ГЛАВА 12

Искусство и акт творения

«Две сферы, искусство и мастерство, слились воедино».

(ТБ-1)

«Все, что от него требуется, так это написать правильную историю. Потому что некоторые истории живут вечно».

(ТБ-6)

В окне «Манхэттенского ресторана для ума», книжного магазина, принадлежащего Келвину Тауэру, на черной доске, на таких в ресторанах пишут меню, посетителям предлагаются следующие «Особые блюда дня»: «Раймонд Чандлер вкрутую», «Зажаренный на сковороде Уильям Фолкнер» и «Охлажденный Стивен Кинг».

Для Стивена Кинга появление в собственном произведении не в диковинку. Его книги настолько прочно вошли в культурное сознание, что персонажи, которые живут в нашем мире, должны знать их и упоминать о них, чтобы казаться реалистичными. Когда в «Мертвой зоне» на танцах на выпускном вечере возникает пожар, персонажи книги вспоминают о «Кэрри», книге, которую упоминал Динки перед сражением в Алгул Сьенто. Флагерти, чел, который возглавлял отряд преследователей Джейка в тоннелях под Нью-Йорком, отходящих от «Дикси-Пиг», ребенком читал «Глаза дракона». Часть «чувства реальности», которое ощутил Эд Ферман, редактор «ФиСФ», в эпопее — от осознания персонажами тех фантастических миров, которые создали до них. Да, они сами живут в фантастическом мире, но знакомы с «Властелином колец», «Волшебником страны Оз», «Хрониками Нарнии» и «Уотершипским холмом».

Эдди видел фильм Стенли Кубрика «Сияние», а также читал книгу, написанную Беном Мейерсом, персонажем «Жребия». Ему не знаком писатель по фамилии Кинг, и он даже говорит, что, по его разумению, Кинг существует только в Ключевом земном мире. «Сияние» может быть одной из тех историй, вроде «Чарли Чу-Чу», которые настолько важны, что в разных реалиях их пишут разные авторы. Эдди также слышит во сне первую фразу «Стрелка», хотя она вроде бы принадлежит Томасу Вульфу. Отец Каллагэн верит, что человек, который придумал его, может существовать только в одном мире.

Кинг иногда вставляет упоминания о себе, как об авторе, в некоторые из своих книг, и косвенно, ^[334]и напрямую. ^[335]Однако он сделал еще один шаг вперед, не ограничившись упоминаниями о себе, когда, правда более молодым, появился на страницах «Песни Сюзанны» и встретился с Роландом и Эдди в Западном Мэне в 1977 году. Причем не просто появился, но и принял непосредственное участие в событиях, описываемых в романе. ^[336]

В «Слейде», предшественнике эпопеи «Темная Башня» (см. «Вступление»), попавшая в беду героиня кричит: «Ты появился в самый последний момент!» — на что Слейд отвечает: «Я всегда так делаю. Стив Кинг за этим следит». ^[337]Слейд знает, что он — вымысел, но Кинга в истории нет.

В «Синем воздушном компрессоре» автор прерывает действие, чтобы обратиться к читателям, но сам никакого участия в этом самом действии не принимает.

«Меня зовут, разумеется, Стив Кинг, и вы простите меня за вторжение в ваш разум… или я надеюсь, что простите. Я смею утверждать, что отодвигать занавес между читателем и писателем допустимо, потому что я — писатель. Раз уж это моя история, то я вроде бы могу делать с ней все, что мне заблагорассудится, но это неправильно, потому что в этом случае читатель полностью выключается из процесса, остается в стороне. Правило первое для писателей: рассказчик ничего не стоит в сравнении со слушателем. Давайте закроем эту тему, если такое возможно. Я вторгаюсь по той же причине, по какой Папа справляет большую нужду: мы оба должны это делать.» ^[338]

Персонажи истории не знают, что они — актерский состав вымышленной постановки, но Кинг напоминает читателям: все, что они читают, — выдумка. «Я придумал его (Джеральда Нейтли), когда скучал на лекции Кэрролла Ф. Террелла, преподавателя факультета английского языка и литературы университета Мэна… По правде говоря, Джеральда направляла невидимая рука — моя». Это рискованный подход, потому что читатели выдавливаются из истории. Такое же происходит, когда киношный персонаж вдруг разрушает четвертую стену и обращается непосредственно к зрителям.

В «Черном доме» Кинг и Питер Страуб «встраивают» себя в историю иным способом, превращаясь во всевидящих рассказчиков, которые предлагают читателям взглянуть на происходящее с высоты птичьего полета. Уже по ходу повествования авторы на какие-то мгновения выходят из-за занавеса, чтобы объяснить, кто они такие, называя себя «писаками». Иногда они комментируют свой же роман, в одном месте отмечают, что менять место действия во время определенных событий «плохо для повествования».

У литературного приема, появления автора в его же произведении, есть термин — метареализм, вроде бы предложенный Уильямом Г. Гэссом в 1970 г. В послесловии к «Темной Башне» Кинг пишет, что ненавидит «этот умный научный термин». Метареализм (или метафэнтези, такой термин тоже используется, пусть и реже) не в полной мере соответствует тому, что делает вымышленный Кинг в «Темной Башне». Книги, в которых используется этот литературный прием, посвящены анализу процесса повествования, в них проводится сравнение между реальностью, созданной в книге, и действительностью. «Синий компрессор воздуха» — это метареализм, комментарий к вымышленной реальности или отсутствию таковой. В эпопее «Темная Башня» Кинг исследует процесс создания конкретной истории, но не творческий процесс или художественную литературу в целом.

«Я в этой истории только по одной причине: с какого-то времени я знал (сознательно — после написания „Бессонницы“ в 1995 г., подсознательно — временно потеряв след отца Доналда Каллагэна ближе к концовке „Жребия“), что многие из моих романов так или иначе соотносятся с миром Роланда и его историей. Поскольку написал их именно я, предположение о том, что я — часть ка Роланда, показалось мне логичным. Моя идея состояла в том, чтобы использовать цикл историй о Темной Башне как некое подведение итогов, объединение максимального количества из написанных ранее произведений под крылом одной uber-истории. Опять же речь туг идет не о претенциозности (и надеюсь, цикл этот таковым не кажется), а только о способе показать, как жизнь влияет на искусство (и наоборот)… Все ведь подчинялось одной цели — дойти до Башни, вы понимаете (моей, точно так же, как и Роланда), и она, наконец, достигнута» (ТБ-7). ^[339]

Одним из самых первых примеров присутствия автора в произведении — «Дон Кихот» Сервантеса. Сервантес, которого цитирует Фимало в замке Алого Короля, ^[340]является как автором, так и рассказчиком, и, таким образом, фактически присутствует в выдумке. Он пересказывает историю Кихота, чтобы уточнить оригинальную «арабскую» историю, в которой имеют место быть неточности, вызванные ошибками переводчика. Из этого следует, что историю Кихота рассказывают три вымышленных человека и один автор, причем никому из них полностью доверять нельзя. После успеха книги Алонсо Фернандес де Авалланеда написал продолжение, не испросив разрешения автора. Разъяренный не только продолжением, но и личными нападками в его адрес в предисловии, Сервантес написал собственное продолжение, в котором Дон Кихот и Санчо Панса знают как о первой книге, так и о фальшивом продолжении. Они (и люди, с которыми они встречаются) знают о Сервантесе и о том, что рассказывалось о них в исходной книге, но считают себя реальными людьми.

В «Темной Башне» Каллагэн — первый персонаж, который обнаруживает, что его реальность — чей-то вымысел. История его жизни в «Жребии» содержит подробности, известные только ему. Роланд и Эдди гораздо меньше озабочены тем, что где-то есть писатель, который пишет историю их жизней, создает их реальность, опережая на шаг… или, бывает и так, отставая. Их заботит только одно: писатель не должен останавливаться, иначе их поход потерпит неудачу.

Патриция Во, которая много писала о метареализме, говорит, что цель этого литературного приема — поставить вопросы об отношении выдумки и действительности. ^[341]Метареалистический роман часто пародирует условности обычных романов, тем самым показывая читателю эти условности, и использует осознание читателем этих условностей для их оценки. В «Синем воздушном компрессоре» Кинг не отказывает себе в удовольствии комментировать и саму историю, и жанр. «В „ужастике“ важно, чтобы гротеск достигал статуса аномального». В «Темной Башне», когда Сюзанна спрашивает у Найджела, как добраться до двери, она понимает, что это критический вопрос. Однако Найджел, будучи роботом, не делает попытки держать ее в неведении, хотя книжный персонаж наверняка именно так бы и поступил. Он — робот, и не может поддерживать драматическое напряжение, пусть и прочитал немало книг.