Я с отвращением отбросила лист.
— Джой, он врет. — Я покачала головой. — Бабушка Энн не настраивала нас против него. Незачем было. Хватило того, что он с нами сделал! Он нас бросил, не хотел иметь с нами ничего общего, не оплатил наше образование...
Джой произнесла тихо, но безжалостно:
— Ты сказала, что он никогда не пытался меня увидеть. Это неправда.
У меня закружилась голова. Минуту казалось, что меня вот-вот стошнит. Я осторожно подбирала слова, словно переходила вброд разлившуюся реку, хватаясь за наиболее крепкие камни.
— Джой, что с тобой происходит? Откуда этот внезапный интерес к моему отцу?
Дочь вытащила из рюкзака еще один листок. Я знала, что это, еще до того, как увидела. Снимок десятилетней давности. Фотография Джой на руках у моего отца в книжном магазине Лос-Анджелеса.
— Он пишет, что сделал этот снимок на встрече с читателями, — заявила Джой.
Во рту пересохло, словно его набили соломой.
— Верно. Он пришел на одну из встреч и... — Я заставила себя дышать ровно. — Послушай, я понимаю, тебе нужен дедушка. Мне жаль тебя разочаровывать, но после твоего рождения, не считая той встречи, он связался со мной лишь раз, попросил денег. Твой дедушка не очень хороший человек.
— Ты сказала, — настаивала Джой, — что он никогда не пытался меня увидеть. Но он пытался. Следовательно, ты меня обманула.
Я сглотнула. Меня еще сильнее затошнило. Дочь почему-то решила, что воссоединение с моим отцом — ключ к ее счастью. С моим отцом, который никогда не заботился о ней и интересовался лишь моими деньгами. С человеком, который ни разу не позвонил, не прислал открытку на день рождения, не попросил новую фотографию, не узнал, как она поживает, и вообще плевать на нее хотел.
— Просто...
Я покачала головой и потянулась к рукам Джой, чинно сложенным на коленях. Я поняла, что надо было открыть ей правду, сколь угодно горькую.
— Джой, давай все обсудим. Я не смогу тебе помочь, если не пойму, что...
— Ты солгала, — перебила дочь.
— Джой... — вырвалось у меня.
— Перестань! — крикнула она.
— Что перестать?
— Повторять мое имя! Мое дурацкое имя! Можно подумать, я принесла тебе счастье![83] Можно подумать, ты когда-нибудь меня хотела!
— Что? О чем ты? — высоким испуганным голосом спросила я. — С чего ты взяла?
Разумеется, она прочла мой роман, мою злобную книгу, не предназначенную для глаз дочери. Вариант истории, в который ей не следовало верить.
— Конечно, я тебя хотела! Ты принесла мне счастье!
Я коснулась ее плеча. Джой вздрогнула и увернулась.
— Солнышко, прости, если... что я... была не права. Но, видишь ли, мой отец...
— Не очень хороший человек, — закончила Джой.
— Я хорошо с ним знакома. Знаю, каков он на самом деле. Я твоя мать и просто старалась уберечь тебя. — Мой голос дрожал. — Ничто другое меня не волновало. Только бы тебя уберечь.
Я сглотнула.
— Все дело в том, что ты прочла... мою книгу? Пойми, Джой...
— Поехали домой, — прервала меня дочь.
Она тихо сидела до самого гаража, там она вышла из машины, протопала мимо, поднялась в свою спальню и закрыла дверь. Щелкнул замок. Я стояла и ломала руки. Мне хотелось постучать, позвать Джой, сказать что-нибудь. Но что хорошего я могла сказать?
— Послушай, — обратилась я к равнодушной двери. — Если у тебя есть желание с ним встретиться... с твоим дедушкой... постараюсь его найти. Если для тебя это важно, так и сделаем.
Мне показалось, что из-под двери выплыло слово «лгунья». Но сколько я ни ждала, сколько ни стучала, Джой молчала и не открывала.
Часть III
ИЗВЕСТНЫЕ ДЕВОЧКИ
26
Я не обращала на мать внимания. Наконец она сдалась и тяжело спустилась по лестнице. Я выключила свет, легла в кровать и накрыла голову подушкой, пытаясь забыть о мире за дверью: о матери, об отце и звонящем телефоне.
Через какое-то время в дверь снова постучали.
— Уходи! — довольно злобно отреагировала я.
— Джой?
Ласковый спокойный голос, не принадлежащий ни матери, ни отцу. Бабушка Энн! Я совсем забыла, что ее пригласили на ужин.
— Можно войти?! — громко крикнула бабушка, чтобы я не притворилась, будто не слышу.
Я скатилась с кровати, включила свет, отперла дверь и устремила взгляд на бабушку. Она безмятежно на меня посмотрела.
— Ах, милая, — произнесла бабушка и протянула ко мне руки.
Я потерла глаза и отступила к кровати. Бабушка Энн села в изножье. Я вдохнула ее запах. Сладкое печенье и гель от боли в суставах.
— Тебе написал дедушка, — начала она.
— Мама мне врала, — пожаловалась я.
Бабушка Энн кивнула.
— Обо всем, — продолжала я. — О моем отце... ее отце... все ложь.
Бабушка вздохнула и уселась по-турецки.
— Родители порой ошибаются, — заметила она. — Я ошибалась, твоя мать ошибалась, и ты тоже будешь ошибаться. Но поверь, она старалась поступать тебе во благо.
«Мне во благо», — подумала я. Да мать понятия не имеет, в чем оно состоит! По мне, так она просто надеялась выставить себя в выгодном свете: хорошая мать, столп общества. А не шлюха, автор скандальной, позорной книги; тупая шлюха, которая случайно залетела, а так вообще никогда не хотела ребенка.
— После ухода Брюса твоей маме пришлось нелегко, — сообщила бабушка Энн. — Полагаю, она просто хотела оградить тебя от деда. Считала, что без него тебе будет лучше.
— Это не ее дело! Мне тринадцать лет, мне предстоит бат-мицва, я сама решу...
— Джой, она старалась, как могла.
— Что ж, у нее получилось плохо! — крикнула я, чтобы мама услышала.
Мое лицо горело; казалось, голова вот-вот взорвется.
— Она заставила отца надолго уехать. Лишила меня деда.
— Я ее не виню, — довольно холодно отозвалась бабушка Энн.
Ее тон меня удивил. Я думала, она придет в ужас, когда я зарыдаю, и постарается меня утешить.
— Твой дед разбил ей сердце, — вместо этого заявила она.
Я вытерла лицо.
— О чем ты?
— О том, что с самого рождения и лет до двенадцати твоя мама была его любимицей.
Я села прямо и заморгала. У родителей не должно быть любимчиков. По крайней мере, упоминать об этом не принято.
— И что случилось?
— Он ценил ее за ум и проницательность. Но потом увидел, что у нее возникли те же проблемы, что когда-то у него...
— Какие?
Кровать зашаталась — бабушка устроилась поудобнее и отдернула отвороты широких хлопковых брюк. Она явно что-то обдумывала.
— С внешностью. С тем, чтобы соответствовать обстановке, заводить друзей. Учеба давалась твоей маме намного проще. Мне кажется... — Бабушка умолкла и опять сменила позу. — Мне кажется, его замучили воспоминания. Неприятные.
Я вздрогнула. Родители не должны говорить о любимчиках. И уж тем более признаваться, что стесняются своих детей, что дети напоминают им о собственной несчастной юности.
— А потом он уехал, — добавила бабушка. — Нам всем пришлось хлебнуть лиха.
— Но мать соврала, что он никогда не пытался со мной увидеться...
— Насколько мне известно, это правда, — возразила бабушка. — Он пришел на ту встречу с читателями, а потом попросил денег. Его не было в родильном доме. Не было на свадьбе. Он всего лишь попытался урвать кусок.
Я снова потерла глаза. Заводить любимчиков — плохо. Стыдиться своих детей — еще хуже. Но много лет молчать, а потом требовать денег? Кошмар. Если, конечно, так все и было. Как увязать подобное поведение со снимком деда, где он держит меня на руках? С голосом на кассете, который обещал дочерям пропустить часть про ведьму и приготовить гренки на завтрак? Кому мне верить? Что истина, а что нет?
— Он был...
— ...не очень хорошим человеком, — устало закончила я.
— О нет, намного хуже, — поправила бабушка Энн.
Я хлюпнула носом.
— Хуже?
