Да только, похоже, что в этот раз с Готтой согласны все. И старейшины принялись обсуждать пути поиска антивируса. Дискуссия становилась все жарче и жарче, Красинда еле успевала рисовать в своем блокноте все, что предстояло потом расшифровывать. Но даже в этом плотном ритме она заметила – один из старейшин, Марвей, не проронил ни слова. Как только Красинда об этом подумала, он заговорил. Все головы повернулись к нему.

– Друзья, я не разделяю вашей уверенности в том что это именно вирус. До сих пор не было ни одного случая вирусной болезни, которая вызывала бы злость, жестокость и агрессию, и обостряла бы худшие черты характера... Масштабы беды таковы, что нельзя терять                

время на проверку версий, которые могут оказаться ошибочными. Мне кажется, нам не обойтись без Фьючерона.

Марвей умолк. В звенящей тишине карандаш Красинды застыл над блокнотом. Ничего не понимая, она чувствовала – происходит что-то важное и ... страшное. Клаус опустил веки. Ума, наоборот, не отрываясь, смотрела на своего директора. В отличие от Красинды, она знала, о чем говорит Марвей.

Во все времена, в любой стране людям хочется узнать: а что там – в будущем? Что впереди? И тысячи гадалок по всему миру раскидывают карты. И цистерны кофе выпиты ради оставшейся гущи, которая «предскажет судьбу». И армия ясновидящих вещает доверчивым и любопытным, какие радости и горести их ожидают. Только все это – сказки, обман и спектакль. Будущее меняется и лепится ежесекундно. Каждым человеком и всеми шестью миллиардами вместе. Но есть на земле одна сила, одно место, где оченьстарый и оченьсильный хрангел может почувствовать, «как может быть». Называется это место – Фьючерон. Над Фьючероном сходятся силы Земли и силы Космоса, и Великий Разум нашептывает Достойному, что должно случиться при условии, что этому ничто не помешает, изменив сложенную мозаику.

Плата за такое знание, за услышанный голос–вся сила, вся энергия хрангела, и тот, кто идет слушать, знает: никогда уже ему не присутствовать на советах. Единственное, на что хватит последних минут его жизни – рассказать об услышанном...

Значит, Марвей предлагает пожертвовать кем-то из старейшин, чтобы остановить Зло.

Напряженную тишину прервал Огманд.

– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь, Марвей, и у нас еще есть время?

Марвей выразительно покачал головой: нет, не кажется.

Генимыслей решил, что теперь самое время вмешаться.

– Как старейшина я согласен с Марвеем – медлить нельзя. Как глава Совета я должен разрешить обратиться к Фьючерону, но все вы                

мне бесконечно дороги, и я не могу представить, что надо кем-то пожертвовать... Its impossible... Но это необходимо, и раз другого пути нет, на Фьючерон пойду я.

Как только он произнес последние слова, старейшины заговорили все разом. Из этого гула голосов было ясно – никто не согласен отпускать на Фьючерон Генимыслея, каждый предлагает себя. Красинда совсем растерялась: что же теперь рисовать? Ей и без того было нелегко, а тут еще такое!

– Стоп! – властно сказал Генимыслей. – Давайте не обсуждать окончательное и, по-моему, правильное решение.

– Это – по-твоему, – возразил Сенсор, наверное, единственный, кто смел возражать Генимыслею. – Мой возраст дает мне право с тобой не соглашаться. Ты, конечно, глава Совета, но меня, старика, тебе придется выслушать. Я думаю, что самое правильное сейчас – жребий.

Все поддержали его. Генимыслей молча обвел взглядом Совет. Их не переубедить, это ясно.

– Хорошо, жребий так жребий.

– Готта не участвует, – подал голос Огманд.

– Почему это, интересно? – взвилась Готта.

– Огманд прав, – сказал Клаус Фрост, – ты, Готта, самая молодая из старейшин, у тебя может не хватить силы, а рисковать дважды мы не можем.

Готта еле сдерживала ярость, но понимала, что оба правы – она может не расслышать. Генимыслей смотрел на своих друзей и молился, чтобы жребий пал на него.

– Перерыв. После перерыва тянем жребий, – сказал он устало.

***

Получасовой перерыв пролетел очень быстро. В зале царила тишина – каждый внутренне готовился к предстоящему, понимая, что тот, на кого падет жребий, отдаст свою жизнь. Каждый надеялся, что это будет он – ведь обречь товарища на неминуемую гибель тяжелее,                

чем уйти самому...

В голове Умы, автоматически выполняющей свои обязанности, крутилась одна-единственная мысль: «Только бы не Клаус. Пусть это будет не Клаус!». Ума корила себя за это, думать так – плохо, это эгоизм, трусость и малодушие, но стоило ей только представить, что они могут остаться без своего директора, самого доброго и справедливого, как ледяная тоска и боль сжимали сердце. «Не раскисать!» – приказала себе Ума и в эту секунду услышала писк своего телефона. «Я у двери. Мне срочно нужно Вас увидеть. Аруна» – высветилось на экранчике.

То, что она решилась потревожить Уму в такой момент, не предвещало ничего хорошего. До конца перерыва оставалось всего семь минут, и Ума пулей бросилась к главной двери зала, шепнув по пути Красинде, чтобы та закрыла распахнутые для проветривания окна.

Аруна стояла у двери, бледная и взволнованная. Ее крылышки нервно подрагивали, и вообще, похоже, она только что перестала всхлипывать.

– Что случилось?!

– Госпожа Ума, срочное сообщение, – дрожащим голосом сказала Аруна, – в двенадцати городах разных стран произошли несчастные случаи, погибли люди. Похоже, все события произошли по вине детей...

Ума помчалась обратно в зал, на ходу бегло просматривая переданные ей записи.

...пожар в классе... дверь заблокирована... пятнадцать погибших... в парке аттракционов повреждена тормозная колодка... камера слежения зафиксировала... ядовитые испарения в метро... на станции вышли двое подростков ... 32 человека в реанимации...

От прочитанного перехватывало дыхание. Влетев в зал за тридцать секунд до начала заседания, Ума, игнорируя удивленный взгляд                

Клауса Фроста, передала записи Генимыслею.

– Уважаемые старейшины! Дорогие друзья!. Поступившая информация убеждает, что выбора у нас нет – Фьючерон неизбежен.

Генимыслей вкратце изложил суть дела.

– Ну что ж, позвольте начать мне, как предложившему обратиться к Фьючерону, – сказал Марвей.

Он пододвинул к себе шкатулку со свернутыми в трубочку листками. Только на одном из них было написано: «Фьючерон». Марвей решительно достал листок. Пусто.

Вслед за ним старейшины по очереди стали тянуть жребий. Красинда, кажется, даже дышать забыла...

– Нет никого справедливее судьбы, – раздался надтреснутый голос Сенсора, державшего в руке листок с надписью.

Старейшины встали все разом и склонили головы в знак уважения к хрангелу, который станет облаком, далеким эхом, тихим шелестом листвы.

– Никаких трагедий, – твердо сказал Сенсор, – мне, друзья, уже давно пора...

– Совет окончен. Завтра встречаемся у Фьючерона, – подвел черту Генимыслей и стремительно покинул зал.

Расставались с тяжелым сердцем. Только Сенсор был спокоен и сосредоточен, он знал: случается то, чему суждено случиться...                

Голос Фьючерона

Глухая, тягучая предрассветная мгла скрывала очертания Фьючерона. Взобраться на него не мог никто – такими острыми и неприступными были его каменные шипы. И лишь метрах в двадцати от земли – пологая площадка, где места хватило бы только одному.

Собравшиеся у подножия скалы старейшины слушали голоса ветров, которые над Фьючероном дули во всех направлениях.

Ветры переговаривались, шептались и пели о том, что видели во вселенной. Мешанина из звона, гула, свиста...

И в этой какофонии хрангел должен был расслышать голос– смутный шепот, открывающий то, ради чего приходят сюда готовые умереть. Космический Разум, вибрация Земли, пульсация Солнца вплетается в этот голос, и чем сильнее хрангел, тем больше он услышит на площадке Фьючерона. Сенсор в себе не сомневался... Он обнялся с каждым из старейшин, а Готту ласково поцеловал в лоб. Для него она все равно была девчонкой.