Положение с самолетами было в 1939 году не настолько неравноправным, как с танками, но тоже схожим. Япония имела в авиации сухопутных войск 91 эскадрилью (около 1 тысячи самолетов). У нас же имелось 3 воздушных армии, 38 бригад и 115 полков. Только в 1938 году авиапромышленность дала Красной Армии пять с половиной тысяч самолетов.

К лету 39-го года одноместные японские истребители типов «95» и «96» достигали скорости 380 километров в час. Наш «испанец» «И-15» к 39-му году считался устаревшим при скорости в 368 километров в час — далеко не самые удачные бипланы «И-153» летали на скоростях свыше 400 километров в час.

Впрочем, как показали первые халхин-гольские бои, «И-153» были эффективны лишь во взаимодействии с более новыми истребителями «И-16» с их скоростью в 455 километров в час и более.

Что ж, на Халхин-Голе хватало и «И-16»…

И все-таки Япония упорно не хотела видеть очевидного… Генерал Араки заявлял: «Япония не желает допустить существование такой двусмысленной территории, какой является Монголия, непосредственно граничащая со сферами влияния Японии — Маньчжурией и Китаем. Монголия должна быть во всяком случае территорией, принадлежащей нам».

И особо не скрывалось, что принадлежащая Японии Монголия — плацдарм для вторжения в СССР.

27 мая 1939 года, за день до начала активных и масштабных действий в районе Халхин-Гола, военно-морской атташе Италии в Японии Г. Джорджис направил доклад министру военно-морского флота Бенито Муссолини.

Нет, морской министр Италии не был однофамильцем и тезкой дуче — просто дуче занимал «по совместительству» и этот пост, совмещая его с постом премьер-министра.

Так вот, в этом докладе сообщалось:

«Если для Японии открытым врагом является правительство Чан Кайши, то врагом № 1, врагом, с которым никогда не сможет быть ни перемирия, ни компромиссов, является для нее Россия…

Япония знает, что за спиной Чан Кайши — длинная красная рука. Победа над Чан Кайши не имела бы никакого значения, если бы Япония оказалась не в состоянии преградить путь России, отбросить ее назад, очистить раз и навсегда Дальний Восток от большевистского влияния.

Коммунистическая идеология, естественно, объявлена в Японии вне закона… Маньчжоу-Го было организовано как исходная база для нападения на Россию. Недавно принятая грандиозная программа расширения вооружений имеет явной целью в том, что касается армии, привести ее в такое состояние, чтобы она могла вести войну на два фронта, т. е. в Китае и против России».

Как показали уже ближайшие события, Джорджис в своих оценках очень ошибался. И перемирие с Россией Японии вскоре пришлось заключать, и даже пойти на такой компромисс, как собственный Пакт с Россией 1941 года о нейтралитете.

Однако оценки итальянца точно выявляли ведущую тенденцию, и если они разошлись с действительностью, то прежде всего потому, что очень уж эта тенденция шла вразрез с реальностью.

И хотя в Японии это признавал мало кто, линия на вражду с СССР противоречила верно понятым национальным интересам Японии.

ФОРМАЛЬНО претензии к Монголии по разграничению границы в районе реки Халхин-Гол предъявляло Маньчжоу-Го, не признавая прав монголов на восточный берег реки. Именно за этим берегом находилась вошедшая в историю застава Номон-Кан-Бурд-Обо…

Еще с 1938 года на территорию МНР из-под Читы была переброшена советская 36-я стрелковая дивизия в составе трех стрелковых и одного артиллерийского полка. Леса для обустройства жилья не было, и на окраине Улан-Батора появился военный «копай-городок».

Пришла зима, за ней весенние дожди, а там — и весенняя жара.

28 мая японские силы в количестве 1500 штыков, 1000 сабель, до 75 ручных и станковых пулеметов, 12 орудий, 6—8 бронемашин и 40 самолетов атаковали 15-й монгольский кавалерийский полк и немногочисленные наши сторожевые заставы на восточном берегу реки, вскоре ставшей знаменитой.

И развернулись трехмесячные «монгольские» бои, начало которым положил двухдневный бой с наступающими японцами 149-го мотострелкового полка майора Ивана Михайловича Ремезова.

Полк перебросили к реке на автомашинах, и он «с колес» сразу пошел в атаку…

Тактический успех был достигнут, а вот стратегический… Над командирами типа Ремезова стояли такие командиры, что о стратегическом успехе говорить было сложно…

Высшее командование на театре военных действий осуществлял в виде «общего вмешательства в дела подчиненных» командарм Григорий Штерн, находившийся от места боев более чем далеко.

Командир дислоцированного в Монголии 57-го особого корпуса комдив Фекленко тоже не рвался на передовые позиции, устроившись в Тамцак-Булаке за 120 километров от фронта. И 2 июня нарком обороны Ворошилов направил в Монголию — разобраться на месте —динамичного заместителя командующего войсками Белорусского военного округа комдива Георгия Жукова.

5 июня Жуков был в Тамцак-Булаке.

— Не далеко ли от войск забрались? — поинтересовался он у командира особого корпуса.

— Да, сидим далековато. — согласился Фекленко. — Но район событий не подготовлен в оперативном отношении.

— И что будем делать?

— Думаю послать за лесоматериалами…

— А может, съездим на передовую? — предложил Жуков комдиву.

— Сижу на проводе, в любой момент может вызвать Москва… Пусть вот комиссар съездит.

И Жуков отправился в путь в компании комиссара корпуса — полкового (и толкового) комиссара Никишева. Через день они возвратились, и вскоре по приказу Ворошилова Фекленко был заменен Жуковым.

Ожесточение боев и их масштаб возрастали, японцы разворачивали в зоне боев 6-ю армию генерала Огису Риппо. Расчет был на то, чтобы к осени с русскими (или если желается, с «монголами») покончить, обеспечив решительный перелом к середине июля. Бактериологи их лабораторий № 11 и № 731 химических войск Квантунской армии заразили воды Халхин-Гола бациллами тифа, паратифа и дизентерии.

3 июля японцы захватили господствующую гору Баин-Цаган.

Июльские бои были для нас тяжелыми.

8 июля погиб командир 149-го стрелкового полка Иван Ремезов. 12 июля легендарный комбриг 11-й танковой бригады Михаил Павлович Яковлев, чей танк был подбит, поднял в атаку залегших пехотинцев и тоже погиб в рукопашной схватке. На его теле санитары насчитали семь ран, две из них — смертельные.

В целом в июле ни мы, ни японцы оснований для ликования не имели, хотя положение последних было лучшим — сказывался некоторый их перевес.

15 июля была образована 1-я армейская группа под командованием уже комкора Жукова. Приближался финал, но он оказался отнюдь не таким, как обещал генерал Огису Риппо иностранным корреспондентам, подвезенным японцами в район боев.

РИППО уверял в скорой победе европейцев. А самого Риппо уверял в том же Генрих Самойлович Люшков— фигура в маньчжурской ситуации любопытная…

1900-го года рождения, уроженец Одессы, сын портного, в 1916 году— конторщик, он сделал в советское время быструю и блестящую карьеру: в 1917 году— красногвардеец в Одессе, в 1919-м — начальник политотдела бригады, в 1924-м — начальник Проскуровского окружного отдела ГПУ, в 1930-м — начальник Секретно-политического отдела (СПО) ГПУ Украины…

18 августа 1931 года его переводят в Москву в центральный аппарат ОГПУ—НКВД, где он долгое время был заместителем начальника СПО Главного управления государственной безопасности НКВД СССР.

В первой половине тридцатых годов на протоколах допросов троцкистов часто стояла и его подпись.

31 июля 1937 года Люшкова назначают начальником Управления НКВД по Дальневосточному краю, и в том же году он избирается в депутаты Верховного Совета СССР.

Сочный полнощекий брюнет с завитой роскошной шевелюрой, с фатовскими усиками, он уже давно был предан одному лишь идеалу — самому себе. Такие легко «ловятся на крючок» и еще легче становятся предателями.

Стал им и Люшков. Подцепили его, похоже, русские белоэмигранты-контрразведчики. Во всяком случае, уже 1 мая 1938 года агенты бывшего подполковника русской армии Владимира «осьмина— колчаковского генерал-лейтенанта, с 1932 года сотрудничавшего с японцами, по совету Люшкова организовали распространение на первомайской демонстрации в Чите антисталинских листовок.