Пораженный этим умозаключением, Давид остался сидеть с открытым ртом, потом откинулся на спинку стула. Конечно! Если бедная женщина не сама в себя выстрелила, это должен был сделать кто-то другой.

Феликс? — с трудом произнес он.

Не дожидаясь ответа, впрочем очевидного, Давид плеснул в свой стакан воды и стал пить маленькими глотками. В памяти всплывали обрывки разговоров и признаний. Несколько дней назад Жо сказала, что «Эсперандье — нехорошие люди». А еще раньше, задолго до этого, однажды вечером она воскликнула: «Мы все врали, мы все прокляты!»

Жо, ее убил Феликс? — настойчиво повторил он.

Она взяла в руки оружие. Опасаясь за жизнь детей, он последовал за ней на чердак.

Голос Жозефины был едва слышен, и Давиду пришлось снова склониться над ней.

У Маргариты периодически случались припадки, иногда сильные, иногда — послабее. На какое-то время она приходила в себя, потом все начиналось сначала. Но мы никогда не жили спокойно. С ней никогда и ни в чем нельзя было быть уверенным. К счастью, большую часть времени мальчики проводили в пансионах, но ведь она могла наброситься на кого угодно... Врачи предложили поместить ее в лечебницу. Но Феликс, увы, не смог на это решиться. Он был убежден, что там Маргарита умрет. Несмотря ни на что они страстно любили друг друга и не могли расстаться. Проклятая парочка! Иначе и не скажешь.

На противоположном конце стола между Полем и Луи вспыхнула ссора, и Жилю пришлось вмешаться. Когда мир был восстановлен и все вернулись к прерванной беседе, Жозефина попробовала ягнятину. Давид, чей аппетит давно пропал, смотрел, как она отрезает кусочки мяса и кладет их в рот.

А что случилось там, на чердаке? — злясь на себя за собственное любопытство, спросил он.

Жозефина накрыла свою тарелку крышкой и отодвинула ее в сторону.

Маргарита побежала вверх по лестнице, Феликс — за ней. Он старался ее успокоить, но она кричала и размахивала револьвером. Антуан наблюдал за всем этим со стороны. Он не хотел вмешиваться, но все-таки пошел следом за ними. Я с колотящимся сердцем осталась внизу, у лестницы. Мне часто снились вещие сны, но я была уверена, что это — всего лишь кошмары, навеянные тяжелой обстановкой в доме. Однако теперь сомнений не оставалось — должно было случиться что-то ужасное.

Почему ты не ешь? — спросил у Давида Альбан.

Я... ем, — пробормотал тот в ответ, пытаясь улыбнуться.

Он взял вилку и крутил ее в пальцах до тех пор, пока Альбан не повернулся к Жилю. Похоже, никто из собравшихся не обратил внимания на странный факт: обычно молчаливая за столом, сегодня Жозефина говорит без умолку.

—Хотя бы притворись, что ешь, — шепнула она Давиду. — Кстати, мясо очень вкусное.

Давид без удовольствия отправил в рот кусочек трюфеля. Маргарита и Феликс, которых он знал ребенком, предстали перед ним в ином свете. Он вспомнил, как завидовал Альбану, потому что у того такая дружная семья.

Что было потом? — не разжимая губ, спросил Давид.

Потом Маргарита решила покончить с собой. А может, перебить всех в доме, кто знает? Если верить газетам, бывают истории и пострашнее. Например, писали об отце семейства, который убил жену и детей, а потом пустил себе пулю в лоб.

Механическими движениями она стала катать крошки по столу. Давиду хотелось заткнуть уши и больше ничего не слышать, но любопытство победило.

Чем же все закончилось?

Раздался первый выстрел. Он до сих пор звенит у меня в ушах, поверь. От него содрогнулись стены дома. Антуан со всей доступной ему скоростью побежал вверх по лестнице, но тут револьвер пальнул снова. На этот раз Феликс стрелял в Маргариту. Он застрелил ее в упор. А потом упал на колени и завыл, как волк.

Сдерживаемые рыдания мешали Жозефине говорить. Она схватила бокал с вином, к которому не притрагивалась после предупреждения Давида, и залпом выпила содержимое.

Антуан вовремя забрал у него револьвер, ведь Феликс мог застрелиться. Растерянные, они стояли рядом, отец и сын. На полу в луже крови лежала Маргарита. Пуля разнесла ей лицо. В конце концов, Антуан взял дело в свои руки.

Антуан, замечательный дедушка... Всеми уважаемый, порядочный человек. О таких говорят: «Он попадет живым в рай...»

Не знаю, о чем вы говорите, но это интригует! — обратилась к ним Софи.

Похоже, она слишком много выпила и теперь все время улыбалась. Впрочем, Софи тут же потеряла к ним интерес и набросилась на Альбана с вопросами о завтрашней встрече Нового года. Гости отдали должное мясу, поэтому решено было подавать морепродукты. Давид подтолкнул Жо локтем.

Каково это — скрывать убийство, пусть и совершенное в порыве чувств? — шепотом спросил он.

Феликс пришел в ужас, осознав, что сыновья узнают о том, что их отец — преступник. Что их мать — буйнопомешанная, а отец — убийца! Как жить с таким прошлым? Правда, Маргарита хотела покончить с собой, и можно было представить ее смерть в виде несчастного случая. Первая пуля застряла в потолочной балке, и Антуан ее вынул. Потом он самостоятельно разыграл всю сцену, чтобы понять, куда должен был упасть револьвер. Кто удивится, узнав, что сумасшедшая наложила на себя руки? Маргариту осматривала целая когорта врачей, и она была официально признана душевнобольной. Пока Антуан действовал, Феликс ломал руки и лил слезы, порываясь обнять жену. Естественно, Антуан ему помешал. Он приказал сыну как можно скорее вернуться на фабрику. Они оба думали только о мальчиках, о том, как их защитить. А я так и осталась стоять у подножия лестницы. Я с такой силой вцепилась в перила, что думала, меня уже не оторвать от них. Феликс прошел мимо, не взглянув на меня. Он был похож на зомби, и я за него испугалась. Это был последний раз, когда я видела его живым. И если бы я только знала...

Теперь Жозефине пришлось замолчать — эмоции захлестнули ее. Давид уставился в тарелку с остывшей ягнятиной.

—Мсье не понравилось? — вежливо осведомился официант.

Давид в знак извинения пробормотал что-то нечленораздельное и знаком попросил налить ему вина. От неожиданных признаний Жо на душе у него стало тошно. Детские годы внезапно с удивительной ясностью пронеслись перед его мысленным взором. Вот Феликс, очень серьезный директор фарфоровой фабрики Эсперандье... Маргарита, прекрасная, нереальная, подобно тени бродит по комнатам виллы... Альбан с братьями, все трое — жизнерадостные подростки, со смехом носятся по лестницам и коридорам «Парохода»...

Он посмотрел на сидевшую молча Жозефину. Украдкой взяв ее руку, Давид пожал ее. Чувствует ли она облегчение, разделив наконец, с ним свое бремя? Тень от забавной шляпки, которую она не снимала целый день, упала ей на лицо, и Давид не видел его выражения.

—Я бы мог избавить вас от обязанности есть торт, но у нас же свадьба!

Внесли яблочный пирог, украшенный фигурками жениха и невесты — еще одно фирменное блюдо. Метрдотель поставил пирог перед Валентиной и вручил ей нож и лопатку.

За влюбленных голубков! — разнесся над столом зычный голос Жиля.

Давид спросил себя, случалось ли ему попадать в такую переделку. Он догадывался, что Жо возьмет с него слово молчать и он никому и никогда не сможет рассказать о том, что узнал. Да и как рассказать такое лучшему другу? Альбан как раз обходил вокруг стола, собственноручно угощая гостей пирогом.

Спасибо, что ты сегодня с нами, — сказал он Давиду. — Друг, свидетель и вдобавок прекрасный кавалер для нашей Жо, которая весь вечер трещит как сорока!

Он поцеловал бабушку и вернулся к Валентине.

Ты ведь не подложишь ему свинью? — шепотом поинтересовалась Жозефина.

Я знал, ты заставишь меня пообещать, что я буду хранить молчание. Ты за весь вечер так ничего и не съела, придется наверстывать пирогом.

Знал бы Альбан, какого грубияна он пристроил мне в кавалеры! — нашлась Жо с ответом.

Краски вернулись на ее лицо, и она даже пыталась улыбаться. Зал ресторана понемногу пустел. В это время года в такие места, как отель «Ferme Saint-Simeon», предлагавшие гостям изысканную кухню класса люкс, с удовольствием наведывались многочисленные гурманы-англичане, но они уже отправились спать.