя, как скучающий трамвайный кондуктор.

—   Буду развлекать их своими лучшими анекдота­ми. — Джордино перегнулся через кресло второго пи­лота и держал рычаг в положении «включено», пока шкала прибора не показала сто градусов. — Пока, приятель. Увидимся после посадки.

Он сжал руку Питта и вышел из кабины.

Дул боковой ветер; Питт чуть повернул С-54, что­бы компенсировать снос. Самолет снизился еще на несколько футов, и Питт отчетливо разглядел в ярком свете посадочных огней гребни волн. Он предпочел бы сажать самолет без огней, но это было невозмож­но. Еще рано, снова и снова мысленно повторял он. Еще три мили. Он за доли секунды может посадить самолет, но в тумане инерция грозит унести его далеко от цели. Скорость упала до ста пяти узлов. «Легче, малышка, еще рано». Питт сосредоточился на том, чтобы ровно держать крылья: если конец крыла заде­нет воду, самолет превратится в гигантскую карусель. Он еще больше снизился и провел самолет в проме­жуток между волнами, собираясь сесть на склон од­ной из них и использовать этот склон, чтобы смягчить удар. Когда самолет коснулся воды, пропеллеры за гондолой двигателей поднимали высокие столбы пе­ны и густой туман начал окутывать кабину.