– Даже если мой сценарий лучше, чем у известного сценариста? – уже побледнел Попов.

– Дорогой мой, это бред. Известный сценарист априори напишет лучше вас… На то он и известный сценарист.

– Но если я со всей душой, ночами не спал… – дрожащим голосом, упрямо возразил начинающий гений. – Я писал и плакал!

– Ну и что. Хоть обрыдайтесь. Ваши слезы на качество продукта никак не повлияют.

– Это несправедливо, Денис Владимирович! – крикнул кто-то из зала. – Такую ерунду снимают…

– Так не будем увеличивать количество этой ерунды! – торжественно произнес Африкан. – Теперь по сути, о самом вашем сценарии, Юрий. Он пустой. Много пышных фраз, патриотических воплей… Характеры героев ходульные, плакатные. Это неживые люди! Сюжет провисает. Экспозиция непомерно затянута. Я вас уверяю – зрители и полчаса не высидят перед экраном.

– Откуда вы знаете?

– Откуда? Оттуда. Я этим уже много лет занимаюсь, – оскалил зубы Африкан.

– Но вы специалист по мелодраме… А я написал сценарий исторического фильма! – и не думал уступать Попов.

– А какая разница – боевик, мелодрама, комедия, историческое полотно… Главное – фильм должен быть интересным! Закон один – нет жанров, кроме скучного! Графоманов и так хватает… – Африкан обвел взглядом зал. Часть семинаристов была на стороне Африкана, часть – в основном те, кто на уровне Попова, – возмущенно переглядывалась.

Они хотели сладкой лжи? Не дождутся…

Попов вдруг опять покраснел. Задышал громко. Потом схватил свою сумку и выбежал из аудитории.

Слушатели зашумели:

– Зря вы так, Денис Владимирович…

– Прямо в глаза графоманом назвали!

– Ладно, забыли, – нетерпеливо произнес Африкан. – Кто следующий? Полоскова? Все читали Полоскову?..

Обсуждение пошло своим чередом. Но до конца занятия Африкан все еще ловил негодующие взгляды. В основном, конечно, негодовал женский пол. Жалостливые они, женщины…

И наиболее жалостливые – это те, которые самые страшненькие. Красоты нет, так добротой решили мир взять… Лицемерки. Красивые – те честнее. О себе больше думают.

Африкан видел женщин насквозь. «Эх, было бы куда лучше, если бы у баб мозгов вообще не имелось», – подумал он, глядя на Филонову – молодую, очень эффектную девицу. Она нравилась Африкану, но он прекрасно понимал, что стерва Филонова обдерет его как липку, если он вздумает завязать с ней отношения. И мало того что обдерет, так еще и унизит, в ногах ползать заставит, душу выпотрошит… У Африкана было звериное чутье – он знал, какая женщина чего хочет от мужчины. И тех, что вроде Филоновой, сторонился.

Филонова, заметив взгляд Африкана, безмятежно улыбнулась. Потянулась слегка, выгнув грудь, зачирикала что-то там карандашиком в блокнотике…

В час семинар закончился, слушатели разошлись.

Африкан, распаленный мыслями о Филоновой, наглядевшись на других девиц в аудитории – уже в летнем неглиже, вышел на улицу, достал сотовый.

– Алло, – нервно отозвалась Зина.

– Алло, Зина? Зина, я сейчас приеду.

– Вот еще!

Кажется, Зина была слегка под градусом. Она любила немножко выпить красного винца, без повода. Типичная женщина! От вина Зина становилась истеричной. Уж лучше бы на водку перешла…

– Что это значит, Зин? – жестко произнес Африкан. – Я сейчас приеду, и все тут. Мы договаривались. Еще два свидания мне полагаются, за апрель. Завтра, между прочим, первое мая уже!

– Самец! – с ненавистью произнесла Зина. – Африкан, ты не человек, ты животное. Ты приезжай, да… Но не для того. Мне надо с тобой поговорить. О-очень серьезно поговорить!

Африкан нажал на кнопку отбоя. Оглядел улицу, оценивая дорожную ситуацию. Вроде пробок нет. И махнул рукой, ловя частника:

– Друг, довези до Волочаевской… Двести рублей.

– Четырэста.

– Двести пятьдесят.

– Трыста.

– Двести пятьдесят, – Африкан был непреклонен.

– Садысь… – смирившись, уныло произнес бомбила.

Через полчаса Африкан был уже у Зины.

– Привет, – сухо произнесла она, дыша вином. – Мне некогда, как видишь…

Зина, в домашнем бархатном облегающем костюме вишневого цвета, с тщательно уложенными белоснежными локонами, с перламутровым блеском на губах, якобы прибиралась в квартире – держала в руке специальную мохнатую щетку, помахивая ей время от времени… Ага, решила убраться… Причесалась, наштукатурилась, напялила на себя свой парадный домашний костюм и давай пыль сметать… Кто в нее поверит, в эту пыль! Кого Зина провести хочет? Его, Африкана?.. Он всю эту драматургию наизусть знает. Напилась, спектакль решила разыграть.

– Мне тоже некогда, – спокойно произнес Африкан. Бросил на стол планшет с бумагами. – Давай раздевайся. Десять минут. Потом уйду, и делай что хочешь…

– Скотина. Какая же ты скотина, – с ненавистью бросила Зина.

– Чем же это я скотина? Что я не так сделал? – невозмутимо ответил Африкан. – Я не даю тебе денег? Я бью тебя? Я делаю тебе больно? Я обманываю тебя? Я являюсь к тебе пьяным и крушу тут все подряд? Я извожу тебя ревностью? Я мешаю тебе жить?

– Ты не человек, – Зина с отчаянием отбросила щетку. Села на диван. – Послушай, Африкан… Мне плохо.

– И что теперь? Что ты хочешь?

– Я хочу семьи. Любви. Детей.

– Хоти. Я-то тут при чем?

– Ладно. Давай откровенно. Ты ведь ко мне столько лет ходишь… Я могу на что-то надеяться?

– На что? – хладнокровно спросил Африкан.

– Вот зачем, зачем ты так себя ведешь? Ты же все прекрасно понимаешь! – закричала Зина. – Ты ко мне как к содержанке относишься!

– А кто ты есть? – пожал плечами Африкан. – Ты и есть содержанка. И в этом нет ничего плохого. Я тебя уважаю. И ты знаешь, что я тебя уважаю.

Зина вздохнула.

– Африкан, Африкан, а ведь у меня сегодня день рождения. Мне тридцать лет. Тридцать лет, боже мой… – Она вытащила сигарету из пачки. Африкан щелкнул зажигалкой.

– Я тебя поздравляю.

– Ты бы хоть цветы принес!

– Зачем?

Зина едва не закашлялась. Покачала головой, глядя на гостя со скорбью:

– Я женщина. Я хочу любви.

– Я мужчина. Я хочу заниматься любовью. И мы с самого начала договаривались, что наши отношения – чисто деловые.

– Вот ты весь в этом, в этих словах своих дурацких… Я не могу так больше!

– Ты хочешь, чтобы я на тебе женился?

Зина затушила сигарету в пепельнице. Подобрала ноги, устроившись на диване удобней. Опустив глаза, уронила тихо:

– Да…

– И что от этого изменится? Все будет точно так же, – мрачно произнес Африкан.

– Нет, не так же. Я стану не содержанкой, а женой, – живо возразила Зина. Вытянула вперед ногу, поболтала ею в воздухе.

– А смысл?

Зина сделала паузу, а потом произнесла раздельно:

– Любовь.

– Любовь?! С каких это пор брак приравнивается к любви? Я что, нежней с тобой стану, если мне штамп в паспорте поставят? Уси-пуси всякие… Зинаида, я останусь прежним, я буду говорить тебе те же самые слова, что и сейчас… – засмеялся Африкан. – И потом, ты хорошо придумала… Заграбастаешь мои деньги, мою квартиру, меня – с потрохами, и все это под эгидой великого чувства – любофф!

– Я о тебе буду заботиться!

– Как? С ложки меня кормить? Я сам ложку в руках держать могу! Мне не надо рубашки гладить, я в офис каждый день не хожу! – Африкан уже потихоньку начал выходить из себя. – Короче, Зина, все остается по-прежнему, или мы прекращаем отношения. Давай раздевайся…

– Катись к черту, Африкан, – с ненавистью произнесла любовница.

В первый раз за сегодня она говорила искренне, без манерничанья и ужимок.

– Хорошо, – кивнул сценарист. – Мы расстаемся. Те неиспользованные два свидания остаются на твоей совести, я денег назад требовать не буду.

– Мерси. Ты очень, очень благородный человек. Буду считать, что это твой подарок мне на день рождения. Спасибо!

– На здоровье, – Африкан направился к выходу, но у двери не выдержал, обернулся: – Глупая ты женщина, Зина. Как ты жить-то дальше будешь? На работу пойдешь? Да ты же сроду не работала, ты раньше часа дня встать не можешь! По три часа с подружками треплешься! Замуж? Допустим, найдешь ты мужа… И что, лучше будет, чем со мной сейчас? Начнет он тебя за волосы таскать да эсэмэски в телефоне проверять… Он с тебя борщ каждый день требовать станет! А через пару лет супружеский долг забудет как исполнять!